Читать онлайн «История русской церкви (Том 8)». Страница 73

Все четыре православных митрополита, при которых происходила эта борьба, нимало не соответствовали потребностям времени. Сильвестр Белькевич, прямо из мирянина митрополит, человек едва грамотный, даже не в состоянии был, если бы и хотел, действовать словом истины, наставлять и вразумлять вверенных его пастырскому водительству, охранять и защищать их от нападений врагов. Иона Протасевич показал себя пастырем ревностным и попечительным, но и его заботы не простирались далее материальных нужд Церкви и охранения ее прав, имущественных и судебных. Илья Куча, также из мирян прямо митрополит, появился на своей кафедре на самое короткое время и потом навсегда сокрылся, не оставив по себе никакого следа. Последний митрополит, Онисифор Девочка, был ниже даже этих своих предместников и своею невнимательностию к долгу и допускаемыми злоупотреблениями возбуждал ропот и жалобы в самих своих пасомых. Из числа прочих тогдашних архиереев в западнорусских епархиях мы не можем указать ни одного, который бы засвидетельствовал о себе своею ревностию о вере и вообще о высших интересах православной Церкви. Напротив, в этот именно несчастный для Литовской митрополии период и процветали в ней целые десятки лет такие иерархи, как Феодосий Лозовский и Иван, или Иона, Борзобогатый-Красенский, - иерархи, какие возможны были только в Западнорусском крае под владычеством Польши и каких даже там в прежние времена не бывало. В этот же период начали свою деятельность и довольно проявили себя и два другие владыки, разве немного уступавшие только что названным, Кирилл Терлецкий и Гедеон Балабан, хотя во всем свете они показали себя уже впоследствии. Первою заботою всех тогдашних владык была забота о собственных выгодах, из-за которых единственно они и домогались архиерейских кафедр, наделенных церковными имениями, и за которыми гонялись потом всю жизнь, добывая себе новые и новые имения, выпрашивая у короля в свое управление новые монастыри и доводя эти монастыри до крайнего разорения, хотя имения владык, особенно Владимирского, Луцкого и Полоцкого, были и без того очень не скудны. Самое коренное зло для высшей западнорусской иерархии и всей Церкви состояло в том, что короли-латиняне раздавали в ней архиерейские кафедры по своему произволу и часто одну и ту же кафедру отдавали двум-трем лицам, вследствие чего возникали между последними препирательства, тяжбы, взаимные насилия, нередко кровопролития к соблазну для православных, к глумлению для иноверцев. Но никогда это зло не достигало до такой высокой степени, до какой достигло при Сигизмунде Августе и Стефане Батории.

То же самое зло простиралось и на православные церкви и монастыри. Особенно монастыри раздавались теперь светским людям так часто и так неразборчиво, как никогда прежде; иногда раздавались даже иноверцам, иногда один монастырь отдавался двум лицам разом. Последствия известны: имения монастырей постепенно разорялись и истощались; самые монастыри с их церквами оставлялись в совершенном пренебрежении, ветшали и обрушались, все ценное из них уносилось или увозилось; монашеская жизнь падала ниже и ниже. Ввиду всего этого и усердие православных к святым обителям ослабевало, пожертвования на монастыри становились реже и реже, новых монастырей почти не возникало. Во весь период встречаем только три новых монастыря: Корецкий, Марецкий и Городинский, основанные, впрочем, одним только лицом, князем Корецким, в его имениях, да еще три-четыре монастыря, упоминаемые в первый раз: Дворецкий Богородичный в имении князя Жеславского, Ильинский и Николаевский Мороцкий в Слуцке, Чернчицкий на Волыни и монастырь Честного Креста в имении князя Чарторыйского, хотя все они могли быть основаны прежде. Число православных церквей даже в главных городах, где находились кафедры владык, не возрастало, а в некоторых и уменьшалось. В Вильне, по свидетельству Одерборна, бывшего около 1580 г. протестантским пастором в Ковне, русские будто бы "имели тридцать церквей, и почти все каменные". Но это свидетельство сомнительно. Другой иностранец, Гваньини, живший в то же самое время воинским начальником в витебской крепости, говорит только, что в Вильне "всех церквей римского и русского исповедания, каменных и деревянных, находится около сорока" и что "русских церквей виднеется в ней более, нежели римских". По нашим же домашним документам, кроме тех 18 или 20 церквей, которые мы видели в Вильне еще в 1-й половине XVI в., можем указать разве только на одну новую церковь - Пречистенскую на Росе (упоминается около 1582 г.), если и она не появилась в предшествовавшее время; кроме того, вновь сооружены (1560) две погоревшие церкви из прежних: Рождественская и Пятницкая. В Луцке и Владимире было по осми церквей, но нет основания думать, чтобы какая-либо из них была основана и построена в настоящий период. В Новогродке существовало прежде десять церквей, а теперь, по свидетельству митрополита Ионы, некоторые из них опустели, хотя, с возвращением им церковных имений, быть может, открылись вновь. В Полоцке число православных церквей, приходских и монастырских, восходило в прежние времена до пятнадцати; когда же Стефан Баторий отдал (1579) все эти церкви, кроме соборной, вместе с их имениями иезуитам, православные едва в состоянии были в течение десяти следующих лет соорудить себе или только обновить три церкви: Спасскую, Христо-Рождественскую и Козмодамианскую. Нужно при этом сказать, что православные церкви и монастыри, несмотря на их бедность и разорения, каким подвергались от своих светских, да и от духовных, владельцев, должны были еще по назначению от правительства отбывать земские подати и другие повинности, от которых не освобождались и владыки, равно как и латинские бискупы с своим духовенством.

Не осталась, впрочем, борьба православия с протестантством и особенно с иезуитами в Западнорусском крае и без добрых последствий для православных. Она пробудила их от духовного усыпления и застоя, возбудила в них энергию и вызвала их на такую деятельность, какой прежде они не знали. И прежде уже существовали между ними, хотя немногие, братства, так называемые медовые, с религиозною целию, но вся эта цель ограничивалась попечением лишь о материальных нуждах некоторых церквей и богаделен. Теперь начали возникать в Западной России такие братства, которые желали служить не своим только церквам, а всей Церкви православной для удовлетворения не столько вещественных, сколько духовных ее потребностей, способствовать распространению просвещения в русском народе, приготовлять ему учителей веры и благочестия, защитников православия от иноверцев. Такие братства и возникли теперь в Львове и Вильне. Сам патриарх Вселенский благословил их и принял под свое особое покровительство, надеясь со временем увидеть в них надежный оплот против подготовлявшейся уже в крае церковной унии с Римом. Одновременно с братствами возникли в крае и православные училища, о каких прежде русские и понятия не имели: училища Острожское, Львовское, наконец Виленское. В них начали обучать не одной славянской грамоте, но и языкам: греческому, латинскому, польскому - и наукам: грамматике, риторике, диалектике и другим. И таким образом для русских в первый раз открылась возможность получать научное образование в своих собственных школах и в духе своей веры, без опасения увлечься при воспитании в какое-либо иноверие. За училищами и из училищ начала возникать и русская духовная литература на пользу родной Церкви, и вскоре появились даже такие удачные литературные опыты, каковы Книга печатной Библии, неизвестно, может быть, к числу их принадлежали первый ректор Острожского училища Герасим Данилович Смотрицкий, написавший одно из предисловий к этой Библии вместе с стихами, и первый дидаскал того же училища Кирилл Лукарис, как знаток греческого языка. Но труд их, как первый в своем роде опыт, был очень несовершенен: в тексте Острожской Библии много неточностей, неправильностей и иногда весьма важных ошибок. При всем том издание Острожской Библии было в свое время величайшим благодеянием для всех сынов Русской Церкви, не только Западной, но и Восточной, не имевших дотоле в печати своей славянской Библии, и остается доныне драгоценным памятником, свидетелем как о благочестии знаменитого князя и существовавшем тогда общении между обеими половинами Русской Церкви - ибо Библия была напечатана преимущественно по списку, присланному из Москвы, и московским типографщиком, - так и об этом самом типографщике, весьма искусном и всею душою преданном своему делу, положившем начало печатанию славянских книг для православной Церкви не в одной Московской, но и в Западной России, где вскоре по отпечатании Острожской Библии он и нашел себе могилу.

В остальные годы настоящего периода печатание таких же книг на Западе России продолжалось в Остроге и Вильне. В Острожской типографии изданы Послания Константинопольского патриарха Иеремии к князю острожскому и другим по случаю нового календаря (1584); "Календарь римскы новы" Герасима Даниловича Смотрицкого (1587) и Сборник, или Книга, о вере - клирика Василия (1588). В Вильне, в типографии Мамоничей, напечатаны: Псалтирь (1581), Октоих - Василием Михайловичем Гарабурдою (1582), Служебник (1583), Сборник, содержащий диалог патриарха Геннадия и пр. (1585), и следованная Псалтирь (1586). В последней типографии издана в 1588 г. и не церковная книга - "Статут великого княжества Литовского", но служившая руководством и для церковных судов в порядке и формах судопроизводства.