Читать онлайн «Иллюстрированная история религий». Страница 55

Магометанин на молитве

Таким образом, общепринятое мнение касательно того, что ислам оставляет лишь выбирать между смертью и обращением, совершенно неправильно. Священная война имеет целью не обращение иноверцев, а лишь уничтожение их политического могущества. Принимают ли покоренные ислам или нет – это их дело. Напротив того, магометанские правители смотрели на обращение в большинстве случаев очень неодобрительно и лишь в редких случаях покровительствовали таким попыткам, так как они были убыточны. Тем не менее закон священной войны, который вначале способствовал возвышению ислама, в настоящее время, при совсем изменившихся условиях, является для него источником многих затруднений, так как официально все немагометанское должно признаваться враждебным, следовательно, жить в мире можно только из соображений оппортунизма. Столь же значителен и нравственный вред, им приносимый, потому что верные впадают в умственное высокомерие, заставляющее их смотреть на иноверцев с большим презрением и вызывающее их довольно часто на насилие и несправедливость.

Всем известно, что после смерти Магомета арабы при Омаре I (634-644) в невероятно короткое время покорили всю Персию, Сирию, Египет и прилегающие земли. Разъяснить насколько возможно причину этих быстрых и поразительных завоеваний – это задача всемирной истории; нас же вопрос этот интересует потому, что через это ислам пришел в соприкосновение с иноземными идеями и должен был вступить в умственную борьбу с христианством и с религией Заратустры, которые по своей внутренней силе могли оказать ему гораздо более значительное сопротивление, нежели древнеарабское язычество.

Не следует думать, что покоренные народы принуждены были немедленно переходить в ислам; это обращение осуществилось лишь постепенно; и теперь еще между ними там и сям попадаются иноверцы. Покоренные страны переполнились арабами, которые всюду вносили с собой свою религию и язык, и это действительно привело к тому, что в большинстве стран несогласные формы религии, равно как и местные языки, были оттеснены на задний план, а пожалуй, и совершенно были бы вытеснены, если б внутренний раскол в самом исламе не обессилил его надолго. Но тут уж угнетаемые национальные и религиозные чувства снова вырвались на волю и в двусмысленности Корана и предания нашли себе желанную возможность восстать и отомстить ненавистному арабскому господству.

Ходжа. Низшее магометанское духовное лицо

Знакомство с переведенными образцами греческой логики и диалектики сделалось в их руках оружием, которым они долгое время победоносно отражали магометанское правоверие. Это преобладание еретических мнений придает истории ислама в первые три столетия чрезвычайно пестрый и интересный отпечаток, резко отличающийся от стационарной и как бы неподвижной картины, которую рисует нам история той эпохи, когда ортодоксия достигла единовластия. Последняя даже примирилась с этим разнообразием мнений, так как, согласно одному, не получившему права гражданства преданию, сам Магомет предсказал, что его община распадется на 73 секты, из которых одна только избегнет адского огня. Правоверные авторы указывают именно на это число; но нас извинят, если мы не последуем их примеру и ограничимся лишь некоторыми извлечениями из истории магометанских ересей.

Первый вопрос, который разделил верных и наконец привел к постоянному расколу, вначале имел политический характер. После смерти Магомета не знали, кому быть начальником его общины. Сам он не сделал об этом распоряжения, а принцип наследования власти был у арабов не в обычае. Так как касательно этого вопроса Коран и предание ничего не могли решить, то оставалось только предоставить выбор общине. Поэтому сунниты основательно утверждают, что первые четыре калифа, обязанные своим саном выбору общины, были единственными законными преемниками пророка. Омейяды и Аббасиды были халифами de facto, а не de jure; тем не менее правоверные оказывали им полное послушание, ибо Аллах по своей мудрости возвышает, кого хочет, и, кого хочет, ниспровергает.

Все это казалось суннитам вполне естественным; но когда дурное правление слабого Османа вызвало большое неудовольствие, жертвой которого наконец сделался он сам, и когда потом вспыхнула междоусобная война между новым халифом Али и его многочисленными противниками, тогда обнаружились два различных направления. Если принцип наследственности не нравился арабам, то, по понятию персов, он был, наоборот, единственно возможным. Поэтому эти последние утверждали, что выбор первых трех халифов был недействителен и что только родственники пророка имели право получить этот сан, а так как пророк не оставил после себя сына, то законными преемниками являются только дочь его Фатима и ее муж Али. Хотя Магомет имел много дочерей, – Осман был тоже его зятем, – но право Али, кроме того, подтверждалось будто бы ясно выраженным желанием пророка иметь его своим преемником, что, однако, отвергали сунниты. Мы, впрочем, не утверждаем, что эта легитимистическая теория была немедленно развита приверженцами Али (шиитами) во всей своей последовательности, а хотим только указать, как возникло впервые противоречие между древнеарабским и правоверным направлением, которое постоянно обнаруживалось и разрабатывалось все сильнее и сильнее.

Костюм магометанки

Существовало еще и третье мнение касательно вопроса об имаме, которое родственно суннитскому и прямо противоположно легитимному; это мнение хариджитов, которых не совсем неудачно сравнивали с иудейским зилотами и английскими пуританами. Первоначально они принадлежали к партии Али не потому, что они держались легитимного направления, а потому, что они согласны были с выбором Али в халифы. Но когда этот несчастный халиф везде встречал сопротивление: и у вдовы пророка, и у значительнейших участников ислама – и когда казалось, что междоусобной войне не будет конца, тогда положение стало нестерпимым, и они пришли к убеждению, что ничего больше нельзя сделать с прославленными последователями и аристократами ислама. Эти люди, думали они, все нравственно испорчены, признают ислам только ради личных выгод, так что даже едва ли заслуживают названия верных. Хитрый противник Али, Муавия, наместник Сирии, а позднее первый халиф из Омейядов, сумел еще более вооружить этих недовольных, так что наиболее пылкие из них скоро восстали против Али, и их пришлось усмирять силой. Но беспокойное движение подавлено было лишь на весьма короткое время и еще более разгорелось в правление Омейядов, потому что большинство халифов этой династии нисколько не заботились об исламе и своею властью обязаны были мечу и хитрости. Сунниты признали их авторитет только вследствие того, что они господствовали фактически; шииты, а также хариджиты наотрез отвергли их. Эти последние, как только представлялся случай, брались за оружие и выбирали себе собственных халифов, которых сунниты не признавали, потому что хотели подчинить это избрание некоторому ограничению, о чем хариджиты с своей стороны не хотели и слышать. Именно у суннитов существовало предание, что община может выбирать халифом только корейшита; поэтому они относились довольно бесстрастно к оспариванию у Омейадов похищенного ими владычества. Иногда, впрочем, и у них не хватало терпения, как это случилось, например, в правление Иезида I с благочестивыми жителями Медины, которым пришлось поплатиться за непокорность опустошением своего города, смертью и изгнанием. Такие примеры действовали удручающим образом, и скоро было придумано предание пророка, которым верные призываются терпеливо выжидать и добровольно подчиняться всякой тирании. Таким образом, хариджиты не пошли далее частных восстаний, которые были подавляемы иногда с большим трудом и с ужасной жестокостью, но в конце концов везде кончались неудачей, исключая отдаленные территории государства, как, например, в арабской провинции Оман и у берберов в Северной Африке. Понятно, что скоро и между собой они распались и явились крайние и умеренные хариджиты; но на этом не стоит останавливаться дольше.

Вопрос об имамате был собственно политического характера, однако он коснулся и теологии не только потому, что с ним тесно было соединено благополучие или неудача верных, но также и потому, что благодаря хариджитам с ним связан был также и вопрос о вере. Омейядам следовало отказать в повиновении не столько потому, что они не были призваны к власти общиной, сколько потому, что они признавались неверными, к которым должен был быть применен закон священной войны. Снова всплыл вопрос о сущности веры и повлек за собой целый ряд других теологических вопросов, в особенности о том, есть ли человек вполне господин своих действий или им принудительно руководит Божие всемогущество. Ответы на этот и подобные вопросы давались различные, тем более что ни по Корану, ни по преданию на них нельзя было ответить недвусмысленно. Христианское влияние, которое было еще сильно в такой стране, как Сирия, могло, может быть, оказать при этом некоторое влияние и внушить тот или другой ответ. Как бы то ни было, вопросы остались нерешенными, пока в правление Аббасидов они не вступили в новую фазу.