Читать онлайн «Люди, идолы и боги». Страница 26

Характерным примером может служить развитие термина «демиург», который в греческом означал всего-навсего «ремесленник», «рабочий», свободный труженик, в отличие от подневольного, от раба. Очень скоро в употреблении подчиненных слоев это слово приобрело значение «мастера мироздания», бога — творца мира. С другой стороны, Платон в диалоге «Тимеи» придавал этому понятию унизительный оттенок. В философии неоплатонизма и гностицизма демиург выступает низшим божеством, сотворившим материальный мир, вдохновляясь уже существовавшим до него замыслом, «идеей», как поступает всякий ремесленник. Отсюда один шаг к превращению его в глубоко вредоносное существо, повинное в горестях и несправедливостях мира. Некоторые течения раннего христианства отождествляли демиурга с Яхве, дурным богом Ветхого завета, противопоставленного доброму богу, Христу. Так завершается этот процесс. Падение престижа труда привело к унижению божества.

Подлинный качественный скачок в развитии рабовладельческого способа производства в Греции совершился только с появлением законодательства Солона и Клисфена (между 592 и 508 годами до н. э.). В этот период обнищание низших слоев общества достигает самой крайней степени. Именно в это время начинает расти число рабов в поместьях и мастерских, в деревне и в городе, пока противоречие между двумя основными классами — рабов и господ не стало главным, не заслонило все остальные и не вылилось в восстания рабов, начавшиеся с III века дохристианской эры.

Преобладание рабовладельческого способа производства привело к уменьшению рядов свободных ремесленников, горнорабочих, земледельцев и принесло с собой чувство постоянно возраставшего презрения к физическому труду.

Еще Плутарх отмечал, что во времена Солона, «покровителя искусств и ремесел», труд не считался наказанием и владение каким-либо ремеслом не свидетельствовало о принадлежности к низшим классам[80]. Однако уже распространяется представление о примитивности, низости человека физического труда, которому нечего надеяться на более высокие формы интеллектуальной жизни. Платон сравнивает селян и торговцев с «утробой», способной только на переваривание пищи и прочие низменные функции. Все они, согласно Платону, составляют железное сословие, подчиненное золотому (философы, вожди государства) и серебряному (воины, защитники народа). В диалогах «Законы» и «Государство» Платон полностью лишает низшее сословие политических прав[81]. Согласно Аристотелю, «чистая наука» может возникнуть только в условиях полной свободы от всяких деловых занятий и всех практических забот[82]. Что же касается рабов, в которых нуждались технические искусства, то древние рассматривали их исключительно в качестве одушевленных орудий[83].

Злополучное противопоставление человека ремесла человеку мысли, которое было увековечено в противоположности умственного и физического труда и отразилось повсюду, вплоть до организаций нашей школы[84], имеет определенный классовый характер и не исчезнет, пока не будет уничтожено всякое деление на классы, а это возможно только в социалистическом обществе.

В V веке до н. э. в Афинах на каждого взрослого гражданина приходилось 18 рабов и более двух зависимых. На 90 тысяч свободных, включая женщин и детей, приходилось 365 тысяч рабов и 45 тысяч вольноотпущенников и лишенных прав чужеземцев — метеков[85]. А столетием позже, в 332 году до н. э., перепись показала в целом лишь нескольким больше 20 тысяч свободных людей (из них 9 тысяч богатых, имевших 2 тысячи драхм или больше, и 12 тысяч менее состоятельных). Все остальное население, почти полмиллиона человек, составляли рабы или подневольные труженики. Процент рабов и зависимых еще более возрастает в эллинистическую эпоху и достигает наивысшей цифры между II веком до н. э. и II веком н. э., когда, согласно последним заслуживающим доверия исчислениям[86], на 60–70 миллионов населения всей Римской империи подлинно свободных насчитывалось не более 2 миллионов, то есть 3 процента.

Не приходится, следовательно, удивляться настоящему воплю ужаса, исходящему из уст Диона Хризостома, писавшего в начале II века н. э.: «Почему же, почему одни рождаются рабами, а другие свободными?" Ответ привилегированных звучал довольно решительно: «Как роза не рождается из луковицы, так и свободный человек не может быть рожден матерью-рабыней» (Феогнид из Мегар).

Таковы фактические данные, из которых следует исходить при объяснении двух течений, разделяющих всю историю культов Древней Греции, начиная с самых ее истоков. Нужно отметить, что большинство ученых обычно объясняет религиозный дуализм Греции простым следствием скрещивания на эллинской почве двух различных цивилизаций (и религий): средиземноморской и пришедшей ей на смену индоевропейской. Однако этнический элемент, связанный с вторжениями и переселениями народов, имеет второстепенное значение и подчинен социальному дуализму.

В недрах самого индоевропейского общества — если подобный термин имеет какой-либо смысл — можно различить два типа религии: религию господ и религию угнетенных. Классовое устройство общества, характеризующее образ жизни пришлых народов в момент их вторжения в Грецию, не вполне ясно, и это обстоятельство мешает историку распознать классовое расслоение, которое получило отражение уже в гомеровской поэзии.

С самых отдаленных времен в «небесной» сфере идей отражались искаженным образом действительные отношения людей, их надежды и их чаяния. Не всегда легко восстановить тот процесс, посредством которого все эти бесплотные образы затем возвращались на землю, как бы наделенные собственной жизнью и облеченные в форму мифов и откровений.

Посмотрим, какую роль играли в греческой мифологии животные, столь часто встречающиеся в легендах в связи с определенными божествами, начиная с критской эпохи. Таковы волк в культе Зевса Ликейского, голубка, изображавшаяся рядом со статуями женщин Кносса, а затем — вместе с изваяниями Артемиды и Афродиты, бык и Зевс, змея Асклепия, павлин Геры, сова, галка и козья шкура (эгида) богини Афины. Историки задают себе вопрос: следует ли рассматривать этих животных как пережитки тотемизма, то есть как следы той стадии развития общества, на которой определенные животные считались состоящими в особых, «священных» отношениях с данными группами людей?

Обычно ответ на такой вопрос следует отрицательный, и ученые ищут иных объяснений этой загадки.

Между тем картина вполне ясна п достаточно характерна, и Петтаццони говорит об этом в упоминавшейся ранее книге. Так, например, жители Серифа считали «священным» морского краба, и, если они обнаруживали в своих сетях живого краба, его бросали обратно в море, если вылавливали краба мертвым, предавали его прах земле.

Население Карий считало, что скорпион опасен для местных жителей, но безвреден для чужеземцев[87]. К подобным же представлениям несомненно относятся «рога посвящения» в росписях и на терракотовой утвари острова Крит, которые можно истолковать просто как изображение жертвенного животного рядом с божеством, которому оно посвящено.

Бык был одним из наиболее распространенных тотемов доисторической эпохи в Средиземноморье. Когда эгейское общество преодолело клановую фазу, бык стал одним из символов мощи божества, а его рога, как знак силы, стали почитать отдельно. В еврейской религии рога долгое время были одним из отличительных признаков культа Яхве. Даже в изображение Исиды в египетском искусстве входил солнечный диск, обрамленный двумя рогами.

Тот же смысл имеют мифические существа, полулюди-полуживотные, характерные для древнего греческого фольклора: кентавры, гарпии, химеры, сирены и «животное-бабочка», которое неправильно считают непосредственно заимствованным из Египта.

Разлагавшееся тотемическое общество повсюду населяло мир своими призраками и вымыслами.

Вера в женские фигуры с рыбьими хвостами, которые чаруют и губят мореплавателей, распространена среди приморских народов. Недавно один венгерский ученый посвятил этому суеверию не лишенное интереса исследование[88]. Однако не следует основываться на происхождении корня слова «сирена» из семитического «сир» («sir» — «чаровать»), как это делает автор, потому что, во-первых, финикийское происхождение этой легенды далеко не достоверно, а во-вторых, причина подобных явлений всегда социального порядка; очень редко какое-либо верование можно объяснить простым и непосредственным переходом того или иного термина из одной религии в другую.

В мифе о рождении Зевса нетрудно распознать целый тотемический цикл. Бога вскармливает молоком коза, свинья охраняет его, пчела кормит его своим медом и т. п. Равным образом к культу Зевса причислен дуб, Аполлону посвящен лавр, Дионису — виноградная лоза. У пифагорейцев существовал запрет есть бобы и убивать петуха. Ветер, дождь, гром, молния, огонь, вода, облака, бури, море входят в число атрибутов греческих божеств.