Читать онлайн «Андрей Десницкий Статьи о Библии». Страница 2

И тогда протестанты обычно восклицают: «Да где же оно, это ваше тайное Предание, покажите нам список книг, которые его содержат?» Но вот как отвечает на этот вопрос наш современник игумен Петр (Мещеринов): «Церковь не имеет догматического богословского определения, некоей точной формулы, что есть Св. Предание. Нет в Церкви книги, озаглавленной «Св. Предание»… Православная Церковь очень свободна, в отличие, например, от Церкви латинской. Вот они всё определяют точно, всё формулируют, всё схоластически догматизируют и записывают в толстенные катехизисы. У нас этого нет; в Православной Церкви точно фиксированы лишь очень немногие важнейшие вещи— только основы нашей религии; очень многое оставлено на свободу, на сам опыт жизни Церкви. В этом— глубочайшее уважение к человеку».

Значит ли это, что Предание— вообще всё, что угодно? Разумеется, нет. Для православных Предание— это, по сути, многовековой опыт жизни Церкви. Но если Писанием мы называем книгу вполне определенного содержания, то Предание просто невозможно определить такими рамками, как невозможно ими определить, скажем, семейные традиции. Если я скажу постороннему человеку: «У нас в семье принято поступать так–то и так–то», он может меня спросить: «А где это записано?» И мне нечего будет ему ответить. Мы просто живем так…

Нам сегодня это может показаться удивительным, но первые десятилетия Церковь жила даже без письменного Евангелия. Как отмечает евангелист Лука в самом начале своей книги, он взялся за этот труд именно потому, что уже существовало немало устных рассказов, и свое Евангелие он записал « по тщательном исследовании всего сначала» (1: 3).

Видимо, нечто подобное происходило и с Ветхим Заветом: не то чтобы Моисей, спустившись с Синайской горы, сел и написал сразу всё Пятикнижие или Исаия, получив откровение, немедленно создал свою книгу от первой до последней страницы. Такого мы нигде не найдем в самой Библии. Напротив, в ней встречаются ясные указания, что ее книги складывались постепенно. В Притчах Соломоновых, например, есть такой подзаголовок: «И это притчи Соломона, которые собрали мужи Езекии, царя Иудейского» (25: 1). Но между Соломоном и Езекией прошло более двух столетий! То есть все это время изречения Соломона существовали либо в устной форме, либо в виде каких–то отдельных документов, но не входили в единую книгу Притчей. Это можно сравнить со сборником стихов Ломоносова или Державина, впервые изданным лишь в наше время.

Таким образом, можно сказать, что Писание постепенно выкристаллизовалось в глубине Предания: наиболее важные и ценные его части были отобраны общиной верующих и включены в состав Библии, и только потом этот выбор был окончательно ограничен рамками канона.

Но это совсем не значит, что между Писанием и Преданием не может быть никакого напряжения. В тех же Евангелиях мы не раз читаем о том, как Христос обличал книжников и фарисеев, подменявших Писание «преданиями старцев» и возлагавших на людей «бремена неудобоносимые». Такое может происходить и в наши, и в любые другие времена: человеческие традиции становятся самодостаточными, порой они просто заслоняют собой все остальное.

Именно поэтому на заре Реформации отцы протестантизма отказались видеть в Предании нечто равноценное Писанию, провозгласив принцип Sola Scriptura : только Писание может быть источником вероучения для христиан. Им возражали католики: и Писание, и Предание должны быть источниками вероучения. Православное видение этого вопроса можно представить как систему, состоящую из концентрических кругов. В самом центре находится Евангелие, далее идут другие библейские книги, от актуальнейших Павловых Посланий до книг Паралипоменон. Здесь заканчивается Писание, но вовсе не заканчивается учение Церкви. Следующий круг— определения вселенских соборов и литургические тексты, затем идут творения отцов, иконы, храмовая архитектура и другие элементы Предания. В самых внешних кругах— традиции конкретных епархий и даже приходов, но они уже явно лежат за пределами Священного Предания.

Итак, можно сказать, что Писание— центральная и самая важная часть Предания, неотделимая от всего остального. Впрочем, при этом надо отличать ту его часть, которая действительно стала достоянием всей Церкви и которую смело можно назвать Священным Преданием, от разных обычаев, пусть и полезных, но не имеющих общецерковного значения. На Карфагенском соборе 257 года один из епископов заметил: «Господь сказал: Я есмь истина. Он не сказал: Я есмь обычай». Современный богослов епископ Каллист Уэр прокомментировал эти слова: «Есть разница между преданием и традициями: многие унаследованные от прошлого традиции имеют человеческую и случайную природу. Это благочестивые (или неблагочестивые) мнения, но не истинная часть Предания— основания христианской вести».

Люди, приходящие в Церковь, сначала соприкасаются с самыми внешними его слоями: «а вот наш батюшка говорит…», «а вот мне в храме сказали…». Это вполне естественно, но на этом никогда не надо останавливаться. Периферийные круги должны согласовываться с центральными: что говорит приходской священник, разумеется, важно, но еще важнее постановление Вселенского собора, а всего важнее— Евангелие. И если видишь противоречие между одним и другим, то… нет, не надо торопиться. Надо сначала задуматься.

Мы прекрасно осознаем дистанцию между нами и отцами Церкви, когда рассуждаем об их святости и о своей греховности. Но при этом многие люди говорят так, будто нет вообще никакой дистанции между их пониманием и тем, что говорили отцы, словно любое наше повторение сказанных ими слов автоматически создает духовное тождество между нами и ними. Мы можем повторять слова Писания или его авторитетнейших толкователей, но это еще не значит, что именно наше нынешнее понимание этих слов является самым правильным: нужно проникнуть в саму суть их аргументов, понять их позицию и разглядеть, насколько она применима к нашей собственной ситуации. Следование отцам не есть механическое повторение.

Даже внутри одной конфессии встречаются люди разных взглядов и направлений. Потому и не существует абсолютно объективного, научно доказанного толкования Библии, которое можно было бы уподобить таблице Менделеева или карте звездного неба. Если бы оно существовало, его давно приняли бы все здравомыслящие христиане, отвергнув все, что с ним не согласуется. Но они продолжают спорить, и каждый уверен в своей правоте. И каждая сторона ссылается на своих отцов: православные, к примеру, на Иоанна Златоуста, католики— на Августина Гиппонского. Так было всегда: например, в III веке Киприан Карфагенский и римский папа Стефан спорили о том, действительно ли крещение, полученное у еретиков, — но оба они погибли мученической смертью, оба прославлены как святые. Кстати, единого мнения, чье именно крещение бывает недействительно, нет у христиан и по сю пору.

Впрочем, по многим важнейшим вопросам все христиане имеют одинаковую или очень близкую точку зрения, и даже то, что казалось спорным во время Реформации, сегодня могут так или иначе признавать практически все христиане. Например, Мартин Лютер провозглашал, что Писание понятно всякому человеку на внешнем, грамматическом уровне, но глубинное понимание духовных истин приходит только под действием Святого Духа. Это говорилось в ответ на утверждение католических богословов, что простому человеку Библия недоступна (в то время католики совсем не поощряли ее чтение на народных языках, а только на латыни). Но сегодня, пожалуй, мало кто из традиционных христиан станет возражать Лютеру.

Отцы действительно помогают нам нащупать золотую середину, поэтому понятию «Священное Предание» можно дать и такое определение: это опыт прочтения Священного Писания наиболее опытными и духовно зрелыми нашими предшественниками. Предание— это опыт жизни по Писанию.

…Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему.

Евангелие от Марка, 1:3

Христос однажды сказал: «как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех» (Евангелие от Луки, 17:26). Людям свойственно замыкаться в рамках привычных понятий, узкого круга общения, повседневной рутины и упорно не замечать, что происходит вне этого круга. Это свойство не чуждо и церковным людям: они обычно полагают, что заведенный порядок вещей установлен раз и навсегда, что всякий верующий должен во всем походить на них самих, а если он вдруг не похож, то это досадный недостаток, который может и должен быть преодолен. Но приходит День Сына Человеческого, и все привычные понятия оказываются перевернутыми, а мы— в очередной раз не готовыми к его приходу… И только пророческие предостережения напоминают нам: будьте готовы к неожиданному сами и готовьте путь для Господа.