Читать онлайн «Книга о коране, его происхождении и мифологии». Страница 56

В этом городе счастливых нет неравенства и угнетения человека человеком, насилия и рабства, выдаваемых Кораном за божественные установления. Не зная краж и грабителей, этих неизбежных спутников эксплуататорского общества, жители города счастливых всегда здоровы, живут до глубокой старости и, умирая, не жалеют о прожитом. Преждевременная смерть сражает лишь того, кто совершит воровство, нарушит их гуманные законы. Счастье людей — результат коллективного труда. Все жители совместно и равно трудятся на полях, и урожай их велик: одно зерно рождает 700 полновесных зерен.

Социальная утопия Низами выражала чаяния и возвышенные стремления народных масс, не раз в своей истории восстававших против эксплуататоров и угнетателей; она высоко поднималась над господствовавшей феодальной идеологией, которая считала, что только ислам через свое духовенство и культ способен разрешить все сомнения человека, указать ему истинный путь.

Сравнивая жизнерадостные мысли, выраженные Низами в глухую ночь средневековья, с тем, что проповедуют мусульманские мистики и богословы, нетрудно понять, кто выражает мечты народа. Если Низами рисовал будущее общество свободным от насилия и угнетения человека человеком, то в произведениях, основанных на Коране, Сунне и шариате, отстаивается мысль о вечности эксплуататорского общества как общественного установления. Так, в "Кабус-намэ", своеобразном мусульманском "Домострое" XI века, указывалось: "Господь всевышний предопределил, чтобы одни были нищими, а другие богатыми. Ведь он мог всех сотворить богатыми, но все же создал два разряда из них, чтобы выявился сан и почет рабов (божьих) и высшие отделились от низших"[305].

Такие мысли, исходящие из поучений Корана, пронизывали сотни мусульманских сочинений, а также были отражены в официальных документах, имевших целью возвышение власти, основанной на угнетении большинства меньшинством. Например, в ярлыке бухарского эмира Музаффара, выданном бию Мухаммед-Шарифу в 1884 году, читаем: "Так как творец ночи и дня и всемогущий, (который) "что пожелает, свободно избирает" (неточная передача 68-го аята 28-й суры Корана, где сказано: "Господь твой творит что хочет и что свободно избирает". — Л.К.), (возвысил) сынов рода человеческого по слову своему: "мы превознесли сынов Адама" (17:72) величием превосходства и вестью: "мы возвышаем некоторых (одних) из них над другими" (43:31, полный текст см. выше. Л.К.), — то и нашу, отмеченную правосудием, особу из среды людей он утвердил на престоле царства и завоевания стран и устойчивость фигуры нашей украсил одеждой полного благородства миродержания". А на оттиске большой круглой государственной печати бухарского эмира, поставленной на обороте этого ярлыка, значится: "Эмирское достоинство есть заместительство (халифат) всевышнего господа…"[306] "Его величеством, милостивым халифом" обычно называли бухарского эмира просители и должностные лица в подаваемых ему заявлениях и документах.

История народов нашей страны давно опровергла учение, по которому человечеству предначертано вечно жить в обществе, раздираемом антагонистическими противоречиями, выявила полную несостоятельность защиты эксплуатации и угнетения человека человеком, так же как и неустойчивость "фигур", использовавших, подобно бухарскому эмиру, Коран для своего возвеличения.

История человечества выявила также антигуманную сущность проповеди нетерпимости к людям другой веры, появление которой в Коране объясняется как влиянием религий Древнего Востока с характерным для них отделением людей различных верований друг от друга, так и условиями острой политической борьбы периода раннего ислама, отраженными в этой книге. По той же причине в Коране имеются, как мы уже отмечали, и места, содержащие положения другого рода ("в религии нет принуждения" и т. п.). Но впоследствии богословие стало изображать проповедь нетерпимости как истину, преподанную Аллахом раз и навсегда. Согласно этой "истине", "верующие не должны брать себе в друзья неверных" (3:27; ср. 5:56). "Верующие! — читаем в Коране. — Воюйте с теми из неверных, которые близки к вам: знали бы они в вас вашу жестокость…" (9:124; 48:29).

В наше время борьба за мир, национальную независимость и демократию во всех странах объединяет силы атеистов и людей разных вер — христиан, мусульман, буддистов, индусов и др. Все они сотрудничают друг с другом в силу требований жизни, в силу своих высоких устремлений и чувств.

Учение ислама, делящее людей на правоверных и неверных, а все страны мира на дар аль-ислам — страны ислама и дар аль-харб — страны войны, то есть немусульманские страны[307], мешает людям объединять свои силы.

К. Маркс в статье "Объявление войны", посвященной русско-турецкой войне, писал: "Коран и основанное на нем мусульманское законодательство сводят географию и этнографию различных народов к простой и удобной формуле деления их на две страны и две нации: правоверных и неверных. Неверный — это "харби", враг. Ислам ставит неверных вне закона и создает состояние непрерывной вражды между мусульманами и неверными"[308].

Учение о "войне за веру" — джихаде (от арабского "усердие", "рвение"), или, иначе, газавате (от "газв" — набег), как уже отмечалось, возникло в раннем исламе в Аравии и детально разработано в период завоевательных войн Арабского халифата. Под знаменами "войны за веру" велись войны омейядскими, аббасидскими, фатимидскими и кордовскими халифами, монгольскими ханами, султанами-мамлюками Египта, турецкими султанами-халифами и правителями других мусульманских государств. Так, идея джихада служила султану Махмуду Газневиду (968-1030) прикрытием для его захватнических походов из Газны (Афганистан) в Северную Индию, а также Тимуру (1336–1405), поработившему и в течение десятилетий разорявшему народы многих стран. Войны между властителями отдельных государств, где господствовали разные направления ислама, также выдавались за джихад. Им же не раз объявлялись и кровавые подавления народных антифеодальных восстаний, например во главе с Бабеком в IX веке. А в 1947 году призывы к джихаду, в целях разжигания розни между индусами и мусульманами, широко использовались английскими империалистами в Индии при ее разделе по религиозному признаку на Индийский Союз и Пакистан.

Однако известны случаи, когда призывы к джихаду служили выражением народно-освободительной борьбы. В XIX веке идея джихада была использована в восстании махдистов в Судане против английских колонизаторов, а в XX веке — в антиимпериалистической борьбе в Ливии, Алжире, Марокко, Иране, Ираке, Омане.

В наше время еще не перевелись фанатики, сеющие рознь между людьми, прибегая для этого к Корану, 78-й аят 56-й суры Корана содержит текст, который часто пишется на его заглавном листе с целью напомнить, что браться за него мусульманину следует после ритуального очищения: "К нему прикасаются только чистые". Но смысл этого предостережения теперь нарочито расширяют. "Правительство Индонезии запретило продажу столовой посуды, украшенной цитатами из Корана, и распорядилось конфисковать такую посуду во всех магазинах, — сообщает корреспондент Франс Пресс. — Это решение, отмечает он, принято под давлением мусульманского духовенства, обратившегося в официальные инстанции с запросом, "допустимо ли, чтобы освященной кораническими текстами посудой пользовались немусульмане, которые могут положить в нее пищу, запрещенную Мухаммедом?"[309].

С какой целью это делается, понятно.

x x x

В Коране от имени Аллаха сказано, что "мы ниспослали его, как арабский судебник" (К., 13:37). Конечно, в нем нет систематического изложения всех правовых норм и установлений. Но и содержащиеся в разных его сурах критерии "чистоты" и "греховности" в той или иной мере способствовали разработке в целом оригинальной шариатской законодательной системы, призванной регулировать отношения в семье и обществе, имущественное и уголовное право, фискально-налоговую и финансовую систему и т. д. Эти критерии определялись условиями раннефеодального общества с сильными пережитками родо-племенных отношений и рабовладельческого уклада. Но там, где до этого не существовало более прогрессивного кодекса, введение и такого права было делом позитивным. Следует отметить, что в ряде стран Азии и Африки его нормы, с теми или иными изменениями и дополнениями, дожили до наших дней.

Естественно, что использование Корана как идейной опоры Арабского халифата и как "арабского судебника" служило поводом, побуждавшим в первые века ислама к выдвижению положения о недопустимости перевода "слова Аллаха" с арабского на другие языки. Однако борьба с влиянием других религиозных культов и задача быстрейшего распространения ислама неоднократно вынуждали его проповедников отступать от этого принципа. Свидетельство этого содержится, например, у упоминавшегося нами историка Бухары Х века Мухаммеда Наршахи. "Первое время после обращения в мусульманство, — писал он, — жители Бухары читали Коран на персидском языке и не могли научиться арабскому языку. Когда наставало время рукуга в намазе (поясной поклон), особо назначенный для этого сзади их стоящий человек произносил "бакнита накнит", а когда приходило время делать саджа (земной поклон), тот же человек произносил "нугуния нугуни"[310].