Читать онлайн «Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв.». Страница 30

Содержание Сказания в полной мере отражает его заголовок (по списку Вол., № 632): «Месяца августа 26 день. Повесть на стретение чюдотворнаго образа Пречистыя Владычица нашея Богородица и Приснодевы Мариа, его же написа богогласный еуангелистъ Лука, самовидно зря на истинную Богородицю при животе Ея; и како божественая та икона бысть в Рустей земли: первое во граде Киеве и в Вышеграде, преславно в церкви на воздусе являяся; како преиде во град Владимерь и отнеле же нарецашеся икона Владимерьская; и ея же ради вины прииде въ боголюбивый царствующий град Москву и паче надежда сугубо чюдесно избавление намъ содеа от нахождениа безбожнаго и зловернаго царя Темирь Аксака; и о составлении манастыря, иде же сретоша той пречистый Богоматери образъ».

Из Степенной книги Сказание о Владимирской иконе Богоматери перешло в Лицевой летописный свод Ивана Грозного[207], составленный в 1568—1576 гг.[208] В составе Лицевого свода Сказание о Владимирской иконе подверглось правке и дополнениям по источникам, которые были использованы в других частях Свода, — Никоновской и Воскресенской летописям[209].

Списки Сказания о Владимирской иконе до сих пор не систематизированы, история памятника нуждается в дальнейшем изучении.

В середине XVI в. возникла Проложная редакция Повести о Темир–Аксаке: в основу был положен список Второй Пахомиевской редакции 1–го вида извода А типа Соф., № 1424[210]. Текст значительно сокращен (главным образом, за счет исключения молитв) и переделан для чтения в Прологе, куда обычно и включался под 26 августа. Обращает на себя внимание ошибка, которую допустил редактор: приход Владимирской иконы в Москву отнесен к 15 августа (в то время как на самом деле 15 августа икона только еще покинула Владимир). Приведем заглавие по Прологу РНБ, Собр. Н. М. Михайловского, F.223 (л. 438): «В той же день Стрѣтение иконы Владимирскиа Пресвятыа Владычицы нашеа Богородица, иже на Москве, и о побежении злаго и безбожнаго царя Темир Аксака Татарскаго».

Укажем древнейшие списки:

1) РНБ, Собр. Н. М. Михайловского, F.223 (л. 438—440) — 60–е годы XVI в. Филигрань: Щит с тремя башнями — Брике, № 2335 (1564— 1571 гг.).

2) ГИМ, Музейское собр., № 398 (л. 533—542 об.) — 1568 г.

3) ГИМ, Синодальное собр., № 241 (л. 999—1001) — около 1628 г. Филигрань: Гербовый щит с лилией под короной, под щитом литеры МР — Дианова и Костюхина, № 932 (1626 г.). По нижнему полю первых листов запись 14 ноября 1628 г. иеродиакона Чудова монастыря Евфимия Вязмитина о вкладе рукописи в Чудов монастырь. Очевидно, Пролог был переписан по заказу Евфимия Вязмитина для вклада в Чудов монастырь около 1628 г. Вся рукопись (в том числе и статья 26 августа) правлена киноварными чернилами — для подготовки к изданию Пролога 1643 г. — и явилась его типографским оригиналом[211].

Первое печатное издание мартовской половины Пролога осуществлено на Московском Печатном дворе 6 декабря 1643 г. Повесть о Темир–Аксаке помещена под 26 августа (л. 848—849 об.) и имеет заглавие: «В той же день празднуемъ Срѣтению иконы Пресвятыя Богородицы, нарицаемыя Владимерския».

Имеется список РГБ, ф. 37, № 162 (л. 95 об. — 98), конца XVII в. — переработанная копия с издания 1643 г.

Второе издание мартовской половины Пролога закончено 1 марта 1660 г. Текст Повести о Темир–Аксаке под 26 августа (С. 1770—1773) отличается от первого издания лишь стилистической правкой.

Третье издание мартовской половины Пролога осуществлено 17 марта 1662 г. Статья о Сретении Владимирской иконы под 26 августа (л. 445 об. — 447 об.) отличается от предыдущего издания лишь стилистическими изменениями.

Четвертое издание мартовской половины Пролога закончено в январе 1677 г. Статья о Сретении Владимирской иконы (л. 691—692 об.) отличается от предыдущего издания минимальной правкой. Копиями издания 1677 г. являются списки: 1) РГБ, ф. 37, № 404 (л. 160—161) — XVIII в.; 2) РГБ, ф. 344, № 38 (л. 44—45 об.) — XVIII в.

В сборнике ГИМ, Синодальное собр., № 542, принадлежавшем Симеону Полоцкому[212], на л. 1—10 об. переписана Проложная статья о Сретении Владимирской иконы Богоматери (копия издания 1643 г.). Бумага со знаком Щита под лилией, под щитом лигатура из букв WR — Дианова и Костюхина, № 1068 (1675 г.). Текст правлен киноварными чернилами явно рукой правщика Московского Печатного двора, причем правка производилась по изданию Пролога 1677 г. и по еще какому–то списку. После этого текст статьи набело переписан в том же сборнике на л. 63—66. Следует заметить, что Сказание о Владимирской иконе, помещенное в сборнике на л. 15—62 об., также отредактировано рукой отмеченного правщика, а затем Симеоном Полоцким, после чего получившийся черновой вариант переписан набело на л. 68—112.

Литературное переложение Повести о Темир–Аксаке в редакции Степенной книги в соединении с известиями Проложной статьи помещено в августовской Минее Димитрия Ростовского[213]. В конце рассказа имеется отсылка: «Зри в Прологу». Как известно, Димитрий Ростовский пользовался изданием Пролога 1685 г. (в Отделе редких книг РГБ хранится экземпляр Пролога издания 1685 г. (инв. № 1287, 1290) с собственноручной записью Димитрия Ростовского)[214].

Как памятники идеологии и политической мысли агиографические произведения не получили еще должной оценки. Но в формировании Российской государственной идеологии роль агиографии, как и других сочинений церковных писателей, является ведущей. В зависимости от исторических условий можно выделить три этапа становления концепции Московского царства. На первом этапе, охватывающем почти весь XIV век, усилия московских идеологов были направлены на оправдание политики местных князей и возвеличение Москвы, как первого среди русских городов. Второй этап, который начался по существу в конце XIV в. и продолжался до середины XV в., характеризуется известным «противостоянием» Москвы и Константинополя, складыванием воззрений о «Русском царстве» и непреодолимым стремлением к автокефалии Русской церкви. На третьем этапе (середина XV — третья четверть XVI в.) на базе успехов централизаторской политики создается в целом виде концепция Московского царства: Москва понимается как центр православного христианства, как «новый град Константина», следовательно — как новый «Иерусалим», новый «Рим», новый «Сион»; московские правители озабочены поисками «римских» корней в своей генеалогии — для повышения международного престижа царской династии. Выход был найден: московские Рюриковичи через мифического Пруса возвели свое родословие к Римскому кесарю Августу, а не оставшиеся в долгу князья Суздальские через исторического варяга Шимона протянули родословное древо к Римскому кесарю Клавдию. В области церковной политики важнейшими представляются два фактора: слежение за чистотой веры и обоснование тезиса, что Русская земля находится под покровительством Божественных сил и становится средоточием святынь вселенского масштаба. Венцом Московских идеологических предприятий следует признать Степенную книгу царского родословия и Лицевой свод Ивана Грозного.

Источники по ранней московской идеологии немногочисленны. Летописей XIV в. не сохранилось, древнейшая московская летопись — Троицкая — относится к началу XV в. и доводит изложение до 1408 г. Но из текста памятника можно понять, что летописные записи велись в Москве на протяжении почти всего XIV и начала XV в. Здесь подробно представлена семейная великокняжеская хроника, описаны храмовое и городское строительство, пожары, эпидемии, погодные катаклизмы, нападения врагов, события внутренней городской жизни. Москва в XIV веке становится местом пребывания великих князей Владимирских и митрополичьего двора, центром общерусской религиозной жизни и столицей складывающегося единого государства. Поэтому кругозор летописцев не ограничивается историей Московского княжества, их интересуют события светские и церковные в общерусском масштабе, а также политические коллизии в Византии, Золотой Орде и Великом княжестве Литовском.

Местом ведения древнейших летописных записей в Москве со всей определенностью может быть назван Кремлевский Спасский монастырь — придворная обитель Московских великих князей. Об этом свидетельствует исключительное внимание к монастырю Спаса на Бору, зафиксированное на страницах Троицкой летописи: под 1330 г. подробно рассказывается об основании монастыря, об особой любви к нему Ивана Калиты, упоминается имя первого архимандрита (Ивана), за судьбой которого летописец продолжает следить и далее (после поставления на Ростовскую епископию); под 1331 г. читается известие о смерти великой княгини Елены и погребении ее в церкви Спаса; под 1345 г. сообщается о смерти великой княгини Анастасии, ее захоронении в церкви Спаса, о росписи храма «казною и велением» княгини (работы были закончены в 1346 г.); под 1350 г. — об окончании строительства придела у церкви Спаса; под 1356 г. — о смерти Ростовского епископа Ивана, причем добавлено, «что был преже архимандрит у святого Спаса на Москве»; под 1364 г. — о смерти великой княгини Александры и ее захоронении в Спасском монастыре; под 1378 г. рассказывается о судьбе великокняжеского духовника и печатника Михаила–Митяя, ставшего за два года до этого и архимандритом Спасского монастыря, после того как прежний архмандрит Иван Непеица оставил свой пост по старости; под 1379 г. упоминается уже новый печатник Дорофей, а в свите Митяя называется Спасский диакон Григорий; под 1382 г. сообщается об убиении Спасского архимандрита Семена при взятии Москвы Тохтамышем; под 1387 г. отмечена смерть князя Федора Фоминского и погребение его в Спасском монастыре; под 1388 г. в свите митрополита Пимина упоминается Спасский архимандрит Сергий; под 1393 г. помещено известие о смерти сына великого князя — Ивана и его захоронении в церкви Спаса; под 1396 г. — о смерти Пермского епископа Стефана и захоронении его в церкви Спаса; под 1399 г. — о смерти великой княгини Марии и ее захоронении в Спасском монастыре; в 1404 г. митрополит Киприан поставил Спасского архимандрита Феодосия наместником в Киеве; под 1405 г. отмечена смерть архимандрита Дорофея печатника, о котором добавлено «добрый наш старец»[215]. Следовательно, уже с XIV в. складывается традиция, когда духовником великого князя являлся архимандрит (или кто–то из старцев) Спасского монастыря, совмещавший в своем лице одновременно и должность великокняжеского печатника (и заведующего архивом!). Традиция сохраняется и в XV веке: духовным отцом Василия Темного являлся Спасский архимандрит Трифон, духовниками Ивана III были Спасский архимандрит Вассиан и старец–печатник Дементий, со слов которого записан известный рассказ о «наречении» родившегося в 1415 г. Василия II неким старцем–духовником из Спасского монастыря[216].