Читать онлайн «История русской церкви (Том 7)». Страница 19

Перейдем к вопросу об аллилуйе. Ныне сделалось известным, что в некоторых наших богослужебных книгах еще XIV в., правда немногих, двух-трех, из которых одна принадлежала митрополиту Киприану, а другая, кажется, московскому Чудову монастырю, встречаются выражения: "Аллилуиа, аллилуйа, слава Тебе, Боже". Есть основание думать, что эта сугубая аллилуйя занесена к нам в книгах из Сербии, и к концу XIV или в начале XV столетия имела у нас уже немало последователей, но тогда же встретила и жарких обличителей. В "Уставе о петьи мефимона", по рукописи того времени, между прочим говорилось: "Иже мнози поют по двойцю алелугиа, а не в трегубна, на грех себе поют. Пети: алелугиа, алелугиа, алелугиа, слава Тобе, Боже. Алелугиа речется: пойте Богу - то Отцу; второе: пойте Богу - а то Сыну; а се третьее: пойте Богу - а то Св. Духу. Таже: слава Тобе, Боже. Первое, пой алелугиа трижды Пресвятей Троици - Отцю и Сыну и Святому Духу, а се единому Богу, в Троице сущю: слава Тобе. Пой же вся со крестьяны, но по трижда, а не по дважда; аще ли по двоижды, то разлучаешь Отца и Сына и Св. Духа". В каких местах появились было у нас эти первые последователи сугубой аллилуйи и кто написал против них приведенное обличение и наставление, неизвестно. Но в 1419 г. недоумение относительно аллилуйи обнаружилось именно в Пскове, и по поводу этого неудомения вызван был псковичами подать свой голос сам митрополит Фотий, который тогда же отвечал им: "Что ми пишете о аллилуйи... сице глаголи: аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже; аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже; аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже".

Несмотря, однако ж, на такое ясное и решительное наставление первосвятителя Русской Церкви, данное псковичам, Пскову суждено было вскоре сделаться местом самых горячих споров о сугубой аллилуйе. В 1-й четверти XV в. в псковском Снетогородском монастыре принял пострижение вместе с именем Евфросина один из местных поселян, некто Елеазар, который потом, в 1425 г., удалился из монастыря в пустыню в 25 стадиях от Пскова, где и основал впоследствии на реке Толве свой монастырь, известный под именем Елеазарова. Этот-то инок Евфросин, как свидетельствует списатель его жития, еще до принятия монашества и по принятии скорбел и "сетовал безмерною печалию пред Богом о пресвятыя аллилуйа", потому что видел будто бы "велик раскол посреди Христовой Церкви и разногласие, овем бо двоящим, овем троящим пресв. аллилуйа". Многих он спрашивал из "старейших от церковныя чади о великой той вещи", и никто не мог ему "протолковати тайны о Божественней аллилуйа". Тогда он отправился в Царьград, беседовал там с самим патриархом Иосифом и получил от него повеление двоить аллилуйю; посетил Софийский собор и слышал в нем сугубую аллилуйю; обошел все окрестные монастыри и святые места, везде спрашивал о тайне аллилуйи и от всех слышал наказ сугубить ее. Возвратившись на родину и передав братии вместе с иконою от патриарха писание его об аллилуйе, Евфросин уставил в своей обители "чин дважды глаголати св. аллилуйа". Но лишь только узнали об этом в Пскове, как на Евфросина восстало все псковское духовенство, и во главе всех священник Иов, пользовавшийся за свою ученость величайшим уважением и прозванный "столпом церковным", - восстало потому, что "утвердися обычай един всем псковичем по мирским церквам и монастырским пресвятая троити аллилуйа". Немедленно отправлены были из Пскова к Евфросину диакон Филипп и какой-то священник, "оба мудра зело философа", с посланием от лица Троицкого Собора, которое написано было Иовом. Они убеждали преподобного отказаться от сугубой аллилуйи и, между прочим, говорили: "Вся Церковь Божия по всей стране нашей троит аллилуйю... все мы издревле навыкли, смотря друг на друга, троить аллилуйю... мы Троицу славим троением аллилуйи: ибо аллилуйя Отцу, аллилуйя Сыну, аллилуйя Святому Духу, и потом единого Бога изображаем, когда после каждой тройной аллилуйи поем: слава Тебе, Боже". Евфросин отвечал, что он не от своего самочиния ввел у себя обычай двоить аллилуйю, а принял его от Вселенской Церкви, от самого патриарха Цареградского Иосифа, давшего ему на то и свое писание; прочел затем послание Иова и сказал своим собеседникам, что труд этот послужит только в погибель учителю их Иову Столпу, что отныне Иов не столп благочестия, а столп, исполненный смрада, что он отторгнулся от Церкви Христовой и возлюбил тьму, так как взял уже за себя третью жену, и что не им, невегласам, с их жалким учителем рассуждать о тайне и сокровенной силе Божественной аллилуйи, и, отпустив их, написал Троицкому псковскому Собору послание, в котором повторил те же мысли в свою защиту и те же укоры своему главному противнику Иову. После этого руководимые Иовом псковичи уже все вооружились против Евфросина, открыто называли его еретиком, а его монахов вероотступниками, так что преподобный принужден был обратиться с жалобою на Иова к Новгородскому владыке Евфимию и просил его разрешить их прю. Но владыка, вместо того чтобы разрешить эту прю и наложить епитимию на Иова, будто бы только ссылаясь на свою немощь рассуждать о такой высокой тайне, сокровенной в Боге, отвечал Евфросину: "Если ты сам своими очами и ушами видел и слышал от самого Цареградского патриарха Иосифа, а также от всего клироса Вселенской Церкви и от всех живущих там, что должно двоить святую аллилуйю, то и твори так, как приял от Вселенской Церкви по благословению Вселенского патриарха и не зазирай моей грубости". Тогда Евфросин понял, что никто из высших властей не хочет ополчиться за него против его гонителей, и, возложив всю надежду на Бога, только в молитве искал и находил для себя утешение до самой своей кончины (? 1481). Нет ни основания, ни нужды отвергать достоверность жития

Евфросинова в тех главных чертах, которые мы изложили, хотя в подробностях оно действительно представляет немало странностей, даже нелепостей. Не станем, в частности, отвергать, что Евфросин ходил в Царьград и научился там от всех сугубить аллилуйю, по крайней мере, он сам утверждал это, и ему верили его современники. Но в нас невольно рождается сомнение: правду ли он говорил? Не было ли тут какого-либо недоразумения и самообольщения, особенно если Евфросин был точно таким странным фанатиком сугубой аллилуйи еще от юности своей, каким изображается в житии? Известно, что только в 1410 г. прибыл к нам из Царяграда митрополит Фотий, родом грек и знаток церковных правил и установлений, и что в 1419 г. он в своем послании, подлинность которого не может подлежать ни малейшему сомнению, прямо и решительно учил псковичей троить аллилуйю, а преподобный Евфросин мог быть в Царьграде и у патриарха Иосифа отнюдь не позже 1437 г., когда Иосиф отправился на Флорентийский Собор, где и скончался. Как же могло случиться в такой короткий промежуток времени, что в Царьграде и его окрестностях в 1437 г. уже все двоили, а не троили аллилуйю? Все ли понял и уразумел Евфросин, что слышал в Царьграде относительно аллилуйи, а не то ли одно ему и слышалось и грезилось, что хотелось слышать, как иногда бывает с фанатиками?

Впрочем, повторяем: современники верили Евфросину, что греки в Константинополе двоят аллилуйю. Сохранилось послание какого-то сторонника Иова Столпа "господину Афонасию, честнейшему в иноцех, общеобительныя великыя лавры св. Николы ктитору", который был жарким сторонником Евфросина. В этом обширном послании неизвестный автор, сначала напомнив Афанасию о его писании, которое он прислал пред тем в псковские Соборы священникам об аллилуйе с порицаниями на Иова, говорит, между прочим, что напрасно он, Афанасий, в защиту сугубой аллилуйи ссылается на греков, потому что греки "на сих летех к своей погибели от истины свернулися" и "развращенным грековом" верить не следует; напрасно ссылается на самого патриарха Иосифа и Константинопольскую Церковь, потому что патриарх Иосиф вместе с митрополитом Исидором на Флорентийском Соборе не устоял в правде, за что и подвергся праведному суду Божию и не возвратился на свой престол, а "на месте святем, сиречь в соборней и апостольстей церкви Константина града, теперь уже мерзость и запустение". С другой стороны, автор старается отстаивать трегубую аллилуйю и для этого, кроме разных соображений и богословствований, большею частию мало толковых, а) указывает на службу великомученику Георгию (23 апреля), в которой три первые стихиры на стиховне, написанные Феофаном Исповедником, оканчиваются каждая троекратным возглашением: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя; б) напоминает Афанасию, только что сказав об измене патриарха Иосифа на Флорентийском Соборе: "Подобаше ти, отче, паче патриарха и Афона послушати, аки Самаго Христа, кир митрополита Киевскаго и Московскаго и всея Русии Фотия", который прислал к нам в Псков за своею печатью "грамоту, яже и доныне лежит во Святей Троици, в нейже написано сице: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже..." и пр.; в) наконец приводит известный уже нам "Устав о петьи мефимона", оглавляя его: "Слово Лаодикийскаго Собора", научающий не двоить, а троить аллилуйю. Послание это написано, очевидно, вскоре после Флорентийского Собора, может быть, еще при жизни преподобного Евфросина каким-то ближайшим единомышленником Иова Столпа (не диаконом ли Филиппом?), потому что автор, напомнив вначале Афанасию, что он писал в Псков об Иове, присовокупляет: "Вем, отче, вем, и ко мне, сиречь и на нас, писал еси". А кто был этот Афанасий, такой жаркий последователь Евфросина и ревнитель сугубой аллилуйи, с точностию сказать нельзя. Видно только, что его лавра святого Николая принадлежала к числу монастырей Псковской области, а сам он был лицо достопочтенное: к нему с уважением и с глубоким смирением относится автор и не раз просит у него извинения за свое писание и просит его молитв о себе, грешном (снес. нашей "Истор." 4. 202). Достойно замечания, что ни Афанасий, ни сам Евфросин во все продолжение спора об аллилуйе ни разу не сослались ни на Москву, ни на другие русские города, а указывали только на Царьград, - не свидетельствует ли это, что тогда еще ни в Москве, ни в других местах России не двоили аллилуйю?