Читать онлайн «Средневековая педагогика в лицах и текстах». Страница 6

Теоретические тексты средневековья оказываются одновременно и чрезвычайно практическими. Учить мыслить — это значит учить жить, учить чувствовать — это значит воспитывать одухотворенность ежедневного поведения. Если сочинения античных авторов наполнены мно-гознанием, искрятся цитатами классиков, именами мифологических, легендарных и исторических персонажей, то с переходом к патристике и к раннесредневековым авторам количество цитации и упоминаний имен резко падает. Не многознание цель их наставления, цель обучения — многознание суетно, посюсторонне, оно отвлекает и часто увлекает на неверный путь. Это суетное любознайство, любопытство. Истинное же воспитание и обучение требуют любомудрия, неспешного и вдумчивого диалога с божественно устроенным миром, с самим Божеством.

Цель средневекового образования совсем иная. Парадоксально — научить прежде всего страху! Страх Божий есть начало того длинного пути, который ведет к Премудрости. Это страх того же рода, как тот, который мы испытываем, боясь досадить чем-либо горячо любимым людям, своим близким. Страх и любовь одновременно. К такому страху воспитанник идет длинным и тяжелым путем, начинающимся на кончике розги его первого учителя. Все средневековые педагоги считали необходимым организовывать первый этап обучения в большой строгости для дисциплинирования воли, уничтожения гордыни и приобретения опыта постижения, почитания и следования Господу.

Страх Божий очищает и преображает человека. Человек вспоминает вложенное в него Богом доброе начало. Он постоянно совлекает с себя «ветхого», т. е. плотского, человека, отрешась от страстей и порочных желаний и помыслов. Постепенно в процессе воспитания рождается «новый» человек, не обремененный низменным и темным.

Средневековая культура — культура символических соответствий и аналогий. Стройными цепочками сопоставлений пронизывалось все мироздание. И, конечно, это относится к представлениям о человеке.

Средневековая культура — культура символических соответствий и аналогий. Стройными цепочками сопоставлений пронизывалось все мироздание. И, конечно, это относится к представлениям о человеке — наисложнейшем и наивысшем существе этого мира, носящем в себе и всю «земную» вселенную, и образ Божий. Как микрокосм человек отражал макрокосм6 общего бытия и был с ним теснейшим образом связан во всех своих проявлениях, в том числе и в том, что называется ростом и воспитанием. Рост человека, степень и последовательность развития его качеств управлялись Господом с внешней стороны, посредством круговращения и развертывания этого мира как инструмента в руке Божией. Планеты, солнце и луна, времена года и смена дня и ночи, правильная последовательность в обучении и качества наставников, условия вскармливания ребенка и истинное содержание его образования, происхождение и человеческие качества родителей, жизненное окружение — все это (и многое другое) составляло неразрывный и органичный педагогический комплекс внешних воздействий, внешние условия воспитания.

Качества души и ее отношения с телом, роль в этом рассудка; способности ума к дисциплине, памяти — к тренировке, чувства — к сопереживанию, любви и страху; способность к аскетизации воли; способность вспоминать Божественное в самом себе — все это составляло внутренние условия средневекового христианского воспитания. На них также оказывал воздействие Бог — прежде всего через церковные наставления, молитву, проповедь, исповедь, покаяние и непосредственную связь.

Внешние факторы, определявшие направленность и характер средневекового образования, были, естественно, совсем другими, чем в наше время. Конечно, не настолько другими, чтобы выйти за рамки собственного воспитательно-образовательного комплекса, нет, они были другими по содержанию, но так же воздействовали на цели, идеалы, задачи, содержание, средства, методы и результаты воспитания и образования, определяя их "средневековость".

Одним из важнейших ориентиров было представление о цели и смысле жизни, о ее направленности. Это представление определяло и всю направленность как формального педагогического процесса, так и неформального воспитания и «стихийной», неорганизованной социализации.

Педагогический процесс (в широком смысле) определяло отношение к Богу — Создателю и Творцу всего сущего, Спасителю мира. Человек в течение всей жизни шел к Нему, к истинной христианской жизни, постоянно сражаясь с дьяволом, улавливающим грешника через его страсти, низменные стороны его существования. Человек может прийти к Богу в любой период своей жизни, и будет принят Им и прощен. Но никто не знает своего часа, и всякий должен быть готов к моменту призвания к престолу Всевышнего, чтобы встретить Его в состоянии душевного бодрствования и праведности. А потому воспитание должно начинаться с самых первых минут жизни ребенка (еще в утробе матери) и продолжаться всю его жизнь. Сила средневековой религиозной традиции — во всеобщей учительности.

На фоне такой учительности средневековой культуры образование — это не только овладение суммой знаний, "которые выработало человечество". Образование в средневековье — построение самого себя как образа Божия. Ученик не отстранен от предмета изучения, его воспитание и обучение слиты воедино, они проходят по божественным образцам. Изучая мир, его мельчайшие детали, он удивляется ему как храму Божиего творения. Истинное обучение — это ведение ребенка путем добра, осененным благодатью. Все науки и ремесла говорят о самих себе и в то же время совсем не о себе, а о целом. Низменное и злодейское, темное и дьявольское подстерегает тех, кто отходит от целого и увлекается суетными частностями, ведущими к пороку; и тех, кто самостоятельно, жалким человеческим разумом пытается изменить природу, материю и их бытие, т. е. посягает на божественно устроенную иерархию и законы вселенной.

В чем же состояло неразрывно связанное с воспитанием средневековое обучение и как оно достигалось? То, чему нужно учить, делилось как бы на два плана. Первый — то, что относилось к земному миру. Второй — то, что относилось к миру небесному. Истинен и бесспорен авторитет второго, но его трудно достичь (постичь) без прохождения (изучения) первого. Первый план составляли науки о земном, весь цикл светского образования, опиравшийся на семь свободных искусств и начинавшийся с чтения, а заканчивавшийся постижением философии. Земная мудрость — ступень к высшей, неземной мудрости неизреченного человеком Слова. В пределах второго плана царят богословие, теология, имеющие предметом своего изучения сверхсущее и сверхмыслимое. Но парадоксальным образом второй план пронизывает первый, он скрыт за каждым его проявлением. Есть арифметика небесного и грамматика Библии, Талмуда, Корана. Второй план постепенно просвечивает из глубины первого. При обучении практическому знанию постоянно подчеркивались наличие второго, запредельного плана, и ориентация на него как на конечную цель.

Средневековое обучение никогда не было обучением только словам — их собственному строю (чтению, письму, грамматике, риторике и др.), тому или иному умению и операциональному знанию (ремеслу, искусству, науке, логике, диалектике, философии…). Истинное, подлинное, предельное и высшее знание как цель обучения — не в словах, оно засловно, неизреченно, невыразимо. Прошедшему предварительный курс обучения оно открывается с помощью благодати, ниспосланной Господом. Изучаемое в обычных школьных курсах, будучи определенным образом направленным, способствует постижению непостижимого до конца Бога, которое имеет своим результатом обретение высшей мудрости.

Проблема роли и значимости слов, выразительности и обучаемости истинному знанию, выбора путей книжного или внекнижного (путем мистического озарения и чудесного соединения с Божеством) воспитания в христианской педагогике, как и в других педагогических системах, — одна из центральных. Западное христианство, наследуя традиции Отцов Церкви, признавало высокую роль словесно-книжного обучения. Слова приводят в индивидуальном сознании к пониманию внешнего мира и к актуализации идей, вложенных Творцом в человеческий разум изначально. Такова позиция, например, такого католического авторитета, как Аврелий Августин. Сакрализация образования проходила, особенно на латинском Западе, не без известной доли римского рационализма, выработанного еще античным логико-юридическим сознанием. Рационализм вторгался даже в святая святых — в церковное образование. В "Деяниях Карла Великого" Санктгалленского монаха (IX в.) подчеркивается степень учености того или иного персонажа. Основное значение изданного Карлом капитулярия о науках — внедрение в церковное образование и дальнейшее закрепление рационализма — через утверждение необходимости изучения наук. Бога хвалить нужно правильно, говорится там. Это не только душевное движение, но и юридическо-лингвистико-рационалистическое отношение. На Востоке, в православии, такого не было, по-видимому, из-за отсутствия схожего отношения к греческому языку, как на Западе — к латыни. Языком Библии и церковных служб на Западе стала именно латынь, поэтому и религиозное образование имело языковедческий характер. Уже только поэтому оно требовало изучения ряда светских наук, стимулируя неизбежную рациональность в обучении. Несовместимые категории соединились в рациональном богопознании, особенно развившемся в Высокое средневековье, в эпоху схоластического образа мышления (правда, соседствовавшего с мистическим: рациональное и иррациональное в обучении — двуликий Янус средневековой педагогики). Конечно, рациональность средневековья — это не современная и даже не декартовская рациональность. Но все же в условиях своей эпохи католическая педагогическая традиция представляла собою по преимуществу рационализированный вариант средневекового типа воспитания и обучения. Раннесредневековый наставник советует и ученикам и учителям: "Там, где это возможно, соединяй веру с разумом".