Читать онлайн «Трансперсональная психология». Страница 16

Сначала хонгос вызвали у Лири легкую тошноту, у него начало чесаться лицо, потом наступили минуты галлюцинационных видений — как у Олдоса Хаксли, который ранее исследовал это удивительное состояние. Перед его глазами поплыли постоянно меняющиеся образы.

«Мозаика плывущего цвета: изумрудов из Музо, бирманских рубинов, цейлонских сапфиров.

Мозаика, сияющая изнутри, ярко горящая, подвижная, изменчивая.

Сотни тварей, инкрустированные драгоценности…»[73]

Он вдруг начал ощущать природу собственной жизненной силы, кровообращение, пульсирующие артерии. Его ошеломило органическое основание всякой креативности. Его тело вмещало в себя миллиарды вселенных, его ткань как будто содержала тайну жизни и энергии.

Лири наблюдал движение вселенной на атомном и субатомном уровнях. Ограниченное воображение осталось гдето далеко позади. Он наблюдал волны, движение энергии и формы в их наиболее элементарных, основных проявлениях. Это должно было казаться чем-то необыкновенным. По своей сути это был религиозный опыт. «Я вернулся как будто другим человеком. Если хоть на мгновение увидеть ядерный тоннель времени, никогда уже не будешь таким, как прежде»[74].

После этого первого эксперимента Лири и его друзья начали систематические исследования внутреннего пространства. Лири был уверен, что начинается новый этап в развитии человеческой мысли: поиск более широкого сознания. Прорицатели существовали и раньше, но это были лишь единицы. Теперь это может вылиться в целое движение. Прежде лишь провидцы и мистики могли указывать путь: «Мы были уверены, что мы не одиноки. Поиск внутренней свободы, эликсира жизни, проблески осознания собственного бессмертия — все это не было новым. Мы были частью древнего и уважаемого братства, которое шло этой дорогой с самого начала писанной истории. Мы начали читать свидетельства всех путешественников прошлого: Данте, Гессе, Рене Домаля, Толкиена, Гомера, Блейка, Георга Фокса, Сведенборга, Босха, — и исследователей Востока: тантристов, суфиев, гностиков, герметиков, шиваистов, садхаков… нет, мы были не одиноки»[75].

Осенью и зимой 1960 г. большую часть свободного времени Лири провел, изучая галлюциногенные свойства грибов. Кроме того, он ежедневно, как и прежде, преподавал клиническую психологию на последипломных курсах в Гарварде.

Одним из его студентов был Ральф Метцнер, человек, который — как некоторое время казалось Лири — имел академические наклонности и напоминал «башню из слоновой кости», хотя и проявлял в своей работе блестящий ум. Он выразил желание экспериментировать с псилобицином — психоделическим средством, синтезированным из грибов Psilocibe mexicana, — и хотел исследовать его влияние на заключенных. Он считал, что это исследование может изменить их жизнь. Конечно, никоим образом нельзя было предвидеть ни реакцию заключенных, ни реакцию охраны, но эти исследования могли бы привести к новым методам интеграции и ресоциализации.

Так началась серия психоделических исследований в тюрьме. Сначала они не приносили никакого результата. Лири вспоминал, что однажды он с раздражением смогрел на одного польского растратчика. «Кто-то поставил пластинку с джазовой музыкой, это сняло напряжение, и все расслабились». Однако такое настроение не было доминирующим. Позднее Лири впоминал: «Были взлеты и падения, экстаз и ужас». Исследования продолжались. Некоторые заключенные могли по пропускам покидать тюрьму. Успокоенные и изменившиеся, они все же, как признается Лири, не могли преодолеть давление общества. Однако тюрьма и ее психиатрическое отделение стали своего рода «духовным центром». Это был шаг в направлении нового понимания.

Исследования в тюрьме пробудили у Лири чувство братства. Ему удалось, хотя это было и нелегко, найти взаимопонимание с людьми совсем другого склада. Псилобицин снял ограничения ролей психотерапевта-заключенного-охранника, и теперь они были «всеми людьми в одном: центром семени, пульсирующего уже два миллиарда лет». Однако результаты лечения не были продолжительными.

«Когда время остановилось, — пишет Лири, — мы вернулись в свои прежние костюмы и к своим привычным ролям. Мы еще не были готовы воплотить наше открытие в жизнь.»

Наступление нового этапа в этом движении связавается с эксцентричным англичанином Майклом Холлингсхедом. Он был писателем и практиковал йогу. Его романы были наполовину автобиографичны. Он тоже интересовался психоделическими средствами. Кроме того, он сам употреблял ЛСД — сильнейшее галлюциногенное средство, особенно в больших дозах, — и склонял Лири делать то же самое. Вначале Лири воздерживался. ЛСД было химическим средством, которое получали путем синтеза в лаборатории, а употребление грибов было естественным и как бы оправданным: они росли в земле, и ацтеки считали их священными.

Холлингсхед не соглашался с этим, утверждая, что ЛСД имеет огромное «религиозное» значение, не сравнимое с ролью грибов. И Лири сдался. В ноябре 1961 года он вместе с несколькими своими друзьями и Холлингсхедом принял дозу ЛСД. Он снова попал в вихрь меняющихся образов и форм. В минуты рефлексии он стал размышлять над своей ролью отца. Разве его существование не было сплошным лицемерием, принявшим рутинную форму родительского самопожертвования? Неожиданно ему показалось, что его окружают фальшь и смерть. Что же в этом хаосе можно считать реальностью! Он начал размышлять над структурами и моделями общества: обработка земли, города, поезда, миграции людей, моральные нормы, наконец, законы, как основа существования, — все это казалось иллюзорным. Все это было лишь творением человека, лишь эпизодами его существования, а вовсе не его источником. Теперь Лири начал углубляться в себя, минуя структуры — в чистую энергию: «… не существовало ничего, кроме вибрации, а каждая иллюзорная форма была лишь другой частотой». Его ощущения, казалось, сужались до первоначальных ступеней, но затем, когда действие наркотика стало проходить, он ощутил огромную утрату. Он находился в самом эпицентре энергии. Он спрашивал: «Почему мы этого лишились? Зачем мы вернулись… в эти ограниченные кожей тела, к этим тривиальным, ограниченным мыслям?»

Лири достиг уровня сознания, который, казалось, впервые очерчивал смысл реальности и существования. До этого он никогда не достигал такого уровня сознания. Никогда не доходил до сути. Почему это не может быть более доступным?

С этого времени Лири активно исследует другие галлюциногенные вещества, способные приводить к таким состояниям. Вместе с коллегой Ричардом Олпертом он принял DMT. Результатами своих опытов Лири поделился с Аланом Уоттсом, а также с Вильямом Берроузом, который детально описал последствия употребления yageв южноамериканских джунглях. Лири начал размышлять над тем, имели ли видения древних мистиков и ясновидцев биохимическую основу. Входил ли он в те самые психические пространства, в которых прежде него находились Якоб Беме, Уильям Блейк и святой Хуан де ла Крус? Тем временем, определенные выводы пришли из совершенно неожиданного источника.

Так же, как и эксперименты, проведенные в тюрьме по инициативе Ральфа Метцнера, новые события произошли благодаря энтузиазму студента из Гарварда. Этим студентом был Вальтер Панке, молодой энтузиаст, по образованию врач и теолог, который в это время работал над диссертацией по философии религии. Панке хотел получить визуальный опыт в контролируемом эксперименте. Он хотел собрать в церкви двести студентов-теологов, половина из которых приняла бы псилобицин, а другая половина выполняла бы функции «контрольной группы». Эксперимент должен был сопровождаться органной музыкой, молитвами и проповедями — то есть всеми элементами протестантского богослужения. Панке хотел проверить, произойдет ли у кого-нибудь из участников эксперимента расширение сознания в трансцендентальном, мистическом направлении.

Лири считал намерения Панке скандальными, но студент настаивал: в конце концов, он был врачом и имел право проводить психиатрические исследования, зная, что сумеет вовремя исключить людей с психотическими наклонностями. Кроме того, желающие принимать участие в эксперименте были бы тщательно отобраны, эксперимент мог бы проходить в присутствии доктора Уолтера Хьюстона Кларка, а также приглашенного теолога и декана Говарда Термана из Бостонского университета.

Исходным пунктом для Панке был перечень общих свойств, характерных для мистического переживания, который составил У. Т. Стейс, известный ученый, специалист в области сравнительного религиоведения. Эти атрибуты и свойства были сгруппированы в девять основных классов, которые представляют наиболее часто отмечаемые аспекты мистического переживания:

Единство. Как внутреннее, так и с окружающим миром. Глубокое чувство единства.