Читать онлайн «История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел первый: 1240-1448». Страница 85

Русские отличались уже и прежде глубокою приверженностию к святой вере Христовой и православной Церкви. Теперь открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. В 1246 г., когда Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел по обычаю монголов сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, благоверный князь отвечал: «Я христианин и не могу поклониться твари и идолам». Когда ему предложили на выбор одно из двух: или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его к своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедовал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская – поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по составам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову Персскому, по замечанию летописей. Защищая себя от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. «Умрем за святую Богородицу (т. е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру», – говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. «Умрем за святую Софию (т. е. за Софийский собор)», – обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. «Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви», – восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: «Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан». Да, русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними. Но не скроем свидетельства летописей, что, в то время как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться монгольским идолам, «многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткою Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти». Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Припомним Домана северянина, родом из Путивля, отсекшего голову святому Михаилу, князю черниговскому, и несчастного Изосиму, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими.

Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, были привержены и усердны к храмам Божиим и святым обителям. Были князья, были и архипастыри и другие лица, которые в продолжение своей жизни сооружали не одну или две, а многие церкви и на собственные средства воздвигали по нескольку монастырей или не щадили для содержания и украшения их никаких жертв. Обычай постригаться в монашество, по крайней мере пред смертию, известный у нас и в прежнее время, теперь еще усилился. Редкие из князей, каковы: Владимир Василькович галицкий и Димитрий Донской, не последовали этому обычаю. А большая часть принимала пред своею кончиною не только монашество, но и схиму, Так поступили святой Александр Невский, дети его – Андрей Александрович и Даниил Александрович Московский, затем – Иоанн Данилович Калита, Симеон Иоаннович Гордый, Михаил Александрович Тверской, Александр ростовский и весьма многие другие. Так же поступили и княгини: мать святого Александра Невского – Евфросинья, жена Симеона Гордого – Анастасия, жена брата его Иоанна Иоанновича – Александра, жена Димитрия Донского – Евдокия и другие. Так же поступали почти все посадники новгородские, бояре московские и многие другие лица. Но несмотря на всеобщее, господствовавшее тогда уважение и любовь к святым храмам и обителям иноков, бывали примеры и совершенно противного, по крайней мере во дни брани и других народных бедствий. В 1393 г. новгородцы, овладев Устюгом, зажгли город и разграбили соборную церковь, похитили из нее все золото и серебро, ободрали даже иконы. А чрез несколько лет (1398) не только разграбили вновь ту же самую церковь в Устюге, но сожгли ее и взяли, как они выражались, в плен самую икону Пресвятой Богородицы чудотворную, так что владыка Новгородский справедливо заметил воеводам: «Вы обесчестили церковь Божию в Устюге» – и повелел им воздвигнуть эту церковь и возвратить чудотворную икону со всею утварью. Не лучше действовали иногда новгородцы и у себя дома. В 1299 г., когда во время страшного пожара некоторые торговцы снесли для безопасности свои товары в церкви, злые люди разграбили в церквах все снесенное, а в одной убили даже сторожа, охранявшего товар. В 1340 г. во время еще более сильного пожара также убили в церквах двух сторожей, разграбили весь товар, много сделали пакости в самом Софийском соборе. В 1418 г. во время народного волнения возмутившиеся, кроме разных неистовств в городе, разграбили монастырь святого Николая на Поле и оскорбили игумена и черноризцев, говоря: «Здесь житницы боярские». Великий князь московский Василий Васильевич с своею многочисленною ратью (1434), опустошив страну Галичскую и взяв самый Галич, пожег святые церкви и монастыри.

Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, чтили пастырей Церкви и особенно высших представителей ее – иерархов. Излишне было бы приводить на это доказательства. Обыкновенная похвала доброму князю в летописях наших такая: «Бе иереелюбец и мнихолюбец, митрополита же и епископы чтяше и послушаше их, аки Самаго Христа...» и т. п. Но бывали случаи и неуважения к самим епископам и митрополитам. Известно нам, как в 1295 г. ростовский князь Константин Борисович взял своего владыку Тарасия под стражу со всеми бывшими при нем людьми. Известны и действия великого князя Димитрия Донского с митрополитами Киприаном и Пименом. Известно, наконец, сколько огорчений и скорбей потерпел митрополит Фотий от князей и бояр, которые еще до прибытия его из Греции самовольно завладели разными угодьями и доходами митрополитского дома и не хотели их уступить, а потом по злобе и мести распускали про митрополита хулы и клеветы и ссорили его с великим князем. Новгородцы в 1422 г. избрали себе по жребию во владыки игумена Клопского монастыря Феодосия и возвели его на сени, но чрез два лета, прежде нежели он был рукоположен, изгнали его от себя потому только будто бы, что он был, как говорили они, шестник, т. е пришлец, а не природный новгородец.

Милосердие к бедным и несчастным было также одною из господствующих добродетелей того времени. Ею отличались особенно некоторые князья. Например, про Владимира Васильковича галицкого повествуется, что когда он сделался болен, то «раздал все имение свое убогим. Золото, и серебро, и дорогие камни, и пояса отца своего, золотые и серебряные, и что сам приобрел после отца, – все раздал. Большие серебряные блюда и золотые и серебряные кубки сам перед своими глазами побил и перелил в гривны, и большие золотые монисты бабки своей и матери все перелил, и разослал милостыню по всей стране, и стада раздал убогим людям и коней». О князе Довмонте Псковском читаем у летописца: «Бяше милостив паче меры... нищая милуя, сироты и вдовица заступая и обидимыя изимая». Иоанн Данилович Калита оттого и получил такое прозвание, что всегда носил при себе калиту, или мешок, с деньгами для раздачи бедным. Супруга нижегородского князя Андрея Константиновича Василиса вскоре по смерти его раздала все свое богатство и имение: золото, и серебро, и жемчуг, и многоценные одежды, частию нищим, частию на церкви и монастыри, а сама постриглась в монашество под именем Феодоры († 1378). Но несравненно более мы видим тогда примеров немилосердия и несострадательности к ближним, даже жестокости и бесчеловечия. В Новгороде не проходило почти ни одного из пожаров, а они случались там так часто, при описании которого местный летописец не заметил бы: «Окаянные злые люди, Бога не боящиеся и не жалеющие своей братии, пограбили чужие имения, иных же и убили над их товаром и много совершили пакости погоревшим» А чего не терпели мирные жители того или другого города от своих же русских, когда последние овладевали этим городом! В 1372 г., читаем в летописи, «пошел князь Михаил тверской ратию на Торжок, пожег весь город, и была великая пагуба христианам: одни погорели в своих дворах над своим имуществом, другие бежали в церковь Святого Спаса и там или сгорели, или задохлись от пламени, третьи бежали от огня к реке Тверце и потонули. Добрые жены и девицы, иноки и чернецы, которых тверитяне обдирали до последней наготы, чего не делают и поганые, те от срамоты и беды потопились в воде... Бесчисленное множество мужей и жен отведено в плен, святые церкви пожжены, город весь опустел. Трупами людей убитых, огнем сожженных и утопших наполнили пять скудельниц». В 1375 г. новгородские удальцы-разбойники кроме того что совершенно разграбили и сожгли Кострому и потом Нижний Новгород, в обоих городах попленили еще множество народа, жен и девиц и, спустившись вниз по Волге до города Болгар, продали там всех этих жен и девиц бусурманам. Точно так же и тверитяне, вновь разграбивши Торжок (1446), одних жителей избили, а других попродали. Смоленский князь Святослав Иванович, отправившись (1386) с ратью к городу Мстиславу, нещадно мучил всех разными казнями, кто ни попадался на пути, мужей, жен и детей: иных во множестве запирал в домах и сжигал, а младенцев сажал на кол.