Читать онлайн «Великая Церковь в пленении». Страница 81

В середине XVIII в. во главе второй партии встали два выдающихся человека. Один из них, Евстратий Аргенти, был мирянином с Хиоса, родился около 1690 г. и учился философии и медицине в Западной Европе. Он стал одним из самых известных врачей на Ближнем Востоке; кроме того, он был еще и энергичным богословом. Чтение привело его к выводу, что погружение было единственной канонической формой крещения. Он полагал, что поддерживать другие формы есть ошибка и уступка мирскому мнению. Он не получил поддержки в интеллектуальных кругах, в которых вращался; но он склонил на свою сторону одного выдающегося богослова — Кирилла, митрополита Никейского. Кирилл был выходцем из Константинополя низкого происхождения, но получившим хорошее образование, который благодаря своим личным заслугам взошел по иерархической лестнице. Другие митрополиты считали его очень способным, но он не пользовался среди них популярностью. Однако патриарх Паисий II был еще менее популярным. Паисий, который был уже один раз низложен, знал, что св. синод интригует против него; ему посоветовали заставить всех митрополитов поклясться, что в случае его низложения никто из них не встанет на его место. Кирилл поклялся вместе с остальными, но всего через несколько дней после низложения Паисия в сентябре 1748 г. был возведен на патриарший престол. Рассказ о том, что Кирилл нарушил клятву, был распространен только через несколько лет его врагами; и они не могли дать объяснение столь легкому его восшествию на престол. Будучи патриархом, Кирилл поставил перед собой три задачи — улучшить образование монахов, преобразовать финансы своей канцелярии и утвердить необходимость перекрещивания приходящих в православие. Первая цель, кульминацией которой была попытка основания академии на Афоне, не была достигнута. Суровые финансовые меры имели некоторый результат. Он обложил митрополитов и богатых епископов тяжелыми налогами и освободил от податей беднейшие общины. Это увеличило его популярность среди греческого населения Константинополя, которое уже сочувствовало его взглядам на вопрос о перекрещивании; однако это привело в ярость митрополитов. Еще до выполнения своей религиозной программы он был низвергнут в мае 1751 г., а Паисий был восстановлен на престоле. Похоже, что Паисий не испытывал озлобления против Кирилла и сам был не против идеи перекрещивания; однако, он был не в состоянии реализовать свои намерения или помешать митрополитам открыто осуждать их. В это время в Константинополе жил один монах по имени Авксентий, о котором ходила слава чудотворца и который, несомненно, был искусным демагогом. Хотя Кирилл отрицал, может быть искренне, всякую связь с ним, но тот возбудил настроения против Паисия и митрополитов и организовал такие волнения в пользу Кирилла, что в сентябре 1752 г. турецкие власти сочли необходимым настоять на низложении Паисия и восстановлении Кирилла. После такого проявления своей популярности Кирилл мог пренебречь мнением митрополитов. В 1755 г. он издал окружное послание на разговорном греческом языке, написанное, возможно, им самим, в котором он требовал перекрещивания приходящих из Римской и Армянской церквей. Через месяц последовал официальный указ, известный как «Орос», в составлении которого участвовал и Аргенти; на основе канонов там утверждалось, что перекрещивание необходимо в случае любого обращения. Указ был подписан патриархами Александрийским и Иерусалимским. Антиохийский патриарх также поставил бы свою подпись, если бы он не находился из‑за сбора пожертвований в России, а его престол не был бы узурпирован в его отсутствие.

«Орос» был встречен яростной оппозицией со стороны митрополитов; но, к своему смущению, они обнаружили, что стали союзниками агентов католических держав, которые немедленно выступили перед Портой с протестом против такого оскорбления католической веры. Скорее, давление посланников, чем синода привело к низложению Кирилла в январе 1757 г. Но когда его преемник Каллиник IV, бывший митрополит Браилы в Румынии, через шесть месяцев попытался отменить «Орос», то волнения опять были столь сильны, что турки потребовали его отставки. Следующий патриарх, Серафим II, был достаточно благоразумным, чтобы не повторять попытку. Итак, хотя память Кирилла вскоре была подвергнута поношению, перекрещивание приходящих в православие до сих пор является официальной нормой Православной Церкви. Некоторые из противников Кирилла заявляли, что «Орос» явился следствием реакционного мракобесия, другие говорили, что это акт религиозного шовинизма, а более вероятно, что он был просто результатом искреннею убеждения, — однако о нем до сих пор многие из православных жалеют, и он является препятствием ко всякому возможному объединению Церквей. До споров XIX в. он явился последним богословским актом Православной Церкви. Между тем Церковь была вовлечена в политическую борьбу греческого народа.[568]

Для Церкви в ее борьбе за сохранение против притеснений и растущих долгов было очень важно, что среди греков был класс людей, которым османское правление принесло процветание. Распространение власти одной великой Империи над всем Ближним Востоком разрушило национальные барьеры для торговли. Несмотря на корыстолюбие местных правителей, торговля процветала по всей Империи; все больше купцов с Запада приезжало в турецкие порты для закупки шелка и ковров, оливок и сухофруктов, трав, приправ и табака, которые производились здесь. Сами турки не испытывали склонности к предпринимательству, и они изгнали итальянцев, которые в прежние времена занимали преобладающее положение в левантийской торговле. Торговая деятельность была предоставлена подчиненным им народам — евреям, армянам, сирийцам и грекам; греки, в первую очередь по той причине, что они были самыми лучшими моряками, заняли здесь первое место. В их среде всегда было много бедняков. Большинство греческих крестьян, как в Европе, так и в Азии, с трудом поддерживали свое существование на неплодородной земле. Но там, где природа была щедрее, как на горе Пелион с ее полноводными ручьями, возникли процветающие общины; небольшие производства объединялись вместе в ассоциации или корпорации. Шелк из Пелиона стал известен к концу XVII в., а те, кто его производил, пользовались особыми привилегиями со стороны султана. В Амбелакии в Фессалии и в Навусе в Западной Македонии существовало процветающее производство хлопка.[569] В то же время торговля Империи сосредоточивалась вокруг македонского города Кастория, жители которой закупали мех на далеком севере и шили из него в своих мастерских шубы и шапки.[570] Крестьяне, работавшие на табачных плантациях Македонии, не испытывали особого угнетения, хотя основная часть денег уходила турецким помещикам.[571] Не только местное судоходство вокруг Константинополя и процветающая рыбная торговля находились в руках греков и христиан–лазов, которые, будучи православными, шли наравне с греками, но и перевозка грузов по восточному Средиземноморью производилась судовладельцами–греками, жившими на островах Эгейского моря, в Идре и Сиросе.[572] Греческие купцы везли мальмское вино на рынки Германии и Польши или закупали хлопок и специи на Среднем Востоке для перепродажи.[573] Но настоящее состояние можно было сделать в больших портовых городах: в Смирне, Фессалонике и, в первую очередь, в самом Константинополе. Коран, а также собственное нерасположение турок к банковскому делу привели к тому, что они мало им интересовались. В скором времени евреи, и в еще большей степени греки, стали банкирами и финансистами Империи.

На Востоке, в отличие от Запада с его феодальным мировоззрением, денежные операции никогда не считались недостойными аристократии. Денежная знать начала формироваться у греков, тесно связанных между собой общими целями, интересами и браками, но открытыми к пришельцам извне. Эти богатые семьи были честолюбивыми. Авторитет же греков был в руках патриарха. Следовательно, их задачей было контролировать патриархат. Называя себя «архонтами» греческого народа, они строили свои дома на Фанаре, квартале Константинополя, примыкающем к зданиям патриархата. Своим сыновьям они обеспечивали места при патриаршем дворе; одна за другой высшие должности Великой Церкви перешли в руки мирян. Представители этих семей сами не становились церковнослужителями. Считалось, что это ниже их достоинства. Епископы и патриарх по–прежнему были главным образом из числа талантливых молодых людей из низших классов населения, которые выдвинулись благодаря своему уму и способностям. Но к концу XVII в. семьи фанариотов, как их обычно называли, преобладали в центральной организации Церкви. Они не контролировали ее полностью. В отдельных случаях, как при патриархе Кирилле V, сильнее оказывалось общественное мнение. Но без них патриархат не мог существовать, ведь они были в состоянии как оплачивать его долги, так и действовать в его пользу перед Высокой Портой.[574]