Читать онлайн «Георгий Митрофанов История русской православной церкви». Страница 10

Митрополит Антоний (Вадковский), как и многие члены Предсоборного Присутствия, считал, что духовенству не следует участвовать в деятельности выборных государственных органов власти. Он даже считал, что не следует вступать и в политические партии, но позиция другой части духовенства была иной. Точка зрения государственной власти сводилась к тому, что вовлечение духовенства в работу Думы позволит сделать эту Думу более лояльной по отношению к монархии, и государственные чиновники всячески способствовали тому, чтобы духовенство участвовало в выборах. Таким образом, Синод не принял указа, который бы запретил духовенству участвовать в работе выборных органов власти, и, естественно, не был принят и указ, запрещавший участие духовенства в деятельности политических партий. Духовенству открывалась перспектива вступления в различные политические партии, а это означало, что ко всем многочисленным проблемам нашей церковной жизни могла прибавиться проблема разделения духовенства по политическим признакам, политическим воззрениям.

В 1898 году у нас образовалась Российская социал–демократическая рабочая партия. Это была партия социалистическая, основанная на идеях марксизма. В 1902 году в этой партии произошел раскол на большевиков и меньшевиков. И если меньшевики в значительной степени более следовали традициям европейской социал–демократии, то есть, действительно, были последовательными марксистами, то большевики более следовали традициям крайнего русского политического радикализма (Нечаев, Ткачев). Для них не объективное историческое развитие было главным, а идея захвата власти, и, захватив власть, считали они, они смогут построить какой угодно социализм, коммунизм в России. В то вре мя, как меньшевики считали, что необходимо постепенное развитие России по капиталистическому пути и создание объективных предпосылок для перехода к социализму.

Разумеется, эта партия была настроена не просто антиклерикально; она не просто стояла на принципах отделения Церкви от государства, как это потом декларировалось в ее программах, но она была, в отличие от европейских социалистов, настроена антицерковно и антихристиански. Это характерная черта русского политического радикализма XIX века. Учитывая, что большевики постоянно говорили о необходимости установления в стране диктатуры пролетариата, о необходимости подавления всех эксплуататоров, то, естественно, и Церковь при таком подходе должна была подавляться, как все остальные эксплуататоры, а именно так вульгарно большевики воспринимали церковную иерархию. Приход к власти этой партии мог быть чреват для Церкви очень тяжелыми последствиями. Тем более, что большевики, в отличие от меньшевиков, активно участвовали в политическом терроре уже тогда. И хотя основная часть террористических актов совершалась эсерами, большевики всегда были склонны принять в них участие. Они занимались экспроприациями, то есть ограблениями, шантажом, вымогательством. Это были методы, для большевиков вполне приемлемые. Что касается участия духовенства в партии социал–демократов, то не трудно предположить, что в этой партии духовенство вряд ли могло принять участие. Действительно, неизвестно ни одного случая, чтобы в это время, до 1917 года, большевиком или меньшевиком оказался священник.

Другой самой крупной социалистической партией была партия эсеров, социалистов–революционеров, основанная в 1902 году. Эта партия объявляла себя наследницей русских левых радикалов–народников, поэтому она принимала народовольческую традицию террора, экспроприации. Но от большевиков они отличались тем, что их социализм не был связан исключительно с марксизмом, они говорили об особом призвании России, говорили, что у России особый исторический путь, ведущий именно к социализму. Эсеры такжевыступали с позиций провоцирования России на революцию, причем, во многих случаях были радикальнее, чем меньшевики. Важно отметить, что эта партия, которая была антиклерикальна и выступала за отделение Церкви от государства, на практике также могла выступить гонительницей Церкви, ибо в ней антицерковные, антихристианские настроения тоже были довольно сильны.

Так как среди эсеров не было жесткой марксистской идеологии, среди членов этой партии подчас попадались люди, которые относились к христианству с некоей симпатией. Но то, что их роднило в целом с социал–демократами, это, безусловно, их резкие антицерковные и антихристианские настроения. С одной стороны, это было характерно для русского политического радикализма; с другой стороны, это было связано с тем, что с самого начала социализм у нас принимал форму некоей новой религии. Эта удивительная религиозная нетерпимость очень отличала русских социалистов от их единомышленников в Европе. Не нужно второго пришествия, мы принесем в мир такое царство справедливости и свободы, в котором уже и Бога не будет, и Церкви места нет. Хотя они претендовали на то, что являлись партиями рабочих и крестьян, основное ядро их руководства состояло из людей, происходивших из более состоятельных классов, из интеллигентов. Правда, интеллигентами в полном смысле слова их нельзя назвать, потому что, как правило, эсеры и социал–демократы были люди весьма посредственно образованные. Это были люди, профессионально люмпенизированные, не случайно именно в этих партиях существовала такая дикая категория, как профессиональный революционер. Что это такое — профессиональный революционер? Это человек, который ничего не делает годами, а занимается только тем, что агитирует и организует заговоры. Что он мог сделать, придя к власти, если он не имел опыта ни государственной, ни научной работы? Очень был велик процент инородцев в этих партиях. Это тоже придавало этим партиям нарочито антиправославный характер.

В основном, там доминировали евреи, а историческое еврейство настроено в отношении к христианству в целом очень нетерпимо. Большая часть членов этих партий происходили, в основном, из черты оседлости, где, начиная уже с XVI века, отношения между христианами и иудеями были очень напряженными. Естественно, что когда любой инородец совершает революцию в стране, которая ему чужда, где он чисто человечески меньше связан с ее традициями, святынями, ему гораздо легче что–то разрушить. Что касается эсеров, то, как ни странно, среди них мы находим нескольких священников в эти годы. И связано это было с тем, что священники эти — сельские, которые искренне переживали социальную несправедливость, имевшую место в деревне, которые видели нищету, бедность, преисполнялись мыслью о том, что они, как христиане, должны быть с теми, кто борется за обездоленных. Например, архимандрит Серапион (Мош–кин), которого весьма почитал о. Павел Флоренский, оправдывал даже эсеровский террор, исходя из того, что христиане должны бороться за права угнетенных. Но таких священников было очень немного, и, учитывая, что эсеровская партия была запрещена законом, потому что она осуществляла террор (обратим внимание, что практически все известные террористические акты были совершены эсерами), духовенства там было очень мало.

К левым, как правило, относили и партию конституционных демократов (кадетов). Возникла она в октябре 1905 года. Эта партия была самой крупной и мощной среди оппозиционных партий. Строго говоря, эта партия была скорее либеральной, чем радикальной. Она состояла из представителей элиты русской интеллигенции: профессоров, юристов, деятелей культуры, литературы. Немалая часть их имела опыт работы в земских учреждениях. И эта партия продолжала традицию русского западнического либерализма. В отличие от эсеров и социал–демократов, это была партия, которая выступала за создание у нас правового государства и которая, в общем и целом, могла бы, оказавшись у власти, создать для Церкви условия более приемлемые, чем те, которые могли предложить ей социалисты. Церковь, с их точки зрения, должна быть отделена от государства, но это необходимо осуществлять цивилизованно, как это, скажем, имеет место в Америке.

Гонения на Церковь они вряд ли стали бы воздвигать. Тем более, что на первоначальном этапе в эту партию влилось очень много возмущенных крайностями монархического режима представителей весьма умеренной либеральной интеллигенции, обращенных к Церкви. Через эту партию, например, прошли все известные русские религиозные философы, за исключением Бердяева, который вообще ни в какие партии не вступал. Членами этой партии были о. Сергий Булгаков, Лосский, Франк, Евгений Трубецкой, Струве.

Кадетская партия как–то вообще игнорировала вопрос об отношении к Церкви. Она выступала за серьезные, последовательные, глубокие преобразования в русской государственной жизни, по образцу государств в Западной Европе, и во имя таких умозрительных идеалов игнорировала реальные политические и исторические особенности России. Еще одним недостатком этой партии было также то, что она была не прочь заигрывать с революционерами, и, в частности, постоянно настаивала на необходимости полной политической амнистии даже для тех, кого называли «бомбистами». В этой партии священников было больше, чем среди эсеров, но их было тоже ничтожно мало, ибо в своих собственных воззрениях большинство кадетов были людьми религиозно индифферентными. Там были люди и верующие, но доминировали там люди религиозно индифферентные, однако, таких закоренелых атеистов, как у эсеров и социал–демократов, там практически не было. Это была, действительно, либеральная партия европейского толка. Неслучайно, что большая часть русских религиозных философов из этой партии со временем вышла (Евгений Трубецкой, С. Н. Булгаков) — именно потому, что они чувствовали, что эта партия совершенно игнорирует религиозную тему. В программе кадетской партии о Церкви ничего вообще не говорилось. Когда Милюкову на это указали, он с удивлением воскликнул: «А мы действительно забыли о Церкви». Это были классические русские интеллигенты. Партия эта всегда имела очень большие фракции в Думе, она была очень популярна в городах, среди интеллигенции и даже среди чиновничества. Большая часть государственных служащих, тех, кто служил российской монархии, голосовала на выборах за кадетов, настолько эта партия была авторитетна в интеллигентских кругах.