Читать онлайн «Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв.». Страница 10

Царь же, озлобивыи его, царьство напрасно погуби. Макарии же, иже от него поставленыи, судом Божиимъ сборнѣ измѣтается и извержению, яко злославенъ, и заточению преданъ бывает. На том же убо сборѣ и азъ со иными святители бых, в том же свитьцѣ изьвержениа его подписах.

Пребых же убо въ оное время въ Константинѣградѣ тринадесять мѣсяць, ни бо ми мощно бяше изыти, велику неустроению и нужы належащы тогда на Царьствующыи градъ. Море убо латиною дръжымое, земля же и суша обладаема безбожными туркы. И в таком убо затворѣ сущу ми, болѣзни неудобьстерпимыи нападоша на мя, яко елѣ ми жыву бы[90] быти. Но едва в себѣ преидох, и призывах на помощь святаго святителя Петра, глаголя сице: «Рабе Божии и угодниче Спасовъ! Вѣмъ, яко дръзно вение велико имѣеши къ Богу и можеши напаствуемым и болным помощы, идѣ же аще хощеши. И аще убо угодно есть тебѣ твоего ми престола доити и гробу твоему поклонитися, даи же помощь и болѣзни облегчание». Вѣруите же ми, яко от оного часа болѣзни оны нестерпимыа престаша, и в малѣх днехъ Царьствующаго[91] града изыдох и, Божыимъ поспѣшениемъ и угодника Его, приидох и поклонихся гробу его чюдотворивому. Внегда убо приятъ нас радостию и честию великою благовѣрныи великыи князь всея Руси Дмитреи, сынъ великаго[92] князя Иоана, внука Александрова.

Такова убо великаго сего святителя и чюдотворца исправлениа, сицевы того труды и поты, ими же измлада и от самыя уности Богу угоди, их же ради и Богъ того прослави, въздарие ему даровавъ. Се тебѣ от насъ слово похвално, елико по силѣ нашеи грубои, изрядныи въ святителех, о них же потеклъ еси, яко безътруденъ апостолъ, о стадѣ порученомъ ти словесных овцах Христовыхъ, их же своею кровию искупи, конечным милосердием и благостию. И ты убо сице вѣру сблюде, по великому апостолу, и течение свершы, яснѣише наслаждаешыся невечерняго Троичьнаго свѣта, яко, небесная мудръствовавъ, възлетѣ благоуправленъ. Нас же, молимъ тя, назираи и управляи свыше. Вѣси бо, колику тяжесть имать жытие се, в том бо и ты нѣкогда трудился еси. Но убо поне же тебе предстателя Руская земля стяжа, славныи же град Москва честныа твоя мощы, яко же нѣкое скровище, честъно съблюдает, и яко же тебѣ жыву, на всякъ день православнии свѣтлии нашы князи с теплою вѣрою покланаются и благословение приемлют съ всѣми православными, вздающе хвалу Живоначалнои Троици, Ею же буди всѣм нам получити о самом Христѣ, о Господѣ нашем, Ему[93] же подобает слава, честь и держава съ безначалным Отцем, Всесвятым благымъ жывотворящим Духом нынѣ и в бесконечныя вѣкы, аминь.

За молитовъ святаго отця Петра, новаго чюдотворця, Господи Исус Христе, Сыне Божии, помилуи мя грѣшника.

Уже в XV в. Житие митрополита Алексия существовало в двух видах — Кратком и Пространном. Пространная редакция составлена Пахомием Логофетом в 1459 г.[94], Краткую редакцию (которую представляли по тексту Воскресенской летописи) предположительно атрибутировали Пермскому епископу Питириму и датировали серединой XV в. (во всяком случае, не позже 1483 г. — года заложения новой трапезной Чудова монастыря)[95]. Когда выяснилось, что в Воскресенской летописи использован Московский свод 1479 г., уже содержавший Краткую редакцию Жития Алексия, то проблема возникновения Краткой редакции Жития Алексия свелась к исследованию источников Московского свода. Без колебаний можно считать, что источником Свода 1479 г., имевшим в своем составе Житие Алексия, являлась так называемая Троицкая летопись 1408 г. Вывод подкрепляют Рогожский летописец и Симеоновская летопись, отразившие Тверскую обработку 1412 г. Троицкой летописи[96]: в обоих памятниках читается Краткая редакция Жития Алексия. Но если Житие митрополита Алексия читалось в Троицкой летописи начала XV в., то оказываются неверными предположения Макария и В. О. Ключевского о датировке Краткой редакции серединой XV в., а также отпадает версия об авторстве Питирима.

Вместе с тем, в Рогожском–Симеоновской и в Московском своде 1479 г. представлены два вида Краткой редакции Жития Алексия. Древнейший вид читается в Рогожском летописце и Симеоновской летописи. В Московском своде[97] имеются две явные вставки: одна — от слов «граду Владимерю декабря 6» до слов «царь и патриярх стваряют волю их», другая — от слов «отходит житья сего мѣсяца марта в 11» до слов «епископ Алексий отходит ко Царюгороду»[98]. Вставные тексты заимствованы из Троицкой летописи под 6861 и 6862 г.[99] Поздний характер еще одного текста («лежит честное его тело цело и нетленно, всеми видимо, исцеления многа и различна подава безпрестанно всем приходящим с верою»)[100] очевиден тем, что подобное можно было написать только после обретения мощей митрополита Алексия в 1431 г. По сравнению с Рогожским летописцем добавлено о происхождении родителей митрополита из черниговских бояр и о их переселении из Чернигова в Москву — этим сведениям составитель обязан знакомству с Пахомиевской редакцией Жития Алексия. Надо сказать, что обработка текста Жития Алексия в составе московского летописного памятника принадлежит опытному агиографу, а если учесть, что Пахомий Логофет принимал участие в составлении летописи (ср. Повесть об убиении Батыя), то можно предположить его авторство в создании варианта Краткой редакции Жития Алексия, читающегося в Московском своде 1479 г.

Отмеченные характерные детали текста Московского свода 1479 г. проявляются и в Ермолинской летописи, где изложение, правда, сокращено. А. Н. Насонов в свое время высказал гипотезу, что в основе Московского свода 1479 г. и Ермолинской летописи лежит общий источник — митрополичий свод, составленный в 1464—1472 гг.[101] Выводы А. Н. Насонова впоследствии были пересмотрены: протограф Московского свода 1479 г. и Ермолинской летописи точнее оценен как великокняжеский летописец; Московскому своду 1479 г. предшествовал более ранний памятник — Свод 1477 г.; составители оригинала Ермолинской летописи пользовались не только протографом Московского свода 1479 г., но и его источниками (Киевской, Софийской I и Троицкой летописями), дополнительно — Сокращенным сводом 1472 г. В таком случае создание оригинала Ермолинской летописи хронологически сближается с формированием протографа Ермолинской — Московского свода, под которым я и понимаю Свод 1477 г.[102] Итоговый вывод сводится к следующему: переработанный вариант Краткой редакции Жития Алексия появился в Московском великокняжеском своде 1477 г., и к его созданию, по–видимому, причастен Пахомий Логофет.

Древнейший вид Краткой редакции Жития Алексия, таким образом, читался в сгоревшей Троицкой летописи. Троицкая летопись, доводившая изложение до 1408 г., составлена была в 1412—1414 гг.; ее автором, как я старался показать, являлся выдающийся церковный писатель и историк Древней Руси Епифаний Премудрый[103]. В частности, и сам рассказ об Алексии имеет параллели в сочинениях Епифания и в то же время тесно связан с другими текстами в составе Троицкой летописи[104].

Древнейший вид Краткой редакции Жития Алексия лучше передан в Рогожском летописце, как более старшем[105]; кроме того, следует учитывать, что Тверская переработка 1412 г. Троицкой летописи представлена в Симеоновской летописи в соединении с Московским сводом 1479 г., откуда могли быть заимствованы некоторые чтения (например, замечание о том, что родители митрополита Алексия происходили от «бояр литовскых»). Текст памятника в составе Рогожского летописца издан Н. П. Лихачевым в общем удовлетворительно, хотя орфография списка модернизирована, текст в ряде случаев поправлен без оговорок; из очевидных ошибок отмечу только следующие: вместо читающихся в рукописи «поставляя епископы и священикы» (л. 325) в издании — «оставляя пепископы и священникы»[106].

Датировка сборника, в состав которого входит Рогожский летописец, длительное время вызывала споры. Н. П. Лихачев на основе анализа водяных знаков (правда, не всех листов, а лишь тех, на которых «знак более или менее заметен») пришел к выводу о написании сборника в 40–х годах XV в.[107] Н. П. Попов отнес почерки основной части сборника к концу XV в. (а при допущении архаичности почерков, даже к первой четверти XVI в.)[108]. Более правильным представляется мнение Н. П. Лихачева: сравнение с рукописями второй четверти XV в. убеждает, что почерки Рогожского сборника вполне укладываются в это время. Согласился с заключением Н. П. Лихачева также В. А. Кучкин (но только в отношении Рогожского летописца, который датирован им концом 40–х годов XV в.)[109]. По предположению Я. С. Лурье, Рогожский летописец составлен не ранее 50–х годов XV в. (времени пребывания Дмитрия Шемяки в Новгороде), список его по своим палеографическим данным немногим позднее этих годов[110]. Последнее по времени описание Рогожского сборника принадлежит Л. Л. Муравьевой[111], но в методическом отношении оно не идет далее исследования Н. П. Лихачева: варианты знаков не рассмотрены, новых филиграней не выявлено (Лихачевым указано только 7 филиграней, на самом деле их больше), вместо потетрадного принципа описания филиграней применен ничего не значащий способ полистной фиксации, неправильно определено время реставрации рукописи (XVIII в., на самом деле — 30—40–е годы XIX в.). В итоге датировка древней части Рогожского сборника становится расплывчатой: к 40–м годам XV в. (к которым склонялся Н. П. Лихачев) исследовательница прибавляет возможность написания рукописи в 50–х годах XV в.