Читать онлайн «История Русской Церкви. 1700–1917 гг.». Страница 87

Еще в XVIII в. раздавались голоса, осуждавшие практику пополнения епископата исключительно за счет ученых монахов. В 1767 г. епископ Переяславский Сильвестр Старогородский в своих Пунктах, приложенных к инструкции для делегата от Святейшего Синода в Комиссию по составлению нового законоуложения, высказывал пожелание «о избрании и возведении на епископства не столь по учению, как доброжительству, если в совокупности обое в ком не усмотрится» [950]. Макарий Булгаков был, напротив, апологетом ученого монашества. Еще молодым архимандритом, в начале своей церковной, или, что то же, ученой, карьеры, он писал в «Истории Киевской Академии»: «Переберите списки архипастырей всех епархий русских и вы не найдете ни одной, которые бы не видели у себя нескольких или по крайней мере одного преосвященного из образовавшихся в Киевской Академии — сего, как прилично назвать ее здесь, рассадника российских иерархов осьмнадцатого века» [951]. В XIX в. привилегии ученого монашества горячо отстаивал митрополит Филарет Дроздов, который требовал, чтобы преподаватели духовных училищ и епископы были только из ученых монахов. «Правительство… имеет настоятельную надобность благоприятствовать православному (т. е. ученому. — И. С.) монашеству… для приготовления и избрания ректоров и инспекторов духовных академий и семинарий и профессоров богословия. Светскому наставником богословия быть неприлично, белые священники привязаны к семействам и приходам». Филарет считал, что «от трехлетнего послушнического искуса могут быть освобождены… совершившие полный богословский курс в духовных училищах, с полным одобрением в поведении, приобретенным в продолжение нескольких лет под непрерывным надзором и руководством нравственным»; он полагал, что молодые люди, окончившие духовную академию, уже по достижении 25 лет могли постригаться в монахи [952]. В 60–е гг. митрополит Филарет приложил немало усилий, чтобы уговорить протоиерея А. В. Горского, которого он хорошо знал как выдающегося ученого и замечательного человека, принять монашество (тогда обсуждалась его кандидатура на должность ректора Московской Духовной Академии). Поскольку Горский отказался, Филарет рекомендовал на это место одного из ученых монахов и лишь несколько лет спустя скрепя сердце решился дать свое согласие на назначение Горского [953]. Что касается монашеских обязанностей епископов, то Филарет считал, что «монашествующий, возводимый в сан епископа, по необходимости обязан подчинить характер монашества высшему характеру епископства и исполнять обязанности монашеские в такой мере, в какой они совместны с положением и обязанностями епископства». По рекомендации Филарета Святейший Синод установил в 1832 г. возрастной минимум для пострижения в монахи — 25 лет, однако на практике он во многих случаях бывал еще меньше, если учащийся желал пострижения еще до окончания учебы [954]. Такие случаи особенно участились с 80–х гг. XIX в., когда привлекательность иночества в глазах учащихся резко упала, так что дело доходило до прямой агитации с целью побудить их принять постриг, дабы пополнить поредевшие ряды кандидатов в епископы, которых все чаще приходилось поставлять из среды вдовствующего белого духовенства, принимавшего монашество [955]. Следствием такой агитации — особенно со стороны Антония Вадковского и Сергия Страгородского в Петербурге, а также ректора Московской и Казанской Академий Антония Храповицкого — явилась волна порой поспешных постригов среди молодых студентов. Из 30 рукоположений в епископы, предпринятых в Святейшем Синоде при участии митрополита Антония Вадковского в 1898–1910 гг., 29 приходились на долю ученых монахов, принявших монашество в юношеском возрасте. Таким способом удалось восстановить монополию ученого монашества на епископский сан [956].

Материальное положение ученого монашества с самого момента его возникновения было также в высшей степени привилегированным. Как правило, ректорство в академии или семинарии было связано с настоятельством в одном из монастырей, часто весьма отдаленном. Последнее было чисто номинальным, но означало получение дополнительных доходов из этого монастыря. В 1767 г., когда ученым монахам, преподававшим в духовных учебных заведениях, были установлены штатные оклады, эта практика была санкционирована Святейшим Синодом. 18 декабря 1797 г. Павел I издал указ об организации кафедрального духовенства, согласно которому в трех лаврах и московском Донском монастыре учреждалось 18 штатных вакансий для ученых иеромонахов, окончивших «с успехом и пользою» одну из академий. Им полагалась ежегодная дотация из монастырских средств в размере 150 руб. Другие постановления, содержащиеся в этом указе, напоминают «Объявление» 1724 г.: «Синод наш не оставит предписать точную их должность, имея за правило, чтоб они упражнялись в переводах, сочинениях, в проповеди слова Божия, в преподавании наук по академиям и семинариям… да и вообще, чтоб они не в праздность обращались, но прямо на пользу церковную и государственную служили, отличалися добрым поведением, а тем и могли бы достигать помещения на степени архиерейские» [957]. После принятия Уставов 1809–1814 гг. доктора и магистры богословия начали получать надбавки к жалованью. И лишь в Уставах 1867–1869 гг. связь между ректорством и настоятельством была отменена [958].

В XVIII и начале XIX в. вдовствующие священники, принявшие монашество, только в самых редких случаях удостаивались епископского сана [959]. Положение изменилось во 2–й половине XIX в., и в особенности с 70–х гг., когда количество постригов среди выпускников академий стало быстро уменьшаться. «Кандидатов на архиерейство совсем нет», — жаловался архиепископ Никанор Бровкович, который, входя в 1887–1888 гг. в Святейший Синод, превосходно знал ситуацию [960]. В этом затруднительном положении епархиальные архиереи бывали вынуждены побуждать овдовевших протоиереев, профессоров академий и преподавателей семинарий принимать монашество с последующим выдвижением их на замещение епископских кафедр. И тем не менее общее число поставленных таким способом епископов было на удивление мало: за 2–ю половину XIX и начало XX в. их было всего около 40. В общем они проявили себя с хорошей стороны, с особым вниманием относясь к нуждам приходского духовенства [961].

Из статистики о епископате конца XIX и начала XX в. интересны следующие данные. В 1897 г. епархиями управляли 100 епископов; из них 78 являлись выпускниками духовных академий, 8 — семинарий, один имел университетское образование, один — военное, светские гимназии окончили 12; 39 до пострига были вдовыми священниками; из иных сословий (не духовного) происходили 4. В 1903 г. насчитывалось 16 епископов на покое и 107 — занятых церковным управлением, из них 3 митрополита, 15 архиепископов и 105 епископов. 109 были выпускниками академий, 8 — семинарий, законченное университетское образование имели 2, незаконченное — еще 2, сельскохозяйственное образование — 1, военное — 1. И только четверо были докторами богословия: Петербургский митрополит Антоний Вадковский, Владимирский архиепископ Сергий Спасский, Костромской епископ Виссарион Нечаев и викарий Киевского митрополита Сильвестр Малеванский. 5 иерархов были старше 80 лет (среди них двое еще управляли епархиями), 14 — старше 70 лет; самому младшему было 34 года [962].Все окончившие академии, за исключением трех, прошли обычный путь ученых монахов: через семинарию и академию — к епископскому сану, и даже большинство бывших вдовых священников некоторое время преподавали в семинариях. Таким образом, и для тех, и для других в равной мере педагогическая деятельность послужила «подготовкой» к епископской кафедре.

в) В иерархической структуре епископата в течение синодального периода произошел ряд изменений. В конце XVII в. существовали 22 епархии, из которых одна управлялась патриархом, 13 — митрополитами, 7 — архиепископами и 1 — епископом. Различия между епархиями в сущности не имели практического значения, так как перемещения архиереев были крайне редки. Архимандриты и игумены монастырей при случае могли быть рукоположены сразу в митрополиты или архиепископы. Так обстояло дело еще в первые годы царствования Петра I, когда Стефан Яворский был рукоположен в митрополита Рязанского, а Димитрий Туптало — в митрополита Тобольского и Сибирского из игуменов; то же произошло с Филофеем Лещинским, Арсением Мацеевичем и некоторыми другими [963].

Петр I отменил рукоположение сразу в архиепископы и митрополиты, возведя в принцип постепенное восхождение по иерархической лестнице. Назначение епископов Петр рассматривал как вопрос государственно–политический, подлежавший его личному ведению. В «Духовном регламенте» говорится, что Духовная коллегия должна быть «аки некая школа правления духовнаго», где ее советники и асессоры, будущие кандидаты в епископы, будут иметь возможность «научитися духовной политике». 14 февраля 1721 г. царь приказал Святейшему Синоду представлять всякий раз по два кандидата на «высочайшее рассуждение». Тем самым практика назначения епископов монаршей волей приобрела силу закона. При Александре I, в 1822 г., число представляемых Святейшим Синодом кандидатов было увеличено до трех. Еще в указе Сената от 22 апреля 1716 г. были сформулированы статьи епископской присяги, которые в главных чертах вошли затем в «Духовный регламент»: «Исповедую же с клятвою крайняго судию Духовныя сея коллегии быти самаго всероссийскаго монарха, государя нашего всемилостивейшаго». Эта присяга была отменена лишь в 1901 г. (см. § 3) [964].