Читать онлайн «Работы Фрейда по технике психоанализа.». Страница 15

Лингвистическое переплетение.

Философские дисциплина Структура галлюцинации. Отрицание во всяком отношении к другому.

В прошлый раз вы могли познакомиться с изложением центрального отрывка работы Фрейда "Динамика переноса".

Суть нашего изложения состояла в следующем: важнейший по своему значению феномен переноса берет свое начало в том, что я назвал бы сутью движения сопротивления. Я выделил тот остававшийся скрытым в аналитической теории момент, когда суть сопротивления проявляется в отклонении маятника речи в сторону присутствия слушателя, свидетеля, каковым является аналитик. Момент остановки речи пациента оказывается обычно самым значительным моментом его подступа к истине. Мы встречаем здесь сопротивление в чистом виде, кульминирующее в зачастую окрашенном тревогой чувстве присутствия аналитика.

Я учил вас, что задаваемый при этом аналитиком вопрос ставший для некоторых почти автоматическим, поскольку рекомендован он был Фрейдом, — "Не приходит ли вам в голову что-либо, касающееся меня, аналитика?" — является не более, как активизмом, оформляющим ориентацию речи на аналитика. Оформление же это демонстрирует лишь одно — что дискурс субъекта, поскольку ему не удалось достичь полной речи, где должна была открыться его бессознательная основа, адресуется теперь аналитику, стремится его увлечь и опирается на ту отчужденную форму существа, которую называют эго. Связь эго с другим, отношение субъекта к другому себе, к подобному, через отношение к которому он с самого начала был сформирован, является главнейшей структурой строениячеловека.

Именно исходя из такой воображаемой функции мы можем понять и объяснить, чем является эго в анализе. Я говорю не об эго в психологии, где оно представляет собой синтетическую функцию, а об эго в анализе — функции динамической. Тут эго проявляется как защита, отказ. Сюда вписана вся история последовательных оппозиций, проявленных субъектом в интеграции "его глубинных и неизведанных влечений"(впоследствии названных так в теории, но лишь впоследствии). Другими словами, в такие моменты сопротивления, указанные Фрейдом как нельзя более ясно, мы улавливаем нечто, благодаря чему сам ход аналитического опыта обособляет фундаментальную функцию эго непризнавание.

На примере анализа сновидения я показал вам движущую силу, ключевой момент исследования Фрейда. В форме почти парадоксальной вам было продемонстрировано, насколько фрейдовский анализ сновидений имеет функцию речи. Ведь Фрейд улавливает последний след исчезнувшего сновидения именно в тот момент, когда субъект целиком обращается к нему самому. Именно в той точке, когда от сновидения остается лишь одинокий след, лишь обрывок, отдельное слово, мы обнаруживаем в нем острие переноса. Я уже упоминал о том многозначительном, особняком стоящем прерывании, которое может стать поворотным моментом аналитического сеанса. Сон моделируется точно таким же процессом.

Кроме того, мы рассмотрели значение речи, которая не была произнесена, поскольку субъект отверг, verworfen, отбросил ее. Вы ощутили свойственный речи вес в забывании слова — на примере, взятом из "Психопатологии обыденной жизни", — и сколь чувствительна разница между тем, что должна была выразить речь субъекта, и тем, что ему остается для обращения к другому. В упомянутом случае под воздействием слова Негг в речи субъекта появляется нехватка — Фрейд не может вспомнить слово "Stgnorelli" в разговоре с собеседником, перед которым мгновением раньше слово "Hen" возникло потенциальным образом в своем полном значении. Итак, этот момент, вскрывающий фундаментальную связь сопротивления с динамикой аналитического опыта, подводит нас к вопросу, полюсами которого являются два термина — эго и речь.

Вопрос этот, заслуживающий стать предметом специального изучения, рассматривался поверхностно: так, г-н Фенихель, к примеру, считает, что именно посредством эго субъект узнает смысл слов. Нет нужды быть аналитиком, чтобы понимать, по крайней мере, спорность такого положения. Даже допуская, что в ведении эго находятся наши двигательные проявления, а следовательно, и произнесение вокабул, именуемых словами, можно ли говорить, что все сокрытое в словах дискурса действительно относится к владениям эго?

Символическая система чудовищно запутана, она отмечена той Verschlungenheit, переплетенностью, звучащей во французском переводе технических работ как "сложность", что слишком слабо отражает смысл сказанного. "Verschlungenheit" означает лингвистическую переплетенность — всякий легко выделяемый лингвистический символ не только зависит от всей их совокупности, но устанавливается целым рядом совпадений и пересечений; будучи сверхдетерминирован оппозициями, он функционирует сразу в нескольких регистрах. Система языка, где двигается наш дискурс, бесконечно шире всякого намерения, которое мы сами ему сообщаем и которое является лишь мимолетным.

Именно на подобных двусмысленностях, богатствах, изначально подразумеваемых символической системой (а такая система устанавливается традицией, куда мы включены как индивиды в большей степени, чем нам о том известно и чем мы можем смутно подозревать), — именно на таких функциях играет аналитический опыт. Каждый момент аналитического опыта состоит в демонстрации субъекту того, что говорит он гораздо больше, чем думает сказать, — ограничимся лишь этим аспектом проблемы.

Мы могли бы рассмотреть и ее генетический аспект, но нам пришлось бы тогда углубиться в столь далеко идущее психологическое исследование, так что приступать к нему сейчас былобы не время. Тем не менее, мы, бесспорно, не должны судить о приобретении языковых качеств как таковых исходя из овладения двигательными функциями, проявляющимися в произнесении первых слов. Наблюдения за появлением первых слов, которыми тешат себя исследователи, оставляют нетронутой следующую проблему: действительно ли воспроизведение слов двигательным аппаратом отвечает первому усвоению совокупности символической системы как таковой.

Как показывает клиника, значения первых слов оказываются совершенно случайными. Всем известно, насколько по-разному проявляются в лепете ребенка первые фрагменты языка и как удивительно бывает слышать, что ребенок сначала начинает произносить не существительные, не названия объектов, а наречия, частицы, всякого рода "может быть" или "пока нет".

Такая предварительная постановка проблемы кажется необходимой для того, чтобы наметить какое-либо значительное исследование. Не поняв автономности символической функции для человека, невозможно избежать грубейших ошибок даже исходя из прямых фактов.

Поскольку я не читаю здесь курс общей психологии, у меня нет оснований возвращаться к этим вопросам.

Сегодня я хотел бы сделать лишь вводные замечания по проблеме эго и речи в свете того, как предстает она в нашем опыте.

Рассматривать данную проблему мы можем лишь исходя из того момента, когда она была сформулирована. Мы не можем вести себя так, как если бы фрейдовской теории эго не существовало. Фрейд противопоставил эго и оно, и эта теория пронизывает все наше понимание теории и практики психоанализа. Вот почему сегодня я хотел бы привлечь ваше внимание к тексту под названием "Vemeinung".

"Vemeinung", как заметил мне только что г-н Ипполит, это "запирательство" (denegation), а не "отрицание" (negation) (как оно переведено на французский). Именно в этом смысле говорил о нем каждый раз и я в моих семинарах.

Техника психоанализа: глава V

Текст относится к 1925 году, он появился позже статей о психологии "я" и его отношения к "оно", в частности — позже "dosIchunddasEs". В данной работе Фрейд возвращается ко всегда насущному для него вопросу о связи эго с речевыми проявлениями субъекта в ходе сеанса.

Мне показалось, и вы увидите почему, что г-н Ипполит, присутствие и выступление которого весьма почетны для нас, являет нам свидетельство беспристрастного критического мышления во всем, что мы знаем о его предшествующих работах.

Обсуждаемая проблема затрагивает если не всю теорию познания, то, как минимум, — суждения. И поэтому я попросил гна Ипполита не только дополнить меня, но и сообщить строгому тексту "DieVemeinung' те нюансы, что лишь он один способен отметить.

Я думаю, что здесь возникли бы определенные сложности для мышления, неискушенного в тех философских дисциплинах, без которых нельзя обойтись в данном вопросе. Нашему опыту чужда приблизительность. Мы не должны провоцировать у субъекта возвращение эфемерного, смутного опыта, в чем состояла бы вся магия психоанализа. Итак, выслушивая квалифицированные суждения людей, искушенных в вопросах языка и философских дисциплинах, по поводу подобных текстов, мы вполне находимся в границах наших задач.

Данная работа лишний раз свидетельствует о первостепенном значении всех трудов Фрейда, где акцент, охват, особая направленность каждого слова заслуживают того, чтобы быть оцененными и включенными в самый строгий логический анализ. Именно такие нюансы и отличают эти слова от тех же терминов, более или менее приблизительно сгруппированных последователями Фрейда, которые знакомились с проблемой, если можно так сказать, из вторых рук и никогда ее полностью не разрабатывали, — следствием чего явилась деградация аналитической теории, оборачивающаяся вечным разбродом мнений.