Читать онлайн «Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века». Страница 18

Но если в непорядках церкви и в их обличениях не было ничего нового, то зато совершенно новыми явились организация священников и тот факт, что желание улучшения шло от них самих, а не от епископата и патриарха, как это обычно было на Руси. Это были уже не замечания и не дисциплинарные меры сверху, а возмущение низов духовенства, начало проявления их недовольства руководством церкви и выступления их как самостоятельной силы. Интересно, что патриарх Иоасаф не наказал их за “мятеж и смелость”, как это сделал всего лишь четыре года перед этим сам Филарет, а согласился с ними и последовал их совету.

Конечно, снисхождение патриарха к нижегородским “бунтовщикам”, глава которых Неронов всего лишь три года перед этим был объявлен Филаретом “безумцем в состоянии исступления”, можно объяснить большой мягкостью и меньшей авторитетностью патриарха Иоасафа. Но более правильным будет истолковывать его отзывчивость на челобитную новгородцев новыми веяниями в русской церкви, началом подлинного реформационного движения, стремившегося сделать из “богоизбранного народа Третьего Рима” народ подлинного христианства. Неронов и его работа оказались вовсе не изолированным явлением, что уже видно из коллективного выступления всей его группы протопопов и священников, а только наиболее значительным ярким явлением в поднимавшейся волне нового религиозного течения. Представители этого течения хотели стать христианами не только на бумаге, но и на деле и были готовы провести в жизнь свои идеалы и реформировать русскую церковную жизнь на практике.

Одновременно или вслед за Нижним Новгородом, по всей стране — в Пскове, Калуге, Вологде, Суздале и других городах России — раздаются голоса, требующие от иерархии перемен в жизни и режиме церкви, повсюду растет религиозное напряжение, со всех сторон стали видны признаки нового, мощного религиозного движения.

Движение, начатое Нероновым и его друзьями, которое можно назвать “движением церковной реформы”, не явилось первым религиозным движением на Руси, но оно зато носило совершенно отличный характер от обоих предыдущих подъемов русской религиозности. В конце XIV века святые Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский были основателями большого монашеского движения в России, которое при всем своем своеобразии и чистоправославном, при этом русско–православном, характере несколько напоминало движение францисканцев на Западе. Столетие спустя преподобный Иосиф Санин, глава Волоколамского монастыря, и преподобный Нил Сорский, представитель заволжских старцев, снова оживили и возродили русские монастыри. Оба движения были движениями монашества и звали православных в монастыри как наиболее верное место для христианского спасения. Теперь же не монахи, а белое духовенство, приходские священники, зовут своих прихожан и всю Русь спасать не только свои души в скитах и монастырях, но и всю русскую церковь, весь русский народ, все общество мирян. При этом такие священники, как Неронов, ищут помощи мирян и хотят не только их учить, а со смирением и слезами просят их спасаться, спасать и учить других мирян. А затем уж они начинают требовать и помощи епископата в этом трудном походе за души русских людей, за спасение последнего православного царства.

Выступление нижегородской группы священников было главным проявлением недовольства белого духовенства безразличным отношением иерархии к своим обязанностям и призывом к епископату принять радикальные меры против как безнравственности и пьянства среди мирян и клира, так и беспорядка во время богослужения. Но помимо нижегородцев, выступают и другие представители духовенства — волна движения за моральное оздоровление церкви и введение единогласия постепенно расширяется, и иерархам все еще приходится считаться с выступлениями низшего духовенства. В Суздале некий священник Агафоник обращается к местному архиепископу Серапиону с обширным посланием, в котором он также настаивает на переходе к единогласию, считая, что беспорядочное богослужение является одной из главных причин нравственного и духовного упадка церкви[44]. Серапион, который тоже старался навести порядок в своей епархии, так же, как и патриарх, сочувственно отозвался на призыв Агафоника и 30 мая 1642 года разослал пастырское послание, в котором требовал, чтобы служба велась не больше, чем двумя голосами, например священником и хором, и сурово требовал от духовенства более нравственной жизни. Он особенно строго осуждал духовенство за пристрастие к крепким напиткам. Помимо этого он требует от священников, чтобы они больше обращали внимания на нравственность прихожан и боролись с их распущенным поведением. Несколько вне этой церковной и нравственной программы стоит совет епископа священникам следить за справедливым распределением налогов, но и это замечание вполне гармонирует с социальными мотивами проповеди и дела Неронова.

Значительно более резко по тону, чем челобитные нижегородцев и Агафоника, было послание неизвестного клирика к тому же патриарху Иоасафу, которому уже писали Неронов и его друзья. В своей челобитной этот клирик решительно требует от патриарха скорейшего прекращения практики многогласия. Он заявляет, что многие представители церкви являются духовенством только по одежде и что на самом деле они не учителя паствы, а “волки” церковные. Он пишет, что эти духовные лица могут почитаться за священников только потому, что они были рукоположены в духовный сан, а на самом деле они просто мучители христиан. По его наблюдениям, во время богослужения священники думают главным образом о том, как бы поскорее окончить службу, и в результате их “небрежения” и спешки посещение церкви ничего не дает прихожанам. Этот аноним не довольствуется критикой приходского духовенства, но так же резко выступает против монахов и епископов. Он говорит, что руководители монастырей забыли заповеди Христовы и настоятели обителей нередко просто грабят Христовы святыни. Вспоминая деятельность великих вождей русской церкви XIV и XV веков, митрополитов Алексея и Иону, он ставит их в пример нынешним епископам и обвиняет епископат в полной неподготовленности к своей роли. По его мнению, епископы более, чем кто‑либо иной, виноваты в падении нравов церкви и общества[45].

В выступлениях против непорядков церкви и нравственного упадка духовенства постоянно сказываются антииерархические, противоепископские настроения низшего духовенства. Правда, эти обвинители епископата всегда говорят на конкретные темы и никогда не сомневаются в канонической необходимости епископов как носителей церковной преемственности. Редко встречаются обвинения епископов в личной недостойной жизни, Но в этой критике все сильнее звучат голоса, обвиняющие иерархов в ответственности за церковный упадок, указывая, что все члены церкви имеют право и даже обязаны следить за положением церкви на Руси.

Особенно резкое выступление против недостойного епископа произошло за несколько лет до послания нижегородцев патриарху в Новгороде. Там в 1833 году местный митрополит Киприян был обвинен в злоупотреблении властью, растрате церковных денег, безнравственной жизни, оскорблениях духовенства и поощрении преступлений его ближайших сотрудников. Жалоба была составлена представителями клира его епархии и по своей остроте была одним из самых резких антииерархических выступлений низшего духовенства накануне раскола[46].

Призыв Неронова к моральному оздоровлению также встретил немало откликов. Например, в Ржеве Пустой, у Пскова, местные священники в 1637 году потребовали от правительства закрытия местного питейного заведения, которое, по их мнению, являлось очагом безнравственности и преступлений и вело к разорению населения[47]. В Вологде сам епископ Варлаам в 1639 году принимает меры против пьянства среди подчиненного ему клира[48]. Там же на Севере в 1641 году группа крестьян дает торжественное обещание “молиться со слезами”, не ругаться и жить в соответствии с канонами церкви[49]. В районе Ярославля последователь и друг Неронова, священник Григорий Иванов и три его брата также проводят в своей общине программу христианского оздоровления прихода и мира[50].

Сведения о реформационном движении внутри церкви и церковного общества за 1630–е годы слишком отрывочны, чтобы можно было составить вполне ясную картину его распространения. Видимо, это движение литургического и нравственного возрождения охватило преимущественно северную и верхневолжскую часть России, которая позже, после раскола, стала главной территорией развития старообрядчества, и, отчасти, Москву. В столице это движение возглавлялось группой тогдашних ведущих представителей культурного общества, которые были связаны с печатным делом.