Читать онлайн «Человеческий лик Бога. Проповеди». Страница 21

18 июня 2000 года

Вечерня, которую мы сейчас совершили, — это совершенно особая служба. Ею по сути завершается то духовное путешествие, которое началось с Рождеством Христовым, продолжалось весь Великий Пост, всю Страстную Седмицу, Пасху, Вознесение и Пятидесятницу. В течение всего этого периода мы вспоминали то, что Отцы Церкви называют «домостроительством» Господа Спасителя, то есть Его спасительным делом, которое началось Его рождением, а закончилось вознесением и ниспосланием Святого Духа на апостолов.

На этой вечерне читаются совершенно особые, коленопреклонные молитвы. В них вспоминается вся история человечества от сотворения мира и все то, что Господь совершил ради избавления человечества от греха, ради спасения людей. Особое место в этих молитвах занимают прошения об усопших — о всех наших сродниках и близких, о всех, кто умер за много поколений и за много столетий до нас, не только праведниках, но и грешниках. В третьей молитве говорится и «о иже во аде держимых» — тех, кто больше других нуждается в нашем молитвенном предстательстве.

Почему мы молимся об усопших и особенно «о иже во аде держимых»? Потому что между Церковью земной и Церковью небесной нет непроходимой границы, между живыми и умершими нет непреодолимой пропасти, но все усопшие — наши братья и сестры, с которыми мы связаны тесными, неразрывными узами. И мы верим, что те, кто не удостоился райского блаженства и сейчас находится в тяжких мучениях, могут быть избавлены от них по нашим молитвам. Такова вера Православной Церкви, такова надежда наша, так проявляется наша любовь к усопшим братьям и сестрам, о которых болит и скорбит душа наша.

Никто никогда не будет спасен Господом насильно. Пока остается хотя бы один человек, который не хочет последовать за Христом, до тех пор существует ад, существует гееннское мучение как страдание богооставленности. Но и в аду действует любовь Божия, и в аду присутствует Господь, ибо после Своего воскресения Он сошел туда, чтобы и в аду прозвучало Его спасительное слово. Сойдя во ад, Господь обратил Свою проповедь к людям, которые при жизни не знали Его или не хотели последовать за Ним, которые шли по пути греха, отказавшись идти путем праведности.

Именно об этих людях молится сегодня Церковь, ибо они не вычеркнуты из ее памяти. Те наши усопшие сродники, которые, может быть, вели жизнь, недостойную христиан, а может быть, и вовсе не были христианами, умерли вне истинной веры и оказались в аду, — и они должны присутствовать в нашей памяти и нашей молитве. Ибо до тех пор, пока мы помним и молимся о них, остается надежда на их спасение.

Некоторые думают, что нам, православным христианам, нельзя молиться ни за кого, кроме членов Православной Церкви. По существующему обычаю, за православной Литургией, на проскомидии, не поминается никто, кроме православных христиан. Но помимо поминания на проскомидии существует много других форм поминовения. И тот факт, что имена инославных христиан или нехристиан не произносятся на молитве церковной, вовсе не означает, что мы вообще не должны молиться о тех, кто умер вне православной веры, что мы должны отречься от этих людей и что, коль скоро они умерли вне православной веры, надежды на спасение для них нет, а потому и молиться о них незачем.

У многих из нас родители, бабушки и дедушки, братья и сестры, а у кого‑то может быть и дети умерли вне веры. Нельзя отчаиваться в спасении этих людей. И нельзя вычеркивать их из нашей памяти. Мы должны молиться о них, а также о всех «во аде держимых», помня, что Господь «умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит» (1 Цар. 2:6), и что, если мы печалуемся об этих людях, их страдание в аду может стать временным, очистительным. Господь «хочет, чтобы все люди спаслись» (1 Тим. 2:4), и в этом Его желании мы не должны препятствовать Ему: наоборот, своей молитвой за усопших мы должны помогать Богу спасать грешников. Жертва, которую принес Спаситель, универсальна: она принесена за каждого человека, живущего или когда‑либо жившего на Земле. Будем и мы приносить «жертву уст», пламенную молитву «о всех и за вся» — о живых и умерших, праведных и неправедных, православных и неправославных, верующих и неверующих.

Конечная судьба каждого из нас зависит от нашего собственного выбора — от того, на чью сторону мы встанем: Бога или диавола. Выбор этот делается нами в течение нашей земной жизни. Для тех же людей, от которых ничего более не зависит, которые уже все, что могли, сделали или не сделали, главная надежда на спасение — это мы, наша молитва о них, наша память о них.

И не будем рассуждать о том, кто спасется, а кто не спасется, потому что это известно лишь Богу. Но будем молиться о спасении всех, в том числе «иже во аде держимых». Ибо, как говорит преподобный Силуан Афонский, «у нас должна быть только одна мысль — чтобы все спаслись».

1998

Каждый святой проживает как бы три жизни. Одна — это его реальная жизнь. Другая — его житие. Третья — это «посмертная» жизнь святого, то есть его жизнь в многовековом опыте Церкви, включающем различные чудеса, исцеления и случаи помощи этого святого людям.

О первой, реальной жизни святого мы иногда знаем кое‑что, иногда — очень мало, иногда — почти ничего. Мы знаем о жизни святого больше, если он оставил автобиографические сочинения (как например, святитель Григорий Богослов), или если он совершил такие деяния, о которых сохранились сведения в исторических источниках (например, в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского, где упомянуты многие святые), или, наконец, если святой близок к нам по времени и память о нем еще жива среди наших современников (например, преподобный Силуан Афонский, многие мученики XX века).

Вторая жизнь святого — это его житие, написанное в некоторых случаях много столетий спустя и нередко лишенное исторической достоверности. Житие святого — это его словесная икона, некий идеализированный образ: оно всегда пишется в соответствии с каноном, за пределы которого автор позволяет себе выйти лишь в исключительных случаях. Житийный канон заключается в том, что из одного жития в другое переходят одни и те же словесные штампы, одни и те же эпизоды, описания чудес. Едва ли не каждый герой агиографической литературы рождается от благочестивых родителей и уже в раннем детстве проявляет признаки особого христианского благочестия, избегает обычных детских игр. Едва ли не каждый святой прилежно учится в школе, но отказывается от высшего образования; претерпевает искушения от диавола, но всегда их преодолевает; борется с какой‑либо злостной ересью своего времени и одерживает над ней победу; совершает многочисленные чудеса и исцеления.

Лишь в редких случаях — например, если житие написано одним из ближайших учеников святого, знавшим его при жизни — оно сохраняет черты фактической и исторической достоверности (как например, Житие преподобного Симеона Нового Богослова, написанное его учеником Никитой Стифатом, или житие преподобного Сергия Радонежского, написанное Епифанием Премудрым). Однако во многих случаях житие даже и не претендует на историческую достоверность, как не претендует икона святого на портретное сходство. Если мы сравним житие Григория Богослова, составленное в VII веке, с его автобиографическими сочинениями, то без труда увидим разницу между его реальным и идеализированным образами. Нередко написанное в житии даже противоречит той информации о жизни святого, которую мы имеем из других источников.

Что знаем мы о реальной земной жизни святителя Николая? Почти ничего. Есть его житие с рассказами о различных чудесах, однако многие из этих рассказов заимствованы из жития другого святого, Николая Сионского, жившего в VI веке. Ни один исторический источник IV века не упоминает о Николае, архиепископе Мир Ликийских. В житии святителя Николая рассказывается о том, как он принимал участие в I Вселенском Соборе (325 г.), на котором он ударил еретика Ария, за что был лишен сана, но впоследствии восстановлен в епископском достоинстве. Этот эпизод отсутствует в дошедших до нас документах Собора. Более того, среди подписей 153–х участников Собора нет подписи архиепископа Мир Ликийских Николая. Можно, конечно, предположить, что подписи собирались как раз в тот момент, когда святитель Николай был лишен сана Отцами Собора. Но, как бы там ни было, какого‑либо документального подтверждения эпизода с Арием мы не имеем.

Означает ли все сказанное, что житиям вообще нельзя верить? Вовсе нет. Хотя бы потому, что от житий не всегда можно требовать исторической достоверности, на которую они и не претендуют. Житие говорит нам в первую очередь о значимости святого для Церкви и церковного народа, рисует нам его духовный образ. Что же касается исторического облика святого, то в некоторых случаях он остается как бы «за кадром».