Читать онлайн «Средневековая педагогика в лицах и текстах». Страница 37

Но авторы трактатов, люди прежде всего ученые, ставят на первое место религиозное воспитание. Для них оно — залог всего остального. Подлинную христианскую веру считают основой нравственности. Безнравственность и отступничество от христианства являются двумя сторонами одной медали. Для рыцаря слава святого несопоставима даже с воинской славой.

Сохранение сильной религиозной основы естественно. Позже появятся и иные сочинения, цель которых — не воспитание рыцаря, а лишь его обучение. Таковы наставления в верховой езде, советы по соколиной охоте и др. Педагогические же трактаты наделяют идеальный образ рыцаря и иными добродетелями. Хорошее обучение, жесткая дисциплина с возможными телесными наказаниями, справедливость должны обеспечить воспитание в ребенке двух основных, необходимых рыцарю черт: готовности к мученичеству за веру, в чем сказались, кроме всего прочего, и времена крестовых походов, и щедрости — традиционной, выросшей из язычества, добродетели богатых. Временами высказываются гораздо более мягкие взгляды на обучение и его методы. Принуждение может быть применено при отказе от занятий, но телесные наказания — в крайнем случае. Главная форма общения с ребенком — убеждение, предоставление ему возможности самому размышлять над сказанным. Сомнение не должно быть чуждым ни ученику, ни учителю.

Пожалуй, вопрос об источниках и средствах информации, поступающей к ученику, — один из важнейших при выяснении характера и сущности обучения. И первое, с чем сталкиваемся мы на страницах трактатов, в иконографическом материале, — книга, Книга с большой буквы. Книга как духовная ценность, ибо она содержит в себе знание; предмет, ценный в прямом смысле слова (сколько их передают в дар благочестивые верующие в качестве дорогого вклада монастырям и храмам); наконец, как предмет, ценный своей уникальностью, ибо ни одна рукописная книга не повторяла другую. И в этом смысле средневековая книга — квинтэссенция средневековой цивилизации, где, несмотря на канон, и внутри канона было принципиально невозможно тиражирование ценностей. Отсутствие тиражирования было немаловажным условием воспитания и обучения.

В XII в. книги выходят за пределы монастырских скрипториев — растущие потребности города вызывают к жизни городские мастерские по переписке рукописей. С XIV столетия непременный пергамен стали заменять бумагой, что еще больше удешевило и ускорило изготовление книги. В результате в сознании человека того времени относительно возрастает ценность содержания книги. Показателем этого может служить, с одной стороны, уменьшение количества вкладов книгами, а с другой — создание не только монастырских, церковных, но и университетских библиотек, книжных собраний у королей, знати, горожан110.

Наряду с книгой продолжали существовать многочисленные способы передачи и сохранения информации устного типа. Это прежде всего фольклор, проникновение которого мы чувствуем даже в ученой литературе. Таковы записи легенд, вставки «бродячих» и сказочных сюжетов в хроники, появление назидательных новелл. Нередко в устной форме передавались и школьные знания — в результате заучивания школярами, потом учителями грамматических упражнений. Да и университетские занятия принимали порой форму лекций нашего типа.

Тем не менее, видимо, надо признать, что XII–XIV вв. — время преобладания книжной информации в школьном и университетском обучении. Монах в келье, склонившийся над книгой, школяры, разбирающие текст по книге, хор, поющий по нотам, — постоянные мотивы средневековой миниатюры. А это означало большую стабильность обучения, снижение — относительное — его вариативности. Только с XIV в., пожалуй, можно говорить о сдвигах в этом направлении.

XIV и XV вв. ощутили новое веяние во всем, в том числе и в педагогике. Появились новые концепции воспитания и обучения, в начале XIV в. особенно ярко и открыто высказанные каталонским мыслителем Раймундом Луллием. В трактате "Об обучении мальчиков" Луллий писал о необходимости изучения национального языка (требование, особенно характерное для Пиренеев того времени), ведения спартанского образа жизни, обучения какому-либо ремеслу независимо от происхождения, а также воспитания благочестивых нравов и напряженной любви к Богу.

Итак, высокое средневековье раскинуло перед нами множество вариантов обучения, равно как и множество идеальных конечных целей и путей их достижения. Можно говорить о существовании разных уровней педагогики:

практическая подготовка к вхождению в жизнь в разных сословиях, имевшая, можно сказать, вечные традиции и лишь с какого-то момента осознанная и выраженная в литературе;

обучение и воспитание (и более всего воспитание) души во имя осуществления высшей цели спасения;

обучение наукам, т. е. получение знаний и информации, что наиболее близко к современному пониманию образования, генетически восходящего к обучению в средневековых школах и университетах. Но и это многообразие остается в рамках единой педагогической традиции.

При всех различиях в школах и течениях неизменным оставалось внимание к духовной сущности человека. "Не хлебом единым" — эти слова могли бы стать эпиграфом к антологии.

Есть и другая черта средневековой педагогики, которая привлекает всегда, а сегодня — особенно: ее обращенность ко всем — к любому. Облеченная в якобы безлично-нейтральные формулировки, она готова прийти на помощь каждому: молодому и старому, праведнику и грешнику, сильному и слабому духом. Любить не человечество, но человека — благородная задача, не каждому она по плечу, — в этом наставляют средневековые учителя.

О.И. Варьяш

Храбан (Рабан) Мавр Магненций, франкский теолог и писатель, родился в Майнце. Его отец Нитхард, из древнего и знатного рода Магненциев, богатый и влиятельный человек, значительную часть жизни провел на государственной военной службе. Мать Альдегунда, по свидетельствам современников, "добропорядочнейшая женщина", стремилась привить сыну с самых ранних лет жажду знаний и любовь к Богу. Когда Храбану было около 9 лет, он по настоянию матери становится монахом ордена бенедиктинцев в монастыре Фульды. С первых же лет пребывания в монастыре Храбан проявил большой интерес, способности и усердие к занятиям науками. В 801 г. он становится дьяконом, а в 802 или 806 г. его вместе с двумя другими монахами посылают в Тур, к известному теологу и педагогу Алкуину, где он проводит в учении 6 лет. По возвращении в Фульдский монастырь Храбан получает новое назначение — ему поручают возглавить монастырскую школу.

Руководя школой и ведя занятия с учениками, Храбан стремится на практике применить те приемы преподавания, которые он постиг в общении с Алкуином. Главные из них — постепенность и многовариантность обучения. Начав с преподавания грамматики, Храбан затем переходит к риторике и другим сложным дисциплинам. Он учитывает разный возраст своих учеников, их неодинаковые способности и наклонности. Большое внимание уделялось в его школе изучению языков: овладение всеми глубинами и тонкостями родного немецкого языка (ученики должны были выражать свои мысли не только прозой, но и стихами) дополнялось изучением латыни, знание которой было необходимо для чтения научных трудов по философии и теологии, без чего Храбан не мыслил серьезных занятий этими науками; преподавался и греческий язык, в котором Храбан видел неиссякаемый источник ученой латыни и знание которого очень высоко ценил. Он был первым, кто ввел во Франкском королевстве обучение греческому языку. Слава о школе Фульдского монастыря разносится по всей Германии; число учеников неуклонно растет; среди них — не только аббаты и монахи из разных монастырей, но и дети знатных людей того времени. Многие из тех, кто учились в школе Храбана Мавра, стали впоследствии известными учеными-богословами.

К литературному творчеству Храбан Мавр впервые обратился в 818 г., на тридцатом году жизни (по другим источникам — в 815 г.), после пяти лет преподавания в школе Фульдского монастыря, и впоследствии не прерывал литературных занятий в течение всей своей жизни. Темы его сочинений навеяны по преимуществу преподавательской деятельностью, ощущаемым им в себе самом даром просветительства и воспитания, желанием поделиться со своими читателями глубинами теологических знаний, которых ему удалось достичь. Среди его трудов — множество комментариев к книгам Ветхого и Нового Завета, жизнеописания святых (мартирологи), описания церковной и монастырской жизни, проповеди, морализаторские сочинения. Наряду с теологическими сочинениями он оставил также труды по различным отраслям знаний: "Книга о грамматике", "Сочинение о Вселенной", "Об изобретении языков", "О стихосложении" и т. д.