Читать онлайн «Житие, проповеди». Страница 13

Автор Серафим Звездинский

боялась, не обидел бы кто, ведь кто угодно мог забрести.

Причастившись, окончив божественную литургию, владыка шел на "канавку" и проходил ее с четками, читая "полтораста" "Богородице Дево, радуйся". Заходил в келию преп. Серафима, что напротив казначейского корпуса, потом молился у алтаря Преображенской церкви и шел мимо игуменского корпуса. Здесь нередко вл. Зиновий и матушка из своих окон наблюдали за молитвенно шедшим вл. Серафимом. "Часто я завидовал ему, — говорил потом вл. Зиновий. — Помолился, отслужил, а мы за кофе садимся, только встали".

Отдохнув, епископ Серафим читал Новый Завет. Летом уходил в невысокий лесочек, вроде кустарника. В том лесочке и творил свое молитвенное правило. Невдалеке виднелись соборы Дивеева, в дымке сверкали золотом главы Сарова.

Говорили после: видный тамошний коммунист вздумал проверить, что это архиерей делает в лесочке, зачем ходит туда, на прогулку, всегда такой чистый, нарядный. Спрятался в кустах. "Приходит, — рассказывал коммунист, — смотрю, встает на колени И кладет поклоны. Час, другой, все кланяется, все поклоны творит. Я даже устал, вышел на опушку и сижу. Смотрю, архиерей идет обратно домой. Дай, думаю, пойду, побеседую. Поздоровался и говорю: "Посидите

немножко, отдохните со мной". Он сел. А я и прошу: "Скажите мне что-нибудь по духу простое и понятное для меня". Он и говорит: "Да, вниз легко спускаться, под горку всякий легко спускается, а в горку весьма трудно — сил не хватает". Говорил со мной так, как никто не говорил, ответил так, как никто". Это он опять — про "горки-уморки".

19 июля 1926 г., в день прославления преподобного Серафима, приезжал наш владыка вместе с вл. Зиновием на торжество в Саров. Совершали торжественное всенощное бдение. Народу собралось множество. Помазывал у раки преп. Серафима наш владыка. После литургии — крестный ход. Обносили раку со св. мощами вокруг собора.

Вечером под Ильин день — опять всенощная. Наутро оба владыки отбыли в Диве-ево. Второй раз владыка Серафим был в Сарове на престольный праздник Успения Пресвятыя Богородицы, но уже без вл. Зиновия. Это было последнее торжество в Сарове. И — последнее архиерейское служение. По возвращению владыки из Сарова приехал представитель нижегородского НКВД и объявил, что служение разрешается только в Дивееве, а в Саров въезд — запрещен.

Только одну зиму простоял еще Саров.

Этой зимой владыка жил в комнатах Елены Ивановны МотовиловОй, в их корпусе, за "канавкой". "Владыка, — сказала как-то

мать-игуменья Александра, — живите спокойно, большевики не тронут этого места. Батюшка преп. Серафим говорил, что "канавка" станет стеной от земли до неба, и Антихрист не перейдет за нее". "Вы неправильно понимаете слова преподобного, — возразил наш владыка. — Преподобный Серафим учил читать полтораста раз "Богородице Дево, радуйся" и говорил, кто исполняет это правило, того душу антихрист не одолеет".

Саров переживал тяжелые дни. Мощи преподобного увезли 17 марта 1927 г. — в Темников и дальше… Камушек, на котором Саровский чудотворец молился 1000 дней и ночей, гроб преподобного стали делить на частички. Еще в день своего ангела, 2-го января 1927 г., владыка Серафим совершил торжественное богослужение. Накануне мать Александра поднесла ему в дар икону Умиление Пресв. Богородицы, — точную копию той, перед которой скончался батюшка преподобный и образ которой был для владыки утешением в узах его и изгнаниях. Перед этим образом дважды в день, утром и вечером, владыка Серафим читал 150 раз "Богородице Дево, радуйся". "Царице моя преблагая, надежда моя, Богородице, зриши мою беду, зриши мою скорбь. Окорми мя, яко странна, разреши ту, яко волиши"… Владыка Зиновий, поздравляя с днем ангела, подарил блюдо с изображением Сарова и надписью из Апостола: "Ты же: рабе Божий, держись

правды…" "держи, еже имаши"… "Дороже новых наград получения суметь удержать свое достоинство, не уронить того, что имеешь", — часто говаривал он.

25 ноября было другое торжество, юбилей матери Александры, — 25-летие ее игуменства. Владыка Серафим преподнес ей жезл с надписью: "Жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста".

Жил тогда в Дивееве Онисинька — блаженный Онисим, дитя по развитию, духовно же близкий к Богу. Любил он владыку, так же, как и владыка его. Чувствуя на себе вла-дыкину ласку, он всегда бежал к нему. "Куда ты, Онисинька?" — "К Сафиму", — отвечал. Когда владыка служил в соборе, Онисим весь ликовал. "Наша Сафима служит". Подавал, постилал ему орлец. "Птичку Сафиме", — требовал он у церквониц. "А как, душенька, наш Сафима служит?" — "Хорошо, душенька". Приняв гостинец от владыки, Онисим радостно бежал домой. Владыкины чада привезли ему ситцевую рубашку с цветами, которую Онисим очень любил. "Сорвем у Онисиньки цветочек", — шутили над ним сестры.

Возмущался Онисим, если кто пост нарушал. "Сафима, московка шу прет" (рыбу ест). "А, душенька, не ужинали?" — спрашивал он причастников. "Нет, душенька, не ужинали". — "Покорно благодарим", — отвечал Онисинька.

"Видели мы Господа", — рассказывал Они-синька владыке. "А как ты Его видел?" — расспрашивал владыка. "Душенька, пожар… пожар… думали. Смотрим — Господь… и Матерь Божия, душенька. Сказали: монашки, замуж не ходить… а то одни маслы останутся (т. е. кости), и спрятались". Таков был рассказ Онисиньки о его видении Господа, повелевшего сестрам хранить свое обручение с Ним Единым.

Бывал владыка и у блаженной Марии Ивановны, делилися с нею своими скорбями, сетовал на то, что мать — игуменья не сочувствует ему в его духовном делании и нет у них надлежащего духовного общения. "На одной лошади из Дивеева вывезут", — заметила блаженная, что и сбылось при закрытии обители.

Осенью 1927 г. нагрянули комиссары закрывать Дивеевскую обитель. Пришли к владыке. "Куда хотите выехать?" — спрашивали. "На место своего служения. На епархию, — ответил владыка, — и больше никуда". Последние слова не понравились: значит, из Дивеева не хочет; хочет, чтобы Дивеево оставалось Дивеевым. Зачастили непрошенные гости. Последние месяцы Онисенька все приходил к домику владыки, носил листы железа и ставил к забору. "Что это ты делаешь, душенька?" — спрашивали сестры Онисиньку. — "Околачиваем, душенька. Околотить надо" (т. е. заколотить). Так и сбы-

лось. По отъезде владыки заколотили корпус со всех сторон. Онисенька долго плакал. "Сафиму взяли в холоду", т. е. в холодную тюрьму.

"2-го февраля 1927 г. вечером, — вспоминает Анна, — я была у владыки в келий после вечерней службы, которую совершали дома. Вдруг владыка бросился к окну, потом к другому с непрестанными молитвенными восклицаниями. Что это? Я не решилась сама спросить. "Пречистая Богородице идет по "канавке", — сказал мне владыка со слезами. — Не могу зреть пречудной Ее красоты!"

Второе видение было блаженному Онисиму незадолго до закрытия Дивеева во время всенощной. Вдруг он громко и горько зарыдал на весь храм. "Что это ты, Онисинька?" — "Об обители плачу, душенька", — говорил он.

8-го сентября, престольный праздник обители — Рождество Пресвятой Богородицы — прошел благополучно, но под 9-е сентября разразилась буря.

Ночью внезапно в кельи ворвались вооруженные люди. Владыке приказали одеться и увезли… До рассвета никому не разрешали выходить. На рассвете сказали, что вл. Серафима и вл. Зиновия, матушку игуменью, всех старших сестер и духовенство под конвоем отправили в Арзамас, в тюрьму. Горько плакал Онисинька по "Сафиме". Сестры ходили растерянные. Все кончено, начинается что-то новое, но если с Богом, то ничего не

страшно, Господь силен по скорби вновь прославить Дивеево, если будет угодно Его воле. Духовные чада поехали за владыками следом. Насквозь промокшие под сильным дождем, догнали арестованных на постоялом дворе. К ночи должны быть в Арзамасе, — говорили конвоиры. Слова Марии Ивановны сбылись в точности: владыка Серафим выехал из Дивеева на одной с матушкой игуменьей лошади в тарантасе, а за кучера — вл. Зиновий и милиционер.

13-го сентября вечером под Воздвижение, когда во всех храмах выносили Животворящий крест Христов для честного ему поклонения, стояли мы в ожидании у ворот Арзамасской тюрьмы, — продолжает рассказ о скорбном пути епископа Серафима его духовная дочь. — Готовился этап владык и матушки и всех дивеевских заключенных: их отправляли в Нижний Новгород. Ворота отворились, узников привели в контору. Здесь кроме владык и матушки игуменьи были еще и другие лица, среди которых — некто Николай Арсеньевич, брат временно бывшего в Дивееве священника.

Нам разрешили взять в городе извозчиков, чтобы довезти арестантов до вокзала. Моросил мелкий дождичек. В поезде посадили в обычный вагон, приказав очистить несколько соседних купе. В вагоне игуменья попросила перебинтовать отекшие ноги. Вдруг Николай Арсеньевич разразился страшными ругатель-