Читать онлайн «Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)». Страница 43

8. После же того, как так воспето человеколюбие Богоначалия, предлагаются покровенные божественный хлеб[1209] и «чаша благословения» (1 Кор. 10:16) и священнодействуется божественное целование[1210] и таинственное и сверхмирное провозглашение святописаных помянников. Невозможно ведь собираться воедино и быть причастным мирному соединению с Единым людям, разделившимся враждой друг против друга. Ведь если бы, просвещаемые созерцанием и знанием Единого, мы стали едины в единовидном божественном собрании, то не претерпевали бы впадений в частные пожелания, из которых[1211] проистекает страстная ненависть[1212] из — за материальных вещей к единовидным по природе. Так что я считаю, что священнодействие мира законополагает таковую единовидную и нераздельную жизнь, подобным основывая подобное и отдаляя от разделенных божественные и единенные созерцания.

9. Провозглашение же после «мира» священных помянников (диптихов)[1213] являет поживших преподобно[1214] и пришедших непоколебимыми к завершению добродетельной жизни, обращая тем самым и руководствуя нас к блаженному состоянию и боговидному упокоению путем уподобления им, — возвещая о них как о живых, не умерших, как говорит богословие[1215], но перешедших от смерти к божественнейшей жизни (ср. Прем. Сол. 5:15–16; Ин. 5:24). И заметь[1216], что поминаниям надлежит быть священными, ибо божественная память проявляется не в воображении, как человеческая, при воспоминании, но, можно сказать, — боголепно, в соответствии с чтимым неизменным знанием в Боге скончавшихся богообразных людей. «Познал» ведь, говорят Речения, «Господь Своих» (2 Тим. 2:19) и «Честна пред Господом смерть преподобных Его» (Пс. 11:5) (о смерти преподобных тут сказано вместо «в преподобстве скончавшихся»). И пойми это священно, — что когда чтимые символы[1217], посредством которых Христос обозначается и приобщается, бывают положены на божественный жертвенник, тут же на небольшом расстоянии находится список святых, что показывает нераздельно сопряженное их сверхмирное и священное единство с Ним.

10. Когда же в соответствии с установлением, о котором сказано, это будет священнодействовано, иерарх, став перед святейшими символами, вместе с почитаемым священническим чином омывает руки[1218] водой. Ибо, как говорят Речения, «омытому[1219] нужно только умыть свои конечности»[1220], или оконечности (ср. Ин. 13, 10); после какового предельнейшего очищения, благообразно исходя во всесвятом состоянии богообразия ко вторичному, он будет неудержим вторичным и свободен, как полностью единовидный и единственно к Единому обращенный; и чистый и неоскверненный, как сохраняющий полноту и всецелость боговидного, он совершит свое возвращение. Ведь священный[1221] умывальник был, как мы сказали, при законной иерархии, ныне же на него намекает очищение рук иерархом[1222] и иереями. Ибо приходящим на всесвятейшее священнодействие подобает очиститься[1223] даже от окраинных фантазий души и подходить к нему, по возможности, через уподобление. Так ведь более ясные богоявления сверхмирной Светлости, что посылает в блеск единовидных зерцал[1224] распространяться свои лучи[1225], будут сверкать полнее и яснее. Омовение же иерарха[1226] и священников вплоть до конечностей, или же оконечностей, совершается перед святейшими символами, словно перед Христом, Который видит все наши даже сокровеннейшие помышления и определяет Своими всевидящими точнейшими справедливейшими и неподкупнейшими судами наше полнейшее[1227] очищение.

Так иерарх соединяется с божественным и, воспев священные богодеяния, священнодействует божественнейшее и делает видимым[1228] воспеваемое.

11. Далее достоит рассказать, каковы же суть[1229] ради нас совершаемые богодеяния, и мы скажем об этом сколько можем. Я ведь не способен ни воспеть их все, ни знать сколько-нибудь ясно, ни других тайноводствовать. Но о том, что вдохновенными иерархами последовательно в Речениях воспевается и священнодействуется, — об этом, насколько нам доступно, мы скажем, призвав в пособники[1230] иерархическое вдохновение.

Наследием человеческой[1231] природы, издревле безрассудно отпавшей от божественных благ, стали многострастнейшая жизнь и конец в виде тлетворной смерти. Вследствие этого ведь погибельное отступничество от сущей Благости и переступление[1232] в раю священной заповеди предали пребывавшего под животворящим ярмом человека, возбужденного собственными склонностями[1233] и прельстительными[1234] пагубными обманами супротивника, тому, что противоположно божественным благам. И с тех пор он жалким образом променял вечное на смертное. Имея же собственное начало в тленных рождениях, она, человеческая природа, по справедливости была ведена к соответствующему началу[1235] концу[1236]. А добровольно отпав от божественной и возводящей[1237] вверх жизни, она была приведена к противоположной крайности — к многострастнейшему изменению[1238]. Сбиваясь же с прямого пути, ведущего к поистине сущему Богу, и покоряясь губительным и злодеющим множествам, она ошиблась, угождая не богам и не друзьям, а неприятелям[1239]. Когда же они начали по свойственной им немилостивое™ обращаться с ней беспощадно, она плачевным образом впала в опасность небытия[1240] и погибели. Безмернейшее же человеколюбие[1241] богоначальной Благости благоподобно не прекратило действие Своего о нас промысла[1242], но безгрешно став истинным причастником всего свойственного нам и соединив наше смирение с совершенно неслитным и неповреждаемым собственным свойством[1243], даровало нам как единородным приобщение к Нему и сделало нас причастниками собственных красот. И, как говорит тайное предание, разрушив власть над нами отступнического множества не силой[1244], как бы осилив, но, согласно тайно нам переданному Речению, посредством суда и справедливости (ср. Пс. 96:2), а все свойственное нам благодетельно перестроив к противоположному, несветлость нашего ума Оно наполнило великим[1245] божественнейшим светом, безвидное украсило боговидными красотами[1246], жилище же души, в той мере, в какой наша сущность еще не пала, освободило совершенным спасением от скверных[1247] страстей и тлетворных мерзостей, показав нам как доступное сверхмирное восхождение и божественное жительство при нашем священном, насколько возможно, уподоблении Ему.

12. А как же иначе стало бы возможным для нас подражание Богу — без всегдашнего поновления памяти о священнейших богодеяниях с помощью иерархических[1248] священнословий и священнодействий? Мы ведь это творим, как говорят Речения, в их воспоминание (ср. Лк. 22:19; 1 Кор. 11:24–25). Затем божественный иерарх, став перед божественным жертвенником, воспевает упомянутые священные богодеяния Иисуса в божественнейшем о нас промысле, какие Он, согласно Речениям, совершил при спасении нашего рода благоволением всесвятейшего Отца во Святом Духе. Воспев же[1249] и узрев умственными очами их честное умопостигаемое зрелище, он переходит к их символическому священнодействию; и это он творит по Божьему преданию. После этого благословенно, а притом и иерархически, со священными гимнами о богодеяниях, он оправдывает себя в своем священнодействии, сначала священно взывая к Нему: «Ты сказал: Сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22:19; 1 Кор. 11:24–25). Далее, попросив сделать его достойным этого богоподражательного священнодействия и совершить, уподобившись самому Христу, божественное, а затем и всенепорочно его раздать и причастить священно причащающихся священного, он священнодействует божественнейшее и делает воспеваемое видимым посредством священно предложенных символов. Ибо открыв и разделив на многие части покровенный[1250] и нераздельный хлеб, и единство чаши разделив на всех, символически умножая и раздавая единство, он таким образом совершает всесвятейшее священнодействие. Ибо единство, простота и сокровенность Иисуса, богоначальнейшего Слова, по Его благости и человеколюбию, благодаря Его ради нас вочеловечению, непреложно перешли[1251] в сложность и видимость и благодетельно осуществили единотворящее общение нас с Ним, предельно[1252] соединив свойственное нам скудное со свойственным Ему божественнейшим, — если только мы, как части тела (см. 1 Кор. 12:27), гармонически соединяемся с Ним в тождестве непостыдной[1253] и божественной жизни, не оказываясь умерщвляемы тлетворными страстями, несообразны, несклеиваемы и несожизненны с божественными, в высшей степени здоровыми членами. Ибо нам подобает[1254], если мы желаем приобщения к Нему, взирать на Его божественнейшую жизнь во плоти и путем уподобления ей священной безгрешностью восходить к боговидному и непостыдному состоянию. Ибо тогда нам будет гармонически даровано приобщение к подобному.