Читать онлайн «История русской церкви (Том 8)». Страница 69

В Полоцкой епархии продолжал владычествовать архиепископ Феофан Богдан Рыпинский. Он уже имел в своем владении, как мы видели, три монастыря: один в Могилеве - Спасский и два в Мстиславле - Нагорный и Пустынский. В 1581 г., когда скончался мстиславский хорунжий Богдан Селицкий, державший по грамоте еще Сигизмунда Августа монастырь Онуфриевский, самый богатый из мстиславских монастырей, владыка Феофан выпросил себе у короля Стефана Батория в пожизненное управление и этот монастырь, четвертый, со всеми людьми и землями, со всеми данями, доходами и пожитками. Как управлял Феофан своими монастырями, можно заключать из жалобы могилевских бурмистров, радцев и всех жителей королю, в которой они говорили, что Спасская церковь в монастыре, сооруженная их собственным накладом и всегда находившаяся в их власти и подаванье, теперь, когда по воле короля стал держать монастырь владыка Феофан, "вельми опала", потому что сам он в Могилеве никогда не бывает, а отдал монастырь арендатору, который заботится только о своих прибытках, но церкви не поправляет и о богослужении в ней не старается, так что чернецам и черницам в монастыре нечем содержаться. Вследствие чего Стефан Баторий и приказал (5 марта 1585 г.) архиепископу уступить ту церковь с монастырем жителям города, чтобы они ее оправили и имели в своей власти и подаванье и чтобы монастырские доходы употребляли на нужды церкви и на содержание монастырских попов, чернецов и черниц, как подтвердил (14 июня 1588 г.) и король Сигизмунд III. По кончине Феофана король Сигизмунд III назначил (22 сентября 1588 г.) на Полоцкую епархию архимандрита пинского Лещинского монастыря Афанасия Терлецкого, "человека учтиваго, побожнаго и в Письме Святом закону греческаго добре ученаго", как рекомендовали его некоторые паны рады, и пожаловал ему в держанье те же три монастыря, которые держал вначале Феофан: могилевский Спасский (значит, опять отнятый у горожан) и мстиславские - Нагорный Николаевский и Пустынский. Но об этом Полоцком владыке, который приходился родным дядею известному епископу Пинскому, потом Луцкому Кириллу Терлецкому, наша речь впереди.

Владимирской епархии пришлось еще увидеть и испытать немало прискорбного во дни своего пресловутого епископа Феодосия Лозовского. Ссылаясь на свою глубокую старость и неспособность править делами епархии и охранять свои церковные имения от сторонних нападений, Феодосий просил у короля дозволения "спустить", т. е. уступить свою епархию киево-печерскому архимандриту Мелетию Хрептовичу Богуринскому. Король изъявил на то свое согласие и по ходатайству панов рад дал Мелетию грамоту (23 декабря 1579 г.), чтобы он принял от Феодосия Владимирскую епархию со всеми церковными скарбами, привилегиями, фундушами, со всеми имениями, пожитками, доходами, со всеми слугами и боярами церковными и чтобы вместе с владычеством Владимирским продолжал держать и киево-печерское архимандритство со всеми его правами до конца своей жизни. Вслед за тем Феодосий дал Мелетию запись (15 генваря 1580 г.), что спустил ему, по своей доброй воле, с дозволения короля, Владимирскую епархию со всеми ее имениями, а королевский дворянин Черниковский действительно ввел Мелетия как нареченного епископа Владимирского в управление епархиею (20 апреля) и передал ему все имения, которые прежде держал бывший епископ Феодосий. И что же? Спустя четыре дня Мелетий заявил во владимирской ратуше и просил записать его заявление в городские книги, что он, по весьма важным причинам, арендовал свою Владимирскую епископию со всеми ее имениями бывшему ее епископу Феодосию до его живота, что сам будет постоянно пребывать в Киеве, на настоятельском месте в Печерском монастыре и что управлять всеми делами Владимирской епархии доверил и поручил брату своему Семену Хрептовичу Богуринскому и зятю епископа Феодосия Михаилу Дубницкому, владимирскому войту. А на следующий день (25 апреля) представил в ту же ратушу для внесения в городские книги свою расписку, в которой говорил, что арендовал все свои епископские имения бывшему Владимирскому епископу Феодосию за тысячу польских злотых ежегодно и что Феодосий уже заплатил ему, Мелетию, по его просьбе, разом сполна всю арендную сумму за все годы до своего живота, как будто время кончины Феодосия наперед было известно. Сделка очевидная и самая недостойная! Феодосию хотелось сложить с себя бремя епархиального управления, но не хотелось расстаться с архиерейскими имениями, и он достиг своей цели. Мелетий желал приобресть себе право на богатую Владимирскую епархию без всякой за нее платы и издержек, и он приобрел: вместо платы Феодосию собственных денег он только оставил за ним его прежние доходы с архиерейских имений до его кончины. А кроме того, доходы с епархии по делам управления и суда предоставил своему брату и зятю Феодосия. Правда, нашелся у Мелетия совместник, пан Станислав Жолковский, судя по имени латинянин, суррогатор белзский, которому еще прежде король пожаловал грамоту на владычество Владимирское, но Мелетий "досыть учинил", т. е. удовлетворил Жолковскому, и он навсегда отказался от своего права на эту епархию за себя и за своих детей. Мелетий, вероятно, рассчитывал, что глубокий старец Феодосий скончается скоро, а между тем он жил еще почти десять лет. И во все это время несчастная епархия находилась под игом войта Михаила Дубницкого, который забирал себе церковную казну, разорял епископские имения, истреблял жалованные на них грамоты, выскабливал даже в напрестольном Евангелии фундушевые записи. Соборный крылос, или капитула, как начал он тогда называться во Владимире по примеру латинской капитулы, решился было заявить на Дубницкого жалобу в городском уряде, или ратуше, но Феодосий строго возбранил это священникам-крылошанам и некоторых из них избил своим посохом. Заслуживает внимания и то, что бывший владыка Феодосии, хотя арендовал только епископские имения, вмешивался, однако ж, и в дела епархиальные, обещавшие ему выгоду. В 1583 г. он разбирал судное дело брацлавского каштеляна Василия Загоровского, вступившего во второй брак с княгинею Чарторыйскою при жизни первой жены, не получившей развода, и признал Чарторыйскую законною женою Загоровского вопреки всякому праву, конечно, из корыстных побуждений. В продолжение своего многолетнего управления епархиею Феодосий, заботясь только о своих личных выгодах, не обращал внимания ни на свой кафедральный собор, ни на свой епископский замок: тот и другой пришли в крайнюю ветхость и требовали существенных исправлений; в соборе недоставало сосудов и украшений, не было достаточно духовенства и певчих. Князь Константин Константинович "напомнил" владыке Феодосию, что надобно все это исправить и восполнить. И вот Феодосий вместе с крылошанами соборной церкви составил письменный акт (25 июля 1588 г.), в котором назначал: семь своих епископских сел с их доходами на исправление соборной церкви и епископского замка и на другие их потребности; два села на то, чтобы иметь еще при соборе двух дьяконов, двух или трех дьяков и нескольких певчих, больших и малых; два села - чтобы содержать при соборе двух "казнодеев", или проповедников, для поучения народа в церкви; всех епископских людей, живших в городе Владимире, - на заведение школы при епископском замке и на содержание двух бакалавров, которые бы обучали детей по-гречески и по-славянски, и одно село - на устройство и содержание при соборной церкви гошпиталя. Для того чтобы собирать доходы с этих сел и употреблять по назначению, составлена была комиссия из двух духовных лиц протоиерея и священника и двух владимирских мещан, а для наблюдения за ними определены были владимирский подстароста Андрей Романовский и войт Михаил Дубницкий. Комиссия должна была собирать и употреблять доходы с означенных сел только в продолжение трех лет, а потом передать все те имения опять Владимирскому епископу в его полное владение. Дело, без сомнения, весьма доброе, но сомнительно, чтобы Феодосий мог действительно принесть от себя такую большую жертву, а не ограничился только составлением письменного акта. Еще сомнительнее, чтобы дело это доведено было до конца, если бы оно и началось, потому что Феодосий скоро скончался (прежде 30 апреля 1589 г.), и ниоткуда не видно, чтобы преемник его Мелетий Хрептович, все еще называвшийся лишь нареченным епископом, согласился исполнить волю своего предместника.

Имя Феодосия Лозовского невольно напоминает имя другого, подобного ему, епископа, бывшего некогда ему совместником по Владимирской епархии, Ионы Борзобогатого-Красенского, правившего теперь Луцкою епархиею. Иона также жил исключительно для своих личных интересов, и, не довольствуясь доходами с своих церковных имений и обыкновенными пошлинами, какие шли ему со всего епархиального духовенства, он налагал на священников еще новые подати по своему произволу, делал вымогательства и, если священники не уступали, запечатывал их церкви, как запечатал в 1583 г. все семь приходских церквей в самом Луцке, предоставляя священникам служить только в соборе. А сын Борзобогатого, Василий, и его дети, Константин и Василий, грабили архиерейские имения и церкви. Из замка Жабче взяли пять пушек и множество другого оружия и частию раздарили, а более - перевезли в свое имение. В селе Рожищах совершенно опустошили церковь, забравши из нее и книги, и образа, и колокол, и все прочие вещи. В монастыре Дубищеком разогнали монахов, взяли из церкви несколько книг и два больших колокола, разобрали деревянные кельи, перевезли дерево в свое имение и там пожгли на уголья, а из монастырского железного клепала велели наковать топоров. Всего же более Иона показал себя в своих действиях и сопротивлениях самому королю Стефану Баторию как архимандрит Жидичинского монастыря. Получив этот монастырь еще от Сигизмунда Августа в пожизненное управление, Иона расточал его казну, разорял имения и отчуждал их то меною, то другими способами и довел монастырь до великого обнищания. Стефан Баторий приказал князю К. Острожскому отобрать Жидичинский монастырь от Ионы Борзобогатого и отдать в управление греку Феофану, епископу Меглинскому (28 мая 1580 г.). И так как Иона не хотел повиноваться, ссылаясь на грамоту Сигизмунда Августа, то князь Острожский с толпою слуг и татар насильно овладел монастырем и его имениями и выгнал из монастыря Иону (30 июня). Последний принес на князя жалобу в луцкий городский суд за насилие, но суд, имея в виду, что князь исполнял только волю короля, признал дело подлежащим суду самого короля (августа 1). Тогда Иона и сын его Василий Красенский начали делать всякие неправды и притеснения епископу Меглинскому Феофану, стараясь вытеснить его из монастыря. Феофан пожаловался королю, и король поручил Жидичинский монастырь в опеку и оборону князю К. К. Острожскому, чтобы он всячески оберегал монастырь от притязаний и нападений епископа Ионы (5 декабря). Иона, однако ж, не унимался и продолжал свои происки. Король счел нужным выдать Феофану Меглинскому новую подтвердительную свою грамоту на Жидичинский монастырь (23 ноября 1582 г.), а Ионе приказал дать отчет в управлении этим монастырем каштеляну земли Волынской Михаилу Мышке и старосте луцкому Александру Пронскому, назначенному теперь опекуном Жидичинского монастыря (18 февраля 1583 г.). Несмотря на все это, Иона напал на монастырь с отрядом вооруженных людей, произвел в нем кровопролитие, выгнал из монастыря Феофана и сам поселился там с своими близкими родными. Князь Пронский послал на монастырь своих вооруженных людей, чтобы выгнать из него Иону, но на первый раз не имел успеха (26 августа 1583 г.). Иона проживал в монастыре и владел им еще почти год. Князь Пронский вновь послал (10 мая 1584 г.) на монастырь до трехсот человек, пеших и конных, с пушками и другим огнестрельным орудием, овладел монастырем, выгнал оттуда Иону с его семейством, велел выкопать кости его невестки и сына и выбросить за монастырские стены, а чтобы Красенские вновь не завладели монастырем, окопал его рвом, укрепил и оставил в нем сотню воинов. Между тем Иона вместе с сыном своим Василием и внуком Михаилом Гулевичем, по жалобе Феофана Меглинского, за насильственное изгнание последнего из Жидичинского монастыря, за окровавление монастыря и за раны, нанесенные слугам и приятелям Феофана, присужден был к банниции, т. е. к лишению всех гражданских прав и изгнанию из отечества, и король, по просьбе обвиненных, только на шесть месяцев отсрочил (15 февраля 1585 г.) исполнение этого приговора, чтобы дать им время перенесть дело на рассмотрение высшего суда. Но еще до истечения шести месяцев Иона скончался.