Читать онлайн «Человек против Бога». Страница 21

Мы слишком долго говорили об этом искусстве, несоизмеримо долго по сравнению с его внутренней ценностью. Его свидетельство безошибочно и очевидно для тех, кто имеет глаза: эта выраженная абстрактно реальность представляется невероятной. Да, нетрудно было бы объявить фантазией «новое человечество», которое предвидели Гитлер и Ленин, и даже замыслы весьма уважаемых среди нас нигилистов, спокойно обсуждающих проблемы научного взращивания «биологического суперчеловека» или составляющих утопию формирования «нового человека» при помощи узкого «современного образования» и строгого контроля сознания, представляются маловероятными и лишь немного зловещими. Но столкнувшись с реальным образом «нового человека», образом жестоким и отвратительным, столь непреднамеренно, но весьма настойчиво возникающим в современном искусстве, получившим в нем такое широкое распространение, мы были застигнуты врасплох, и весь ужас современного состояния человека поражает нас так глубоко, что мы нескоро сможем его забыть.

Описанный на этих страницах образ «нового человека» был исключительно отрицательным, и многие из изучающих современное состояние человека, признавая истинность некоторых наших наблюдений, непременно отвергнут их как «односторонние». Поэтому справедливости ради нам следует рассмотреть другую, «позитивную» сторону.

И действительно, не вызывает никакого сомнения, что параллельно с описанными нами порождаемыми нигилизмом отчаянием, разочарованием, ачеловечностью развивается направление оптимистично-идеалистическое, произведшее на свет своих собственных «новых людей». Среди них молодые люди, идеалисты и практики одновременно, с готовностью решающие трудные проблемы сегодняшнего дня, стремящиеся распространить американский или советский или какой-либо более универсальный идеал, стоящий над ними, на «отсталые» страны. Это ученые-энтузиасты, сметающие все возможные «преграды» в процессе проводимого сегодня «волнующего» поиска и эксперимента. Это пацифисты и идеалисты ненасилия, борющиеся за мир, братство, мировое единство и преодоление вековой ненависти. Это «сердитые» молодые писатели, ратующие за справедливость и равенство и несущие в этот печальный мир настолько успешно, насколько и доступно новое «благовестие» о радости и творчестве. Сюда относятся и те художники, чье изображение современного человека мы так безжалостно критиковали выше, потому что они стремятся обличить мир, который его произвел, и таким образом указать ему на иной путь. Это и большое число обычных молодых людей, которые счастливы жить в столь «восхитительное» время: они честны, добропорядочны, с уверенностью и оптимизмом смотрят в будущее, где мир по меньшей мере узнает счастье вместо горя. Старшее поколение, слишком изломанное той эрой нигилизма, через которую оно прошло, чтобы разделять энтузиазм этих молодых людей, возлагает на него все свои надежды. Так может ли случиться, что, если тому будет благоприятствовать дух века сего, их мечты станут реальностью?

Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим себе другой, более фундаментальный: какова природа веры и надежды, воодушевляющих подобные мечты? Ответ очевиден: эти вера и надежда целиком и полностью принадлежат миру сему. Художественные и научные новинки, благосостояние и комфорт, исследование новых миров, «мир», «братство» и «радость» в том значении, в каком их понимает общественное сознание, — вот блага мира сего, которые приходят и которые, если стремиться к ним с той преданностью, с какой делает это оптимистично настроенный «новый человек», являются духовно вредными. Настоящий и вечный дом человека не в этом мире. Истинные мир, любовь и радость во Христе, которые верующий узнает уже в этой жизни, относятся к абсолютно иному порядку, нежели их мирские пародии, которые «новый человек» наполняет пустыми надеждами.

Существование этого «нового человека», чьи вера и надежда ориентированы исключительно на этот мир, является еще одним доказательством успеха нигилистической программы. Фотография этого «нового человека» в его, так сказать, «позитивной форме» сделана с негатива того самого недочеловека, которого мы описывали выше. На негативе мы видим его побежденным бесчеловечным миром, с измененными природными свойствами. Пессимизм и отчаяние, выраженные в этом образе, являются последним слабым протестом против деятельности нигилизма, и в том состоит его единственное позитивное значение и в то же время свидетельство его успеха. На позитиве «новый человек» приготовился изменить мир, пусть и несовершенный, но единственный известный ему. В этом образе уже больше нет конфликта, потому что человек зашагал по пути переформирования и переориентации, в результате чего он должен полностью «приспособиться» к новому миру. Оба эти образа едины, так как оба они отражают смерть того человека, который жил до сих пор, а именно странника на этой земле, вглядывающегося в небеса, как в свой истинный дом, и в то же время свидетельствуют о рождении «нового человека», принадлежащего единственно этой земле, не знающего ни надежды, ни отчаяния, находящихся вне мира сего.

Расположенные между этими двумя образами, позитивные и негативные отпечатки-образы «нового человека» составляют картину состояния современного человека — человека, в котором обмирщенность победила веру. В то же время они являются знаком перехода, предзнаменованием основного изменения «в духе века сего». На негативе отпадение от христианской истины, являющееся основной характеристикой современности, кажется, достигло своего критического предела: Бог «мертв», человек, сотворенный по Его образу, утратил свою природу и ниспал в недочеловечество. С другой стороны, на позитиве видно начало нового движения: человек открыл свою новую природу, природу земной твари. Век отрицания и нигилизма, содеяв максимально, на что способен, закончился: «новый человек» настолько равнодушен к христианской истине, что даже не отрицает ее, все его внимание обращено к этому миру.

Новый век, который многие называют «постхристианским», есть одновременно и век, следующий «за нигилизмом», — это определение отражает одновременно и реальный факт в настоящем, и надежду на будущее. Реальный факт состоит в том, что нигилизм, негативный по своему содержанию, хотя, возможно, и позитивный по своим устремлениям, всю свою энергию черпающий из страсти к разрушению христианской истины, достигает цели своей программы в тот момент, когда производит механизированную «новую землю» и дегуманизированного «нового человека». Здесь уничтожается влияние христианства на человека и общество, и теперь нигилизм должен отойти в сторону и уступить место другому, более «конструктивному» движению, способному действовать на основе автономных и позитивных мотивов.

Это движение, которое мы будем описывать под именем анархизма, перенимает у нигилизма эстафету революции и должно будет довести до логического завершения то, что начал нигилизм.

Надежда, содержавшаяся в определении «за нигилизмом», наивна, ее духовный и исторический смысл состоит в том, что новому веку предстоит увидеть не только устарение, но и преодоление нигилизма. Бог нигилизма, ничто, — это пустота, вакуум, который жаждет быть заполненным; те, кто жили в этом вакууме и признавали нечто своим богом, не могут не искать другого бога, надеясь, что он выведет их из века и из-под власти нигилизма. Такие люди пытаются увидеть в сложившейся ситуации некий позитивный смысл. Не желая верить, что прошедший век был абсолютно бесплодным, они и сочиняют оправдания, в которых нигилизм, каким бы зловещим он ни был, предстает как необходимое средство к достижению цели, лежащей за его пределами, подобно как разрушение предваряет перестройку, а темнота предшествует рассвету. Если настоящая темнота, неуверенность и страдание и неприятны, то они — продолжается оправдание — все-таки полезны и очистительны: лишенные иллюзий, среди «темной ночи» сомнения и отчаяния, мы должны перетерпеть все эти испытания и остаться «открытыми» и «восприимчивыми» к тому, что может принести всемогущее будущее. Нигилизм, следует вывод, это апокалипсическое знамение приближения нового, лучшего века. Эта апология почти универсальна, ее можно приспособить к бесчисленным современным представлениям. Крайним примером подобного приспособления может служить приведенное выше высказывание Геббельса о «позитивном» значении национал-социализма. Другие, более духовные его варианты повсеместно встречаются со времени кризиса мысли, вызванного французской революцией. Поэты, «пророки», оккультисты и люди более прозаические, на которых они оказали влияние, безумно страдая от беспорядков их времени, находят утешение в мысли, что на самом деле это есть замаскированное богословие. И снова можно процитировать Йейтса, чье отношение весьма типично: «Дорогие хищные птички, готовьтесь к войне… Любите войну за ее ужас; веру можно изменить, цивилизацию обновить… Вера происходит от потрясения… Вера постоянно обновляется перед ужасом смерти» [60].