Л Климович - Книга о коране, его происхождении и мифологии

Читать онлайн «Книга о коране, его происхождении и мифологии». Страница 26

Автор Л Климович

Арабы и евреи - семиты. В племенах тех и других еще в далекой древности возникло немало близких сказаний, мифов, легенд, имевших, однако, у каждого из них свои неповторимые черты. С этими общими и в не меньшей мере специфическими чертами двух самобытных народов, отраженными во всех сферах жизни, в том числе в их литературах и вероучениях, нельзя не считаться, обращаясь как к Библии, так и к Корану. Очень важны в этом отношении соображения, высказанные в переписке основоположников марксизма, относящейся к 1853 году. "Теперь мне совершенно ясно, - писал Ф. Энгельс К. Марксу около 26 мая 1853 года, - что еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как запись древнеарабских религиозных и племенных традиций, видоизмененных благодаря раннему отделению евреев от своих соседей родственных им, но оставшихся кочевыми племен. То обстоятельство, что Палестина с арабской стороны окружена пустыней, страной бедуинов, объясняет самостоятельность изложения. Но древнеарабские надписи, традиции и коран, а также и та легкость, с которой распутываются все родословные и т. д., - все это доказывает, что основное содержание было арабским или, вернее, общесемитическим, так же, как у нас с "Эддой"["Эдда" - собрание мифологических и героических сказаний и песен скандинавских народов; сохранилась в двух вариантах, относящихся к XIII веку. Песни "Эдды" отразили состояние скандинавского общества в период разложения родового строя и переселения народов. В них встречаются образы и сюжеты из народного творчества древних германцев (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28. Примечания, с. 607).] и германским героическим эпосом"[Там же, с. 210.].

Естественно, что сказания об одних и тех же или близких по имени и "жизнеописанию" персонажах, безотносительно к тому, имеют они исторических прототипов или нет, сложившиеся у народов, родственных по происхождению, но затем разошедшихся и проложивших каждый самостоятельный путь развития, могут быть во многом несхожими. И если у одного из них то или другое сказание записано раньше, а у другого позднее, то несправедливо, сравнивая их, отдавать первенство тому, у которого оно зафиксировано в более раннее время. Объективное изучение, казалось бы, должно исходить из равноценности любой версии, каждого варианта и выявлять, какой из них и чем обогащает это сказание или, напротив, обедняет его, что за национальный или племенной колорит в нем отразился, а не из того, какой из вариантов раньше записан. Последнее вместе с тем не означает, что время, обстоятельства и характер любой записи, как и родственной ей версии или варианта, не имеют значения. Однако, как это ни странно, при сравнении сходных эпизодов из книг, признанных в различных религиях священными, эти, казалось бы, логичные и гуманные требования, как правило, не принимались и не принимаются во внимание. При сравнении коранических сюжетов с библейскими за редкими исключениями эти элементарные условия игнорируются. Между тем они принимаются во внимание, когда речь идет об устном или письменном наследии других племен и народов, каждый из которых также имеет свой самостоятельный путь развития и язык которого принадлежит к одной из языковых семей (например, тюркской), к той или другой ее ветви.

Скажем, у узбеков, казахов, каракалпаков есть эпос о народном герое, богатыре, великане, "алпе" - "Алпамыш", "Алпамыс", "Алпамыс-батыр", каждая национальная версия которого глубоко самобытна, своеобразна, хотя имеет и некоторые общие черты. Однако никто не противопоставляет эти версии, не возвышает одну и не принижает другие, не судит о них, исходя из того, которая раньше записана. Серьезные исследователи не поступают так и в отношении эпоса ираноязычных народов - персов, таджиков, курдов, пушту и др.

Мотивы отношения, проявляемого к интересующим нас здесь произведениям племен и народов семитской ветви афразийской семьи языков (иначе называемой семито-хамитской), таким образом, находятся в значительной мере вне пределов науки. Они неидентичны и в оценке Корана в православии, католицизме и других направлениях христианства, а также в зороастризме и других культах. Правда, в христианских направлениях, как и у представителей иудаизма, сравнительно долгое время не было достаточной ясности, что за религия ислам и чему учит Коран. Весьма распространенным было представление о том, будто новая религия - еще одна христианская секта или ересь. Порой, правда, подобное заблуждение поддерживалось и в XX веке, например в изданиях Ватикана, исходивших из текущих политических соображений[Так, в 1932 г. теоретический журнал Ватикана "Civilta Cattolica" в пяти номерах напечатал четыре анонимные статьи, сравнивающие христианство и ислам. Во второй из них - "Ислам и христианство с точки зрения божественного откровения" - Коран выдан за ухудшенную версию Евангелия, а пророк охарактеризован "не как создатель новой религии, а как восстановитель древней веры патриархов и Евангелия Иисуса Христа" (Civilta Cattolica, 1932, 6. VIII, p. 242-244). Подробнее см.: Беляев Е. Ватикан и ислам (Приемы и цели современного католического "исламоведения"). Антирелигиозник, 1932, э 23-24, с. 6-9.].

Слухи же о небывалой пышности, которой обставляли свои приемы некоторые из халифов, позднее породили представление, что у арабов возник культ бога Махомы[На основе уменьшительной формы имени Мухаммеда (Casanova P. Mahom, Jupin, Apolion, Tervagant, dieux des Arabes. - Melanges Hartwing Derenbourg. P., 1909, p. 391-395).], заместителями или наместниками которого считались халифы[Впрочем, как подтверждает, например, багдадская надпись 1221-1222 гг. (618 г. хиджры), халиф Насир называл себя "имамом, повиноваться которому предписано всем людям", "халифом господа миров". Даже халифы, лишенные в Багдаде светской власти, обставляли свои дворцовые приемы с большой пышностью. Академик Бартольд привел данные историка Кутб ад-дина, как один из таких багдадских халифов в конце 979 - начале 980 г. "принимал египетского посла; халиф сидел на престоле с плащом (бурда) пророка на плечах, с мечом пророка на поясе и с посохом пророка в руке; на вопрос пораженного таким великолепием посла: "Не сам ли это Аллах?" буидский государь будто бы ответил: "Это - заместитель Аллаха на земле его" (Бартольд В.В. Сочинения, т. 6, с. 42).

Подобное высокомерие, чванливость и показная роскошь халифов в средние века были высмеяны видным иранским писателем Низамаддином Убейдом Закани (ум. в 1370 или 1371 г.). В сборнике "Латаиф" ("Анекдоты") сатирик противопоставил феодальной пышности простоту народных нравов: "Бедуина привезли к халифу. Увидя, что халиф сидит на возвышении, а остальные стоят внизу, бедуин сказал: "Мир тебе, о боже!" Халиф ответил: "Я не бог". Бедуин сказал: "О Джебраиль!" Халиф ответил: "Я не Джебраиль". Бедуин сказал: "Ты не бог и не Джебраиль. Так зачем же ты поднялся наверх и сидишь один? Сойди вниз и садись с людьми" (Климович Л.И. Литература народов СССР. Хрестоматия для вузов, 3-е изд. М., 1971, ч. 1, с. 296).]. В основном негативное отношение католицизма и других направлений христианства к исламу определялось наличием в его учении и "священной книге" - Коране - уже известных нам резко отрицательных оценок догматов о троице, об Иисусе Христе как богочеловеке, сыне божьем, Марии как богородице и т. п.

Однако тому же папе римскому и главам других христианских церквей пришлось считаться с тем, что ислам стал государственной религией крупных феодальных держав. Ведь ислам был официальной идеологией ряда халифатов, в их числе суннитских Омейядского с центром в Дамаске (661-750), Аббасидского с центром в Багдаде (750-1258), Омейядского с центром в Кордове (912- 1031), исмаилитского Фатимидского с центром в Каире (909-1171), суннитского, второго Аббасидского, с центром в Каире (1261-1517), суннитского Османского с центром в Стамбуле, во главе с султаном-халифом (1517-1923 и, после свержения султаната, до 3 марта 1924) и др. Из названных халифатов многие распространяли свою власть на огромные территории, не раз обостряли отношения с соседними государствами, прибегали к угрозам или вели войны, стремясь склонить их на свою сторону. Не случайно еще в раннем средневековье появляются рассказы о посольствах, отправлявшихся в государства, где господствовали мировые религии, в том числе христианство и ислам, "для испытания вер", в частности, чтобы проведать, какая из них сподручнее для развязывания агрессивных столкновений, войн. Известны, например, сообщения и даже довольно детальные рассказы о таких посольствах из Киевской Руси. Они содержатся в сочинениях среднеазиатского врача-естествоиспытателя Шарафа аз-Замана Тахира Мервези XI-XII веков и известного персоязычного литератора Мухаммеда Ауфи, служившего при дворе самаркандских Илекханов в первой половине XIII века, а также в русской Лаврентьевской летописи начала XIV века под годами 6494 и 6495 (986-987)[Sharaf al-Zaman Tahir Marvazi on China, the Turks and India. L., 1942; Ауфи M. Джавами аль-хикаят ва лавами ар-риваят. Тегеран, 1335 г. х. (1956); Летопись по Лаврентьевскому списку, 3-е изд. Спб., 1897; Бартольд В.В. Сочинения. М" 1963, т. 2, ч. 1, с. 805-858; Толстов С.П. По следам древнехорезмийской цивилизации. M.- Л., 1948, с. 256-262.].