Читать онлайн «Раннее христианство и переселение душ». Страница 33

Но вот голос уже не «церковника», а язычника. Неоплатоник Порфирий так пишет об Оригене: «Ориген был учеником Аммония; Аммоний ввел его в науку и многое ему дал, но в выборе жизненного пути Ориген свернул на дорогу, противоположную дороге учителя, прошел совсем по иному пути. Аммоний был христианином и воспитан был родителями христианами, но, войдя разум и познакомившись с философией, он перешел к образу жизни, согласному с законами. Ориген — эллин, воспитанный на эллинской науке, споткнулся об это варварское безрассудство, разменял на мелочи и себя и свои способности к науке. Жил он по христиански, нарушая законы. О мире материальном и о Боге думал как эллин, но эллинскую философию внес в басни, ей чуждые. Он жил с Платоном, читал писателей, известных в пифагорейских кругах» (Евсевий. Церковная история VI, 19) [232].

Еще один оппонент Оригена — на этот раз не из мира церковного и не из мира языческого, но из круга ересей — монархианин Маркел Анкирский пишет об Оригене то же самое: «Если нужно сказать истину об Оригене, тогда необходмио сказать следующее: он решил приступить к Божиим Словесам, прежде чем он точно уразумел Писание, но только завершив философское обучение, и из-за обширного и ревностного внешнего образования начал писать хуже, чем это было нужно, пошел вслед за философскими учениями и из-за этого нечто написал не хорошо. Это видно из того, что памятуя еще о Платоновых учениях и его понимании различия между началами, он написал книгу «О началах». И это наилучшее доказательство,что не из какого другого места он взял начала своих учений и название своей книги, но из платонова учения, из «Горгия»« (Евсевий. Против Маркела, 1, 4).

Не видит христиаинских истоков в оспариваемой доктрине Оригена и св. Епифаний Кипрский: «Эти в тебе семена первоначально брошены баснословным языческим учением эллинов, и после разрослись в тебе помыслом неверия в воскресение, когда эллины привели тебя к этому и научили» (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64, 65).

Блаженный Иероним менял свое отношение к Оригену от восторга до полного отторжения. Но во все периоды своей жизни он отдавал себе отчет в том,что в оригеновой системе многое заимствовано из нецерковной традиции: «Пифагор у греков открыл первый, что «души бессмертны и из одних тел переходят в другие». Он говорил, что был Эвфорбом, Каллидом, Гермотимом, Пирром, наконец, Пифагором… В перенесении всего этого под измененным названием в свои книги «О началах» и обвиняют Оригена» (Иероним. Апология против Руфина. 3, 39-40). «Говоря это, не следует ли он очевиднейшим образом заблуждениям язычников, и не вносит ли в христианскую простоту бредни философов?» (Письмо 100. К Авиту) [233]. Пересказывая оригенову книгу «О началах», Иероним пишет: «чтобы не быть обвиненным в учении Пифагора, который доказывает, — после столь гнусного учения, которым ранил душу читателя, он говорит: это, по нашему мнению, не догматы, а только изыскания и догадки, и изыскано нами с тою целью, чтобы кому-нибудь не показалось, что все это совершенно не затронуто нами» (там же) [234]. Странно, впрочем, что в полемическом пылу Иероним тут же и приписывает самому Оригену защиту того самого мнения, от которого по его же собственной цитации Ориген на самом деле дистанциировался: «Говоря это, он очевидно защищает переселение душ Пифагора и Платона» (там же) [235]. Но для нас важно, что и друзья, и оппоненты Оригена (как церковные, так и нецерковные) видели в его реинкарнационных гипотезах влияние греческой философии, а не обнаружение апостольского предания.

И сам Ориген никогда не говорит, что идею реинкарнации можно почерпнуть в церковном предании и учении. Что же касается церковного предания — о нем Ориген писал так: «Мы должны хранить церковное учение, преданное от апостолов чрез порядок преемства» (О началах. I, 1, 3-4). Слова Оригена о «порядке апостольского преемства» — не просто повторение общего места церковного богословия. Линия преемства действительно весьма четко прослеживается от апостолов до Оригена. Как известно, Ориген был преемником Климента Александрийского по церковной школе. О последнем же св. патриарх Фотий, один из образованнейших византийцев, сообщает, будто «говорят, что Климент был учеником Пантена и что Пантен был учеником тех, кто видел апостолов и даже, что он сам видел некоторых апостолов лично» (Фотий. Библиотека, 118). Сам Климент среди наставников Пантена называет Петра, Иакова, Иоанна и Павла (Строматы. I, 11, 3). Климент был противником идеи реинкарнации. Один из его текстов, противопоставляющих христианство пифагорейству, Ориген воспроизводит в своих трудах [236].

Кроме того, в 212 г., во время своего пребывания в Риме Ориген слушал проповедь св. Ипполита Римского (Иероним. О знаменитых мужах, 61; Евсевий. Церковная история VI, 14, 10-11), который, как мы помним, был явным противником идей метемпсихоза. Ориген точно знает, что церковное предание отвергает идею душепереселения: «Цельс, нередко обнаруживающий склонность мыслить по-платоновски, старается показать, что все души одинаковы, и что, следовательно, души людей ничем не отличаются от душ муравьев и пчел; он в данном случае говорит как человек, по мнению которого душа из небесной тверди спускается не в одно человеческое тело, но и во все прочие тела. Такому взгляду христиане не придают никакого вероятия; ведь они знают, что душа человеческая создана по образу Божию, а потому понимают, что существо, созданное по образу Божию, не в состоянии утратить свои характерные свойства и принять другие, присущие неразумным животным» (Против Цельса IV, 83). О том, что вера в переселение душ противоречит церковному преданию, Ориген говорит и в Толкованиях на Евангелие от Матфея (PG XIII, 469; 1088 и XVII, 612).

Итак, по тем вопросам христианского понимания мира, Бога и человека, которые были ясно проповеданы апостолами, у Оригена была возможность учиться у прямых наследников апостолов, которые, по слову Климента, «хранили святое учение, в точности переданное им». У Оригена просто не было необходимости обращаться к новоявленным гностическим лидерам для уяснения Евангелия.

При этом Ориген весьма резко отличал христианское учение от оккультных откровений. Поясняя слова апостола о том, что христианам открыта «премудрость не князей века сего, которую никто из князей века сего не уразумел» (1 Кор. 2, 6-8), Ориген говорит: «Я считаю необходимым сказать, что такое мудрость мира сего и что такое премудрость князей мира сего». К первому относятся риторика, грамматика, геометрия, музыка, медицина. «Под премудростию же князей мира сего мы разумеем, например, египетскую так называемую тайную и сокровенную философию, астрологию халдеев и индийцев, обещающих высшее знание, а также многоразличные и разнообразные мнения греков о Божестве. Когда эти духовные силы увидели Господа и Спасителя, обещающего и проповедующего, что Он пришел в этот мир разрушить все догматы, ложно носившие имя знания («гнозиса» — А.К.), то, не зная, кто скрывался в Нем, они тотчас начали строить ему козни: «предсташа царие земстии и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его» (Пс. 2, 2). Понимая эти замыслы их против Сына Божия, апостол говорит: премудрость глаголем не князей века сего» (О началах. III, 3, 1-2).

Ориген знает церковное предание, неоднократно приводит церковный символ веры. И настаивает на том, что его необходимо признавать. О своих же построениях он неизменно говорит как о догадках, которые приемлемы лишь в той мере, в какой они помогают принятию и раскрытию апостольской и церковной веры. Ориген начинает книгу «О началах» с изложения этой веры (I, Введение, 2-10). И кончает тем, что адресует читателя к ней: «о том же, что мы сказали, или о прочем, что из того следует, должно мыслить согласно с тем образцом, какой мы изложили выше» (О началах IV, 37). Очевидно, что сам Ориген отличал апостольское Предание от своих довольно произвольных толкований его и не выдавал свои догадки за общецерковное убеждение: «впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждения и изысканий» (О началах II, 8, 4). «Мы скорее предложили читателю мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определенное учение» (О началах II, 8, 5). «Мы говорим об этих предметах с большим страхом и осторожностью, и более исследуем и рассуждаем, чем утверждаем что-нибудь наверное и определенно. Выше мы указали уже, о чем нужно давать ясные определения (dogmate manifesto), это, думаю, мы и выполнили, говоря о Троице. Теперь же, по мере возможности, мы будем упражняться скорее в рассуждении, чем в определении» (О началах I, 6, 1). Мы видели также, что и Руфин, и Евсевий, и Иероним, по разному оценивая Оригена, согласны в том, что Ориген никогда не настаивал на идее метемпсихоза.