Читать онлайн «Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер». Страница 26

Острожский, подобно Курбскому, вел деятель­ную переписку с панами, материально поддержи­вал братства и, имея у короля большой вес, высту­пал перед ним в защиту попираемых латинянами прав Православной Церкви.

В 1582 г., 13 февраля, папа Григорий XIII обна­родовал буллу о введении нового календаря, известного теперь под именем григорианского, и Стефан Баторий вскоре после этого издал указ, ко­торым повелевал, чтобы новый календарь был принят в его королевстве не только католиками, но и православными. Иезуиты и ревнители ла­тинства поняли, что если православные примут новый календарь и станут праздновать свою Пас­ху и другие праздники с католиками, то это по­служит к религиозному сближению тех и других, а впоследствии и к согласию православных на не­которые другие отступления от указаний Православ­ной Церкви, и стали вести свою работу к принудитель­ному принятию нового календаря православными. Но православные, понимая, что вопрос о введении григо­рианского календаря касается их церковного обряда и веры и не может быть разрешен королем без согла­сия Вселенского Патриарха, не соглашались под­чиниться указу короля, и между ними начались волнения. Князь К.К. Острожский поспешил на­писать об этом Константинопольскому Патриар­ху Иеремии и просил его наставлений. Иеремия вместе с Александрийским Патриархом Сильве­стром ответили ему, что новый календарь нару­шает постановление Первого Вселенского Собо­ра о праздновании Пасхи, что этот календарь представляет новое отступление папы от поста­новлений Вселенской Церкви, основан он на да­леко неточных астрономических вычислениях, и посему убеждал князя и всех православных не принимать нового календаря. О том же Патриарх писал и Киевскому митрополиту и всем подчи­ненным ему епископам.

Несмотря, однако, на эти грамоты Патриарха, православных хотели силой принудить к приня­тию нового календаря. Иезуиты и католическое духовенство врывались в православные храмы и палками выгоняли оттуда священников и народ, когда те собирались на богослужение в празднич­ные дни по старому календарю, как это случилось, например, в г. Львове в праздник Рождества Хрис­това. Православные негодовали и обращались с жалобой к королю. Стефан Баторий, опасаясь се­рьезных возмущений православного народа, вы­нужден был несколькими грамотами отменить свой указ о новом календаре. В одной из этих гра­мот он писал, что принял в своих владениях но­вый календарь только для лучшего порядка дел, а вовсе не для того, чтобы делать людям греческой веры какое-либо насилие в богослужении и обря­дах, в правах и вольностях, но чтобы на будущее время тверже и надежнее мог быть сохраняем мир между разноверцами. «Мы, — писал далее ко­роль, — вознамерились дать, позволить и утвер­дить людям греческой веры, обитающим в Вели­ком Княжестве Литовском, полную власть и свободу спокойно содержать все уставы и обряды греческого богослужения, по порядку и расписа­нию старого календаря,... и пока между папой и греческими Патриархами окончательно не будет решен спор об употреблении календаря, ни мы, ни наши урядники не будем принуждать сохра­няющих греческие обряды к принятию нового ка­лендаря». Несмотря на эти грамоты, выраженная в них воля короля не исполнялась до самой его смерти, и латиняне по-прежнему принуждали православных праздновать по новому календарю. В особенности в этом деле усердствовали польские паны, принуждая своих православных крестьян работать в праздничные дни по календарю Право­славной Церкви.

Вообще время правления короля Стефана Батория, явно покровительствовавшего иезуитам и ла­тинянам во вред православным, следует опреде­лить как время постоянной борьбы православных с латинянами — борьбы, достигшей небывалого до сих пор активного напряжения. Несмотря на все стеснения, чинимые православным иезуитами, православные не пали духом и стали противодей­ствовать латинянам не одним только пассивным сопротивлением, не одними протестами перед властями и жалобами королю, но и теми же ору­диями, какие употреблялись самими же латиня­нами: их школам противопоставляли свои школы, их братствам— свои братства, их сочинениям — свои сочинения; даже в спорах о календаре право­славные на чинимые им притеснения отвечали, где могли, теми же притеснениями. Прискорбно только то, что в этой борьбе, касавшейся непосред­ственно веры и Церкви, не принимали почти ни­какого участия западно-русские архипастыри. Но этому удивляться не следует. Стефан Баторий с умыслом раздавал епископские кафедры самым неподходящим лицам, жаждавшим только нажи­вы от Церкви и готовым во всякое время изменить ей. И если эти пастыри нередко вели своего рода борьбу за принадлежащие им права, то только из-за своих личных интересов, а не интересов Церк­ви, из-за своих прав имущественных и судебных. Такое индифферентное отношение владык к защи­те интересов Церкви ничего доброго не предвеща­ло, что сказалось впоследствии при преемнике Батория, короле Сигизмунде III.

Мысль о церковной унии православных западно-русов с латинской Церковью, давно занимавшая Пап Римских и латинское духовенство, стала при содействии иезуитов мало-помалу осуществляться. Иезуиты, пропагандируя в Литве почти 20 лет идею унии, своими проповедями, диспутами с православ­ными, своими школами и особенно своими сочи­нениями успели достаточно ознакомить православ­ных людей с понятиями о подготавливающейся унии. Действуя указанными путями, они многих православных поколебали в вере, иных склонили к латинству, других предрасположили к унии льстивыми обещаниями, а самое главное — успе­ли приобрести настолько сильное влияние на сво­его питомца и ставленника короля Сигизмунда III и его правительство, что тот под их руководством готов был употребить все меры, лишь бы насадить унию в своем государстве. Оставалось только подыс­кать среди православных епископов таких лиц, которые согласились бы действовать по их указке. И это им вскоре удалось.

Подготовке унии в сильной мере содействова­ло тогдашнее положение Западно-Русской Церк­ви, далеко не соответствующее каноническим ус­тавам. В среде духовенства немало было лиц, не имевших права занимать высшие церковные дол­жности. Сам Киевский митрополит Онисифор Де­вочка был двоеженец, ибо до рукоположения сво­его в духовный сан был вдовцом после смерти второй жены, и посему не мог быть лицом духов­ным. К тому же он оказался весьма небрежным пастырем и слабым защитником своего духовно­го стада, как это видно из письма галицко-русских дворян, посланного ему в 1585 г. из Варшавы. «Хотя Вашу милость старшим своим имеем, — писали Онисифору дворяне, — однако Ваша ми­лость не заботился о том, чтобы словесных овец своих от губительных волков оборонять. Во вре­мя пастырства Вашей милости довольно всего злого в нашем законе осталось: насилие святыни, замыкание Святых Таин, запечатание церквей, запрещения звонить, выволакивание от престола и от церквей Божиих попов, и, как будто бы зло­деев, сажают их в тюрьмы, а мирским людям зап­рещают в церквах Божиих молиться... Но этого мало: рубят кресты святые, захватывают колоко­ла в замок (крепость), отдают их в распоряжение жидам, и еще, Ваша милость, листы свои откры­тые против церквей Божиих жидам на помогу даешь... Но что еще хуже, Ваша милость, постав­ляешь одних епископов без свидетелей и без нас, братии своей, что и правила запрещают, вслед­ствие чего негодные люди становятся епископа­ми» и проч.

В 1588 г. проездом в Москву Литву посетил Кон­стантинопольский Патриарх Иеремия. Князь К.К. Острожский обратился к нему с просьбой при­вести в порядок Западно-Русскую Церковь. Поэтому Иеремия на обратном пути снова заехал в Литву (1589). Здесь его приняли весьма торжественно и ра­душно, и только вступивший тогда на престол при помощи иезуитов король Сигизмунд III (1587—1632) по просьбе князя Острожского дал Патриарху окруж­ную грамоту, которой подчинил ему всех духовных лиц и дела Западно-Русской Церкви. Патриарх сме­стил всех двоеженцев и троеженцев с занимаемых ими церковных мест, установил на будущее время порядок замещения архиерейских кафедр монаха­ми и предоставил большую силу братствам. В чис­ле смещенных были Киевский митрополит Онисифор Девочка и Супрасльский архимандрит Тимофей Злоба, обвиненный в тяжких преступлениях. На место Онисифора был избран Минский архиманд­рит Михаил Рагоза. Патриарх по настоянию короля Сигизмунда III посвятил его, но, не доверяя ему, на­значил своим экзархом, т.е. наместником, успевше­го понравиться ему Луцкого епископа Кирилла Терлецкого, которому предоставил право надзора и суда над западно-русским духовенством. Митрополит, ко­нечно, был этим очень огорчен и явно высказывал свое недовольство. В числе недовольных были так­же епископы Холмский Дионисий и Пинский Леон­тий, которые явились защитниками запрещенных Патриархом двоеженцев и троеженцев священников. Не угодил Патриарх и Кириллу Терлецкому, так как принимал на него жалобы, а перед отъездом в Гре­цию издал неприятное для него распоряжение, что­бы митрополит созвал духовный Собор для устра­нения всяких непорядков в Церкви и для суда над недостойными иерархами, в числе которых оказал­ся и Терлецкий, обвинявшийся в тяжких преступ­лениях. Но особенно был настроен против Патриар­ха Львовский епископ Гедеон Балабан, так как Львовское братство, с которым он давно находился во враждебных отношениях, было признано Патри­архом вполне независимым от епископа. Не только Гедеон, но и все епископы недовольны были неко­торой зависимостью от Патриарха и расширением прав братств. «Как, — говорили они, — какой-нибудь сходке ремесленников, седельников, кожевников, неучам в вере дать право составлять приговоры о де­лах Церкви?»