Читать онлайн «История русской церкви (Том 5)». Страница 64

Челядь же имейте в наказания учения Господня; довольно им творите кормлю и порты. И люди тому же научите, первие сами в богобоязньстве пребывающе: не обидяще, не крадуще, не лжюще, не упивающеся и останущеся всякоя неправды. Си бо вся любя вы написах. Се же творите - молитва ваша от Бога услышена будеть, на земли нашей налога от погании утешаться, обилье много Господь нам подасть, аще ли в волу Его будемь, заповеди Его творяще".

Челядь же свою наказуйте страху Божию и гладом не морите, ни наготою, ни босотою не томите, но любите их, яко своя уды, или яко Христос всех нас, тако же творите, дети своя духовныя наказуйте. И аще сохраните сия вся завещанная, то Бога возвеселите, и ангелы уди вите, и молитва ваша услышана будеть от Бога, и земли нашей от иноверных бесерменских стран облегчится, и милость Божия на вся страны Русския земли умножится, и пагуба и тли плодом и скотом престануть, и гнев Божий утолится, и народы всея Русския земли в тишине и безмолвии поживуть, и милость Божию получать в ны нешнем веце, паче же в будущем".

Спрашиваем всякого, сколько-нибудь знакомого с памятниками нашей древней литературы, может ли он на основании представленных выписок при знавать Слово на собор архистратига Михаила произведением XIII в. и при писать митрополиту Кириллу II? Что же касается, в частности, до "Поучения к попом", помещенного в этом Слове, то при самом небольшом внимании легко убедиться, что поучение есть здесь вставка, и вставка весьма неудачная и неуместная. Изобразив двадцать мытарств и потом как истязуются на них души добрые, составитель Слова продолжает говорить, как истязуются на мытарствах души злые, и, не докончив речи весьма немного, вдруг прерывает ее длинным обращением к Собору духовенства и тогда-то уже оканчивает пре рванное сказание в двух-трех строках. Поводом к этой вставке, вероятно, послужило то, что в речи о истязании грешников упомянуто об отце духовном, и именно сказано: "И таковии оба осудятся, отец духовный и с сыном своим, приимут муку вечную, понеже видая сия грехи его, и не положил ему за то епитимий, а он такоже ведаючи, изыскал себе отца духовнаго, потаковника своим грехам, и за то оба осудятся". Вслед за этим составитель Слова про должает от себя: "Бедно же есть и поползновенно повинующимся избирати себе наставника по своему хотению, ибо таковии в местех погибельных шествуют. Слышите убо, отцы о Господе, архиерейский, и священноиноческий, и иерейский преподобный и священный Соборе, к вам ми слово сказати подлежить. Понеже..." и прочее. И изложив все "Поучение к попом" в распространенном виде, он заключает: "Ныне же на предлежащее возвратимся. И потом восхитима душа та (какая?) лукавыми бесы и биема люте, и не дадуще ей и перваго мытарства пройти. И потом затворима бываеть во аде и во тме и сени смертней, идеже суть души грешных от века затворени, и ту сидяще, плачющеся, до дне суднаго и страшнаго".

Но как же, говорят, автор Слова делает обращение к архиереям: "Слышите убо, отцы о Господе, архиерейский, и священноиноческий, и иерейский преподобный и священный Соборе"? Не речь ли это митрополита? Нет, это только распространение краткого начала "Поучения к попом": "Слыши, иерей преподобный Сборе",- потому что далее во всем Слове сам автор ведет речь только к иереям, ни разу не упоминая об архиереях. А не значит ли, что автор жил в XIII в., при начале ига монгольского над Россиею, если он выражается: "И земли нашей от иноверных бесерменских стран облегчится"? Нет, так мог выражаться он и под конец монгольского ига, во 2-й половине XV в.

Пятое сочинение - поучение к великому князю Василию, которое встречается в предисловии к Мерилу Праведному и в первый раз приписано митрополиту Кириллу II в "Обзоре русской духовной литературы", приписано без достаточных оснований. В "Обзоре" об этом сказано следующее:

"Древность списков и языка указывает на древнего сочинителя поучения, а тон поучения показывает в учителе митрополита. Итак, по содержанию и языку надобно признать за несомненное, что великий князь Василий, которому предлагается поучение, есть сын благоверного князя Александра Невского, а сочинитель поучения - митрополит Кирилл" (с. 58). Действительно, списки Мерила Праведного восходят к XV и XIV в., и по языку поучение может быть относимо к XIV или даже к XIII в., хотя отнюдь не дальше последней половины и даже четверти, потому что в поучении приводятся известные слова из Правила митрополита Кирилла II: "Не разсея ли ны Бог по лицу всея земли? Не взята ли быша грады наши..." и прочее 460. Но, во-первых, в тоне поучения решительно нет ничего, что приличествовало бы только митрополиту, а не епископу и вообще всякому лицу духовному, в чем легко убедиться, так как большая часть поучения напечатана у Розенкампфа 461. Во-вторых, сын святого Александра Невского Василий никогда не был великим князем; а из великих князей в последней половине XIII и в XIV в. носили это имя Василий Ярославич (1272-1276), современник митрополита Кирилла II, и Василий Дмитриевич (1386-1425); чтобы поучение было писано к первому, а не ко второму, и если к первому, то именно митрополитом Кириллом, а не другим кем-либо, например Серапионом, епископом Владимирским (1274-1275),- на это нет никаких доказательств. В-третьих, может быть, поучение написано первоначально к великому князю не Василию, а Димитрию, и первое имя поставлено вместо последнего уже позднейшим переписчиком, потому что в некоторых списках действительно стоит имя Димитрия 462. Но великих князей с этим именем к концу XIII и в XIV в. было четверо: Димитрий Александрович (1276-1294), Димитрий Михайлович (ок. 1325), Димитрий Константинович (1359-1362) и Димитрий Иоаннович Донской (1363-1389), чем доказать, что поучение писано к первому, а не к последнему, или не ко второму, и третьему? В-четвертых, вероятно, что и имя Димитрия вставлено в поучение переписчиком, тогда как имя великого князя, которому адресовано было поучение самим сочинителем, нам неизвестно, потому что в некоторых списках стоит имя князя Михаила, в иных - князя Владимира, и еще в некоторых имя князя выскоблено 463. Наконец, можно еще сомневаться в русском происхождении всего поучения: две-три русские вставки в него еще ничего не доказывают, когда известно, что такие вставки у нас делывались нередко в чужие сочинения. Итак, нет основания признать не только за несомненное, но даже за вероятное, что это поучение принадлежит митрополиту Кириллу II. В поучении приводятся известные слова из Правила митрополита Кирилла о татарском иге. Но разве не мог привесть их другой писатель, как и приводятся они в одном из поучений Владимирского епископа Серапиона, хотя не буквально 464?

Остальные четыре статьи, приписываемые митрополиту Кириллу II в "Обзоре русской духовной литературы", еще менее могут выдержать справедливый суд критики. Об них сказано: "За поучением к князю следуют в Мериле выписки из Священного Писания, из Пчелы, из Русского летописца; потом читаются статьи: а) "Слово на немилостивые князи"; б) "Слово о гордости властителей"; в) "Слово о судиях и клеветах..." Все эти четыре статьи, без сомнения, русское сочинение. А что они принадлежат митрополиту Кириллу, доказательством служит связь их с поучением великому князю, одинаковость языка и строя, равно и то, что они помещены и в Кормчих Кириллова разряда" (с. 59). Но а) точно ли статьи суть сочинение русское,это еще не доказано; б) принадлежит ли поучение митрополиту Кириллу II, также не решено; в) связи с поучением статьи не имеют никакой, напротив, отделяются от него, по словам самого "Обзора", выписками из Священного Писания, из Пчелы и из Русского летописца; г) по языку и строю статьи имеют такое же сходство с поучением, как и с другими древними нашими сочинениями и переводами XII-XIV в.; д) в "Кормчих Кириллова разряда", как всякому известно, помещено много статей не только греческого, но и русского происхождения, вовсе не принадлежащих митрополиту Кириллу II.

Итак, из девяти сочинений, приписываемых митрополиту Кириллу II, только одно Правило несомненно ему принадлежит, а другое - "Поучение к попом" - может быть усвояемо ему с вероятностию; прочие семь приписываются ему несправедливо или неосновательно 465.

Критики, побольше критики - вот чего надобно желать нам в истории нашей литературы! Знакомясь более и более с нашею древнею письменностию, частию по умножающимся описаниям рукописных библиотек, частию по самым памятникам, делающимся день ото дня более доступными, мы спешим решать литературные вопросы без дальних изысканий и соображений, спешим первые произнесть свой приговор об открываемых сочинениях и наделяем ими авторов с большою щедростию, тоном смелым и самоуверенным, на основании каких-нибудь самых слабых указаний и догадок, а иногда и совершенно произвольно примеров этому можно бы привести бесчисленное множество. Такие решения и приговоры, сколько бы мы ни обольщали ими сами себя, отнюдь не оставляют вклада в сокровищницу науки и не подвигают ее вперед; напротив, остановляют ее и запутывают, потому что представляют одни лишние затруднения последующим изыскателям в той же области, которые не могут же простираться далее, прежде нежели пересмотрят, разберут и оценят мнения своих предшественников. Критики, побольше критики - вот чего нам нужно желать в истории нашей литературы!