Читать онлайн «Руководство по истории Русской Церкви». Страница 51

Зиновий Отенский.

Ересь Косого вызвала против себя замечательные полемические труды со стороны ученика Максима, инока Зиновия, который жил в Отенском монастыре, заточенный туда в одно время с своим учителем. Писать против еретиков его заставили клирошане старорусского Спасского монастыря, которые приходили к нему за разрешением недоумений, возбужденных в них учением Косого. По вызову их он составил обширное «Истины показание к вопросившим о новом учении», заключавшее в себе полное опровержение ереси и изложение православного учения. После распространения ереси в Литве ему пришлось опять писать против нее — в ответ на письмо к нему каких-то соблазненных ею литовцев. Это второе, менее обширное сочинение его известно под названием «Многословного послания на зломудрие Косого». Защищая современное положение Церкви от нападений еретиков, Зиновий должен был во многом отступить от принципов своего учителя и сблизиться во мнениях с иосифлянами. Он заметил, что указание Максима на пример картезианских монахов унизительно для православных монастырей, что изображение монастырской деморализации у него уже слишком преувеличено, что некоторые и вотчинные монастыри живут очень бедно. «Плакать мне хочется от жалости сердечной… Руки (у монахов этих обителей) скорчены от работы, кожа как воловья, — истрескалась; лица осунулись; ноги и руки посинели и распухли. А имения у них так много, что нищие больше имеют. Обыкновенная пища их — овсяный невеяный хлеб, ржаные колосья толченые и без соли, питье — вода, варево — листья капусты, зелень — свекла и репа, овощи — рябина и калина; а об одежде что уж и говорить?». Это изображение он усиливает контрастом жизни Вассиана, ратовавшего против монастырских вотчин: «Не угодно было ему симоновских блюд кушать — хлеба ржаного, щей, свекольника, каши; молока промоглого и пива монастырского не пил, — с деревень мол идут, а питался блюдами со стола княжеского; пил же нестяжатель романею, бастро, мушкатель, рейнское вино».

Отношения православных к протестанству и католичеству.

По мере развития старообрядческого духа общий уровень церковного просвещения должен был еще более понизиться. Князь Курбский писал, что сами учители народа «прельщали юношей трудолюбивых, желавших навыкнуть писания, говоря: не читайте книг многих, и указывали, кто ума исступил, и онсица в книгах зашолся, а онсица в ересь впал». Вместе с распространением мрака в обществе естественно развивалась светобоязнь, замкнутость от всяких посторонних просветительных влияний, особенно тех, которые шли с запада. Русскому человеку, действительно, было тогда опасно встретиться с западной цивилизацией, потому что, при религиозном строе всей своей жизни, при смешении всех обычаев и быта с православием, он не умел различать светской стороны цивилизации от религиозной, заимствуя первую, усвоял и последнюю, сбрив бороду, отпадал и от православия. С этой стороны развивавшаяся в обществе нетерпимость к западным вероисповеданиям была среди него явлением даже полезным — в ней проявлялся естественный инстинкт самосохранения от разлагающих родные верования влияний. К протестантам относились, впрочем, еще довольно терпимо, вероятно потому, что меньше видели от них попыток вредить православию. Правительство тоже охотнее принимало на свою службу протестантов, чем католиков. В Москве они очень рано заселили особую слободу на реке Яузе и имели при устье Яузы кирху. Грозный в 1579 году разрушил эту кирху, но лет через пять, по ходатайству английского посла Горсея, разрешено было построить ее опять. Во время ливонской войны при Грозном многие из пленных немцев были переселены во Владимир, Кострому, Углич и Нижний. При царе Феодоре наплыв немцев-протестантов еще более усилился, но всякая пропаганда была им строго воспрещена. В 1563 году одного пастора Фому, предстоятеля социнианской общины в Полоцке, царь Иоанн за его пропаганду пустил под лед в Двину. В 1570 году он имел горячую беседу с пастором богемских братьев Рокитою и, высказывая свой взгляд на протестантов, между прочим сравнивал их с псами и свиньями, Лютера и по имени, и по жизни называл лютым: «Вы живете, — говорил он, — как свиньи, откармливаемые в пост, отвергая различие в пище; вы ненавистны святым на небе, потому что сами отвергаете их» и т. д.

Попытки пап на введение в Россию католичества или, по крайней, мере, неудавшейся унии митрополита Исидора постоянно разбивались о полную нетерпимость русских к латинству, которое у нас не считалось даже и христианством. В России нигде не дозволялось строить латинских божниц. Самая важная попытка католичества проникнуть в Россию произведена была при Иоанне III. Папа Сикст IV, устроив брак Иоанна с жившей в Риме греческой царевной Софией Палеолог, рассчитывал сделать ее своим орудием для привлечения России к латинству. Но София явилась в Москве вполне православной великой княгиней и обманула все его ожидания. Посланный с нею легат Антоний тоже не имел никакого успеха. На первых порах он требовал было себе торжественного въезда в Москву с преднесением креста, но митрополит Филипп I решительно воспротивился этому, объявив, что если легат с своим крыжем (латинский крест — прим. ред.) въедет в одни ворота Москвы, то он, митрополит, сейчас же выедет в другие. В Москве легат заговорил о вере, но Филипп выставил против него некоего мудрого книжника Никиту Поповича, который так заговорил легата, что этот отказался от спора, говоря: «Книг нет со мною». После этого было еще несколько сношений Рима с Москвой об унии при великом князе Василии, но все они остались без последствий. При Иоанне Грозном несчастная война с Баторием заставила царя самого обратиться за помощью к папе. В Россию (в 1581 году) был прислан из Рима ловкий иезуит Антоний Поссевин с поручением завязать дело об унии и о дозволении строить в Москве костелы. Царь обращался с ним ласково, желая извлечь из его приезда как можно больше пользы для мира с Баторием, но в постройке костелов отказал и неохотно согласился говорить с ним о вере, «чтобы не было, — как отговаривался он, — сопротивных слов». Как только зашла речь о вере, сопротивные слова действительно не замедлили. Царь укорил латинян за стрижение бороды, указал на то, что у папы крест на туфле, а у православных креста не повелось ниже пояса носить, что папу носят на престоле, как Христа, а ему не следует Христу равняться, да и Петра апостола Христу равнять не следует же, и в заключение не утерпел — сказал, что который папа не по Христову и не по апостольскому учению живет, тот папа волк, а не пастырь. Антоний после этого сейчас же прекратил беседу. В знак дружбы к папе царь только позволил с купцами из католиков приезжать в Россию и латинским попам, но с тем, чтобы они ни костелов здесь не строили, ни веры своей не распространяли.

Общий обзор состояния православия в Литве.

Московская митрополия была недоступна влияниям Рима; православная вера была в ней верой господствующей и крепко поддерживалась самим правительством. Не то было в митрополии западной, где православным народом управляло правительство иноверное. Правительство это, как известно, давно уже чувствовало неудобство сильного тяготения своих православных подданных к Москве, — к общему центру православной Русской церкви, и еще раньше, чем сделалось католическим, энергично стремилось к церковному обособлению своей страны от Московской митрополии. Наибольшую часть Литовского княжества составляли земли, заселенные русским православным населением; в самой Вильне — столице Литвы — добрая половина жителей состояла из православных и преимущественно из русских людей, поселившихся в ней на жительство. Православную веру исповедовала вся знать русских земель, вошедших в состав Литовского государства, и князья-потомки старых удельных князей. Со времени Ягелловой унии Литвы с Польшей, когда литовское правительство стало католическим, такое преобладание в государстве православного народонаселения сделалось еще неудобнее. Попытка Ягелла распространить в Литве на место православия католичество кончилась полной неудачей, повела даже к разрыву политической унии, к совершенному отторжению Литвы от Польши под власть особого князя Витовта. Умный Витовт понял, что католичество еще не могло служить опорой государственной самостоятельности литовского княжества, что православие было сильнее его, и обратил все свои усилия пока только на то, чтобы отделить православную церковь в Литве от Московской митрополии, завести у себя в Литве особого митрополита. Как известно, он добился этого через поставление на Киевскую митрополию Григория Цамблака. Через 40 лет по смерти Цамблака при Казимире отделение Киевской митрополии от Московской было завершено окончательно, — это был первый шаг к дальнейшему развитию религиозной унии между разноверным литовским народонаселением.