Читать онлайн «Христианство на пределе истории». Страница 30

Так что Ипатов – не православный ученый, исследующий паранормаль­ные явления, а и в самом деле «эзотерик» (это по гречески: тоже самое с латинским корнем – оккультист)[201].

А потому Ипатов: а) не может быть надлежащим экспертом с точки зрения юридической (ибо как преподаватель приходской школы зависим от истца –прихода, инициировавшего иск); б) не может быть таковым с точки зрения церковной; в) не может быть признан компетентным исследователем и с точки зрения научной: ибо оккультизм и наука – «две вещи несовместные». Не случайно и Ипатов и Дульнев постоянно предупреждают: их термины «не имеют ничего общего с общепринятой физической трактовкой этих понятий», а их методы требуют «пересмотреть устоявшиеся принципы методологии научного эксперимента». Так что их «наука» столь же модернова, как «бесословие» возлюбивших их «ревнителей».

Экспертизы штрих-кода Ипатов на самом деле не производил. Он просто пересказал один из аргументов, высказанных прежними экспертами – при этом даже не сославшись на них. Не счел Ипатов нужным упомянуть и о том, что в кругах программистов есть иная точка зрения. Нарушив долг ученого, он не привел мнения несогласных и их аргументы, не привел те основания, по которым он не может согласиться с доводами оппонентов. Он не опроверг их – а просто скрыл от суда наличие иной точки зрения в мире науки (от имени которой Ипатов и выступал).

Наконец, Ипатов никак не может считаться «признанным специалистом в этой области». Он работает в области теплофизики, он умеет только замерять ауру экстрасенсов и накрывать полиэтиленовым пакетом мифические «торсионные поля». Для экспертизы следовало бы привлечь специалиста не в этой области, а в области программирования. Кому-то известны, кем-то «признаны» программные продукты, изготовленные Ипатовым и его эзотерически-торсионной лабораторией? Вновь скажу: на научных сайтах не встречаются имена Ипатова и Дульнева и не обсуждаются их открытия..

Поэтому вновь встает вопрос уже о предвзятости и профессиональной несостоятельности судьи: на каком основании он обратился за экспертизой к человеку, совершенно чуждому той отрасли науки, которая единственно компетентна в анализе штрих-кодов? Почему он обратился к специалисту в области «энергоинформационных» измерений, а не к программисту? Не было ли здесь подсказки со стороны «истцов», рекомендовавших судье обратиться к «нашему специалисту», т. е. – приходскому. Под «истцами» в данном случае имеются в виду не прихожанки, подавшие иск, а руководивший ими священник (формально стоявший в стороне). Не был ли сценарий суда заранее проговорен между городским священником и городским судьей (скажем, на каком-нибудь приеме по случаю Дня Города)?

Ипатов и по словам и по делам – «эзотерик», то есть нехристианин и не ученый. И если я отказываюсь во внутрихристианских дисскуссиях признавать свидетельство еретика – неужели это означает, что я «совершенно запущенный интеллектуально гражданин» или «явный богоборец»?

Защитники же Ипатова вступили на очень опасный путь: теперь им придется доказывать, что эзотерика и христианство совместимы… За помощью лучше обратиться к рериховцам – у них большой опыт по этой части.

И еще нельзя не заметить: как иннэнисты сразу бросились на защиту Ипатова! Ту терпимость, то стремление все объяснить и оправдать, извинить и потерпеть, отделить частную ошибку человека от того доброго, что он сделал – вот бы эти стремления иннэнисты проявили по отношению к Патриарху или, например, ко мне… Но нет: эзотерик-борец с ИНН им ближе, чем православный христианин, не видящий сатанинского числа в штрих-коде…[202] Единство по вопросу об ИНН для них важнее, чем единство во Христе. По тому, что их объединяет, и приходится их звать – иннэнисты.

То, что многие даже церковные издания поверили Ипатову и не смутились его «энергоинформатикой» – не может не удивить. Неужели настолько уже утрачен у нас дар различения духов, что мнение колдуна стало для Церкви авторитетным? Неужели забыли, как апостолы отказались принимать даже истинное свидетельство от языческой прорицательницы (Деян.16, 17-18)?

Вновь скажу: я не математик. Но я в состоянии проверить логичность и аргументированность Ипатова в тех случаях, когда он выходит за пределы чистой математики.

Вот конечный вывод его экспертизы: «ИНН в системе учета является именем человека, данным ему системой, представляет собой число, имеет штриховую форму начертания и может быть нанесено на лоб и правую руку человека».

Что меня насторожило? – Дело в том, что если бы Ипатов ограничивался научным изложением фактов, то он не мог бы из предыдущего шага своей экспертизы сделать такой вывод. Вот его ответ на последний вопрос:

«Вопрос 11: Какие способы записи идентификационного номера предусматривает система ЕАН? Ответ: По стандартам ЕАН идентификационный номер помимо штрихового, текстового, электронного способов записи предполагает радиочастотный вариант, отличающийся тем, что номер можно нанести на руку и лоб человеку».

Стандарты ЕАН тут не при чем, но информацию (тем более такую маленькую, как последовательность из 12 цифр), конечно, можно нанести на товар (или на человека) с помощью «радиочастотного варианта». Вопрос не в этом. Вопрос в другом: а при чем тут штрих-код?

Штрих-код предназначен для визуального распознавания, а не для радиочастотного. Поэтому при переводе информации в электронную запись штрих-коды просто не будут нужны. А потому все штрих-кодовые «рога», «похожие на шестерки», при этом способе хранения информации исчезают. Нет никакого основания полагать, будто даже при вживлении в тело человека радиочастотных маяков или микрочипов с информацией о нем (упаси, Господи, – воскликну я уже не с точки зрения науки, а из чувства даже простой физиологической брезгливости и из нежелания превращаться в киборга[203] ) при этом на его тело будет зачем-то наноситься еще и графический штрих-код[204].

Пока в некоторых православных кругах потратили десятилетие на запугивание друг друга штрих-кодом по стандарту EAN-13, техника хранения и кодирования информации уже ушла далеко вперед и нет никакой технологической необходимости использовать этот древний штрих-код (ему скоро уж сто лет) за пределами товарных бирок. Современные способы хранения информации, нанесения и считывания ее далеко ушли от «рогатого» штрих-кода. А у нас по-старинке твердят все то же: «Число 666 является неотъемлемой частью этих носителей информации, каковыми является штрих-коды, а также паспорта граждан в Западной Европе и новые паспорта в России, имеющие специальный магнитный слой для записи информации»[205].

Да в новых российских паспортах предусмотрена электронно-считываемая запись (про «магнитный слой» закон ничего не говорит, а «Русский вестник» видит его в клею, с помощью которого фотография крепится к бланку паспорта), но нет штрих-кода. Вот только я прочитал в «Сербском Кресте», что Россия идет «к общемировому стандарту паспортов в смысле содержания в них микрочипов с досье, штрих-кода и отпечатка пальцев»[206] – и в ту же минуту мне звонит знакомый из Германии. Я прошу его прервать разговор, найти свой немецкий паспорт и посмотреть – есть ли там штрих-код. Демонстрируя излишнюю доверчивость к околоцерковным сплетням, мой собеседник тут же говорит: да, конечно, есть. Приходится уточнить: я не об идентификационном номере. Есть ли в немецких паспортах именно штрих-код как набор черточек? Выясняется, что есть номер, есть магнитная лента с информацией… А вот штрих-кода нет. Как нет его и в новом российском паспорте. Как нет его и в греческих паспортах.

Все же другие способы кодирования передачи информации пока еще никто не подозревал в том, что они по ходу дела метят всю передаваемую информацию меткой диавола[207]. Итак, нет технической неизбежности (и даже просто смысла) в том, чтобы даже при желании метить самих людей электронной меткой – наносить на них именно штрих-код. Отсутствие технической необходимости" означает, что тут уже начинается область человеческого свободного произвола. Из того, что потребности техники или производства не требуют совершения некоего преступления, не следует, что оно и не будет совершено. Но потребности техники тут не при чем. И вины науки в таком преступлении не будет.

Так что если бы экспертиза Ипатова ограничивалась информатикой и техникой, а не претендовала бы на толкование Апокалипсиса, то он должен был бы сказать, что идентификационный номер может быть проставлен на человеке, но технологической необходимости делать это в виде штрих-кода нет, ибо есть радиочастотная (а не штрихово-графическая) идентификация.

Ипатов же в последнем своем выводе вдруг забывает о том, что только что сам же и говорил о многобразии технических форм фиксации ИНН и вновь заводит речь о штрих-коде, который он ни разу не видал ни на одном живом человеке – а теперь полагает вскоре именно его увидеть на всех гражданах земли… Вряд ли тезис о нанесении штрих-кода на лоб человека вытекал хоть из одного документа в составе той «400-страничной» папки официальных документов по ИНН, что была передана ему для экспертизы судом.