Читать онлайн «Святые Древней Руси». Страница 23

     Подвиг св. Филиппа всем памятен и запечатлен мученической смертью. Избранный на том же Соборе, что и Герман, из игуменов соловецких, он прямо поставил предварительным условием своего избрания отмену опричнины. Царь и епископы убедили его отказаться от этого условия, сохранив за митрополитом лишь право печалования за опальных. Когда через полтора года возобновились казни, Филипп возвысил свой голос. Сперва увещая царя наедине, он переносит потом свои обличения в Успенский собор. Его житие сохранило нам пересказ вдохновенных его речей: "Отколь солнце начало сиять на небесах, не слыхано, чтобы благочестивые цари возмущали свою державу... Мы, о государь, приносим здесь бескровную жертву, а за алтарем льется кровь христиан..." И в ответ на угрозы царя: "Не могу, повиноваться повелению твоему паче, нежели Божьему... Подвизаюсь за истину благочестия, хотя бы лишился сана и лютейше пострадал". Для св. Филиппа исповедание правды было столь же обязательно, как и исповедание веры: "Иначе тщетна будет для нас вера наша, тщетно и исповедание апостольское".

     Впечатление этого слова правды, сказанного в лицо тирану, было велико, но в деморализованной опричниной России мало было охотников следовать путем Филиппа. Собор епископов по требованию царя низложил митрополита, обвиненного в неясных для нас преступлениях. Заточенный в Тверской Отрочь монастырь, через год страдалец был задушен Малютой Скуратовым во время карательного похода царя на Новгород.

     Подвиг патриарха Гермогена, последнего святителя московского, канонизованного в наши дни, соединяет исповедничество Филиппа с национальным служением Петра, Алексия, Ионы. Св. Гермоген был замучен, как исповедник, польско-русской властью, оккупировавшей Москву, но содержанием его исповедничества было не слово правды, как у Филиппа, а стояние за национальную свободу России, с которой была связана и чистота православия.

     Мы обозрели различные типы святительского служения в Церкви. Особо выделили святителей миссионеров, политиков, исповедников. Нам осталось поделиться одним наблюдением, касающимся канонизации святителей. Изучая списки святых епископов по отдельным епархиям-областям, мы наблюдали в них большое численное неравенство. Большинство епархий чтут одного, двух святых епископов; более других находим в Перми (четыре) и в Ростове (пять, не считая св. Димитрия). Но из ряда всех русских епархий резко выделяется Новгород, со своими двадцатью святыми епископами. Новгородские святители составляют треть общерусских и две трети общего числа новгородских епископов (тридцать один), если закончить их ряд в начале XVI века последним канонизованным – Серапионом. Если прибавить к этому, что для большинства новгородских святителей нет ни житий, ни известий о чудесах, то приходится признать, что условия канонизации епископов новгородских отличались от обычных на Руси. К счастью, здесь мы избавлены от необходимости строить гипотезы: церковное новгородское предание само объясняет нам особенности местной канонизации.

     В Новгороде, помимо отдельных праздников в честь некоторых выдающихся святителей (они имеют и жития), установлено два общих дня памяти прочим местным святителям: 4 октября и 11 февраля. Об установлении первого праздника в 1439 г. рассказывается в житии св. Иоанна. В этот год св. Иоанн (Илия) явился во сне владыке Евфимию и повелел ему: "Устроиши память преставльшимся и лежащим в велицей церкви Премудрости Божий князем русским и архиепископом Великого Новгорода и всем православным христианом октября 4 день... а и сам будеши причтен с нами в царствии небесном, яко един от святых". Св. Евфимий исполнил повеление по отношению к князьям и епископам, погребенным в св. Софии. Это установление ежегодной памяти и было суммарной канонизацией новгородских владык. Относительно "всех православных христиан", погребенных в соборе, поминовение их, которое, вероятно, тоже имело место, не получило характера канонизации.

     Мы видим, однако, что св. Евфимий, устанавливая общий день памяти новгородским святителям, исключил из списка их одиннадцать имен. Некоторые из них оставили недобрую память на страницах местной летописи; о других мы можем предполагать мотивы того же порядка, объясняющиеся местным преданием. Для третьих, может быть, сказалось решающим отсутствие их гробниц в Святой Софии. Как бы то ни было, массовая канонизация новгородских владык была произведена по отрицательному признаку – по методу исключения. Но это означает, что новгородская канонизация епископов приближается к поминовению почитаемых усопших, которое не всегда можно отграничить от почитания святых в точном смысле слова.

     Эта особенность святительской канонизации, исключительная на Руси, не является неслыханной в Греческой и Латинской Церкви. Так, в Константинополе почти до середины XI века канонизовались все патриархи, за исключением еретиков. То же мы наблюдаем для более древних времен в Римской Церкви и в некоторых гальских церквах раннего средневековья. В Новгороде была проявлена большая строгость, но основа канонизации та же: благоговейное поминовение усопших правителей и предстоятелей Церкви. Здесь, как и в чине княжеских святых на Руси (царей в Византии), понятие святости расширяется, приближаясь к первохристианскому взгляду на заступничество блаженно усопших.

     Предел новгородской канонизации епископов был положен падением новгородской самостоятельности и, следовательно, утратой теократического значения новгородского владыки. В массовой канонизации епископов теократический момент является существенным.

     Интересные наблюдения открываются и из рассмотрения списка митрополитов русских – киевских, позже московских. Пока митрополиты на Руси были из греков, ни один из них не был канонизован. Может быть, лишь Константин († 1159), скончавшийся в Чернигове, в изгнании, при необычайных условиях аскетического самоуничижения и чудесных знамений, местно чтился в Чернигове с древних времен. Что касается Михаила, по преданию (сомнительному), первого митрополита Киевского, то он почитался местно в Печерском монастыре вместе с другими епископами, погребенными в пещерах, и в северной Руси стал известен лишь в XVIII столетии. Еще митрополита Киприана (около 1400) поражала эта холодность русских людей к своим митрополитам: "Хотя многие они показали труды и многие добродетели стяжали перед Богом... а некоторые прияли даже от Бога дарование чудес и небесные почести, каждый против своего подвига, – ни один из них однако не удостоился на земле празднования..." до митрополита Петра.

     Вероятным объяснением этого факта является хорошо известная разобщенность между пришлыми, греческими, иерархами и русской паствой. Недаром в Москве канонизовали русских святителей: Петра, Алексия, Иону, пропуская греков, занимавших в промежутках между ними престол: Феогноста, Киприапа (серба) и Фотия. В настоящее время три последних святителя вошли в общерусские святцы, но, по-видимому, это произошло уже в XIX веке, хотя известное почитание их (не празднование) устанавливается с XV столетия. И их неопределенная и суммарная канонизация, сводящаяся к установлению дня празднования, напоминает условия новгородской канонизации. Во всяком случае, канонизация всех шести первых московских митрополитов, кончая св. Ионой, соответствует эпохе теократического святительства на Москве. С Ивана III падает значение на Руси митрополичьей власти; великие князья начинают сводить иерархов с престола и предписывать им свою волю в делах церковных. Это полагает конец суммарному (теократическому) почитанию митрополитов, оставляя место лишь для прославления личного подвига исповедников.

     Подобно Авраамию Смоленскому, Стефан Пермский занимает совершенно особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но означая новые быть может, не вполне раскрытые возможности в русском православии. Святитель Стефан – миссионер, отдавший свою жизнь на обращение языческого народа В наше время нередко можно встретить людей, которые охотно уступают западным исповеданиям миссионерское служение, как "внешнее дело", не интересное для православной Марии. Св. Стефан всей своей жизнью опровергает такое понимание православия. Со служением проповеди св. Стефан соединяет, напоминая здесь Авраамия влечение к чистому духовному знанию и в защите своего дела – создания национальной зырянской Церкви – дает (он или его биограф) самое сильное в Древней Руси религиозное обоснование национальной идеи.

     Биографом его был тот же Епифаний Премудрый, который написал и первое житие преподобного Сергия. Младший современник Стефана, он жил одно время вместе с ним в Ростовском монастыре и, перейдя к преподобному Сергию, продолжал встречаться с пермским миссионером во время посещений последним обители Святой Троицы. Стефан и Сергий были связаны между собой узами духовной дружбы. Отсюда надежный исторический характер жития св. Стефана к сожалению, переполненный сверх всякой меры "риторическим плетением словес". Автор много видел "своима очима" и с "самим (Стефаном) беседовал многажды". Совершенно напрасно он просит прощения за свою грубость, за то, что в юности "не бывал в Афинах" и не слушал "ни Платоновых, ни Аристотелевых бесед".