Читать онлайн «Догматическое Богословие». Страница 7

Теперь несколько слов об отечественной традиции догматистов. В истории русской богословской мысли было несколько авторов, которые брались за построение догматических систем. Первым, конечно, нужно назвать митрополита Макария (Булгакова), его «Православно-догматическое богословие».

Обстоятельнейший труд, но несколько схоластичный. Что такое схоластика по существу своему? Схоластика — это такой метод богословствования, который основан на убеждении в том, что любую вероучительную истину можно логическим, рациональным путем обосновать, и даже доказать.

Этим обусловлено несколько сухое, прямо скажем, скучное изложение материала. Конечно, это труд не вполне самостоятельный, он находится под сильным влиянием западных догматик, но, в целом, труд хороший, прекрасный богословский справочник, в котором можно найти по многим догматическим вопросам хорошую подборку библейских и святоотеческих цитат.

Следующий труд — «Догматическое богословие» архиепископа Филарета Черниговского (Гумилевского) — представляет собой попытку преодолеть то схоластическое влияние, которое мы наблюдаем у митрополита Макария, но труд этот не получил широкого распространения.

Затем — «Опыт догматического богословия» епископа Каневского Сильвестра (Малеванского). Объемнейший труд в пяти томах, был он издан в 1892 году. Епископ Сильвестр предложил исторический метод изложения догматов, т. е. сделал попытку показать, как развивалось догматическое учение Церкви в исторической перспективе. В этом, конечно, его большая заслуга.

«Догматическое богословие» протоиерея Николая Малиновского — труд тоже большой по объему и довольно интересно написанный, но несколько неровный, там имеются и сильные места и слабые, т. е. к нему нужно относиться с некоторой осторожностью, потому что Малиновский стремился использовать в своем труде как можно больше всевозможных источников и часто подходил к ним некритически.

После 1917 года в русской богословской традиции попыток построить именно целостную систему догматического богословия не было, хотя, например, есть «Догматическое богословие» Владимира Николаевича Лосского, но в сущности это есть не более, чем курс блестящих, конечно, лекций по догматическому богословию. Однако назвать это догматической системой в полном смысле слова нельзя.

Но православное догматическое богословие развивалось и в XX веке, появлялись новые попытки построения догматических систем, в основном, у греков. Было несколько греческих авторов, труды которых увидели свет уже во второй половине XX века, в частности, профессора Скутерис, Трембелос, Феодору.

Существует попытка построения догматической системы и в Сербской Православной Церкви. Это трехтомный труд архимандрита Иустина (Поповича) «Догматика». Этот труд интересен скорее личностью самого автора. Архимандрит Иустин — один из величайших подвижников нашего времени, но его труд, при всех его достоинствах, не вполне самостоятелен и обнаруживает свою явную зависимость от русских догматистов дореволюционного времени.

Какие принципы лежат в основе построения догматических систем? Большинство догматистов придерживаются следующего принципа изложения, следующего принципа построения догматических систем: о Боге в Самом Себе (Deus in intra), и о Боге в Его явлении твари (Deus ad extra) . Именно такой принцип лежит в основе систем митрополита Макария, епископа Сильвестра, архиепископа Филарета и других авторов. Все попытки по-другому построить систему догматического богословия были не очень удачными. Например, протоиерей Светлой пытался построить всю систему догматики вокруг учения о спасении, протоиерей Лепорский — вокруг догмата о Боговоплощении, однако эти попытки не получили признания: Поэтому мы в своем изложении будем придерживаться традиционного метода, сначала о Боге в Самом Себе, т. е. о единстве существа Божия и о Троичности Божества, и, затем уже о Боге, как Творце, Промыслителе, Искупителе, Освятителе и Мздовоздаятеле.

Когда и по какой причине появляются догматы? Они появляются по причине возникновения ересей с целью защиты церковного учения от еретических искажений. Само значение слова, которым в эпоху Вселенских Соборов обозначали соборные вероопределения, греческое слово «Орос» (όρος) и соответствующее ему латинское «терминус» (terminus), буквально означают «граница», т. е. догматы — это те границы и пределы, которые устанавливает Церковь для человеческого разума, чтобы он, выйдя за эти границы, не уклонился от правильного богопочитания, пределы, которые отделяют истину от еретических искажений и показывают человеческому уму как он должен мыслить о Боге.

Следующий вопрос — это проблема истолкования догматов. Ясно, что догматы должны быть человеком так или иначе осмыслены. Догмат не есть магическая формула, повторяя которую можно добиться каких-то плодов в духовной жизни. Суть этого истолкования состоит в том, чтобы раскрыть содержание догмата, не изменив и не исказив самой вероучительной истины.

Блж. Августин так формулировал задачу истолкования догматов: «познать в свете разума то, что уже прежде принято верой» (Цит. по [5, 3]).

Истолкование догматов предполагает некоторую внутреннюю работу человека и на этом пути необходимы определенные правила, которыми человек должен руководствоваться, чтоб не сделать ошибок.

Каковы же основные принципы раскрытия содержания догматических истин? Эти принципы очень простые, лучше всего они выражены в первых словах Ороса IV Вселенского Халкидонского Собора: «Последующе Божественным отцам». Именно так, последующе Божественным отцам, и нужно стремиться к раскрытию содержания догматических истин.

Прп. Викентий Лиринский в период между III и IV Вселенскими Соборами говорил по этому поводу следующее:

«В самой же Вселенской Церкви особенно должно заботиться о том, чтобы содержать то, во что верили повсюду, всегда и все. Совершенно необходимо, чтобы нить толкования пророческих и апостольских писаний направлялась по норме древнего и вселенского понимания» (Цит. по [5, 3]).

Таким образом, при истолковании божественных догматов нужно пользоваться теми же методами, которые применяются к истолкованию Священного Писания, т. е. их понимание должно находиться в контексте Священного Предания Церкви.

Приведем две цитаты по данному вопросу.

Первая — это А. Карташев: «оросы» Вселенских Соборов не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навек закристаллизованной и окаменелой истины. Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль, индивидуальная и соборная в ее неудержимых и беспредельных поисках ответов на теоретическо-богословские и прикладные жизненно-практические вопросы» [6, 7].

«Богословские системы… можно рассматривать в их самом непосредственном отношении с жизненной целью, достижению которой они должны… способствовать, иначе говоря, способствовать соединению с Богом» [1, 11].

Рационального постижения человеческим умом догмата быть не может, по этому поводу хорошо высказался митрополит (впоследствии Патриарх) Сергий (Страгородский):

«Всякий догмат потому и составляет предмет веры, а не знания, что не все в догмате доступно нашему человеческому пониманию. Когда же догмат становится слишком понятным, то имеются все основания подозревать, что содержание догмата чем-то подменено, что догмат берется не во всей его божественной глубине» (Цит. по [5, 5]).

Неслучайно отец Павел Флоренский называл христианские догматы «крестом для разума», потому что падший человеческий разум действует, основываясь на предпосылке, что никаких преград для его познавательных способностей не существует, что все существующее в мире так или иначе может быть рационально постигнуто.

Догмат есть препятствие для разума. Пытаясь осмыслить догмат, человек должен совершить подвиг самоотречения, отречения от своего разума, т. е. отказаться от претензии на всезнание, на постижение всего и вся в этом Богом созданном мире, образом, постижение догматов всегда связано с определенным аскетическим усилием, актом отречения от своего ума.

Святитель Филарет Московский говорил: «Необходимо, чтобы никакую, даже втайне сокровенную премудрость (мы) не почитали для нас чуждою и до нас не принадлежащую, и со смирением устрояли ум к Божественному созерцанию и сердце к небесным ощущениям» [7, 148].