Читать онлайн «Записки беглого кинематографиста». Страница 16

Помнится, году в восьмидесятом приехал на "Ленфильм" всемогущий зампред.

Такое случалось крайне редко, и потому все пребывали в ожидании чего-то необыкновенного - то ли милостей нежданных, то ли очередных и неизбывных немилостей.

День был по календарю будничный, а по состоянию коллектива, по настроению в цехах и на съемочных площадках - приподнятый, если не праздничный.

Не было такого подъема даже в день визита на киностудию Ее Величества королевы бельгийской. Королеве тогда прямо в коридоре, напротив директорского просмотрового зала, женщина из пошивочного цеха вручила заявление на улучшение ее, закройщицы, жилищных условий. И что бы вы думали? Улучшили. Как же многообразен лик счастья: к кому-то оно оборачивается с виду суровым лицом Леонида Захаровича Трауберга, а к кому-то миловидным, с тщательно промытыми морщинками лицом добрейшей бельгийской монархини.

Для визита королевы особенной подготовки не требуется.

Ну какая подготовка? Прибрали, в коридорах сделали чистенько, ну, повышенное внимание к выпившим, чтоб в глаза не бросались. Цветы в директорский кабинет, якобы они всегда там стоят, - и все. Королева же - как дитя: если она трансфокатора от обтюратора не отличает, ей что ни покажи, все в радость.

Вот Борис Владимирович - это другой разговор, ему цветами в кабинете глаза не прикроешь, этого воробья на мякине не проведешь.

Зашел в павильон, это по ритуалу полагается - начинать с низов, с цехов, со съемочных площадок: "Сколько времени стоит декорация?", "Какая выработка в смену?", "Какой метраж объекта?". "Так что ж вы до сих пор декорацию держите, не разбираете, площадей не хватает, стонете, письма пишете!.." - "Хотели до вашего приезда сохранить, уж больно красивая". - "Красивая, - с пониманием дела сказали вы, - только давайте не путать экономику и эстетику!" Вот так, творчески и впечатляюще, было использовано историческое предначертание Леонида Ильича Брежнева: "Экономика должна быть экономной".

Директивное замечание, запрещающее путать эстетику с экономикой, было произнесено хотя и строго, но без всякой злобы.

Замечено, что чиновники Госкино, от самых величественных до самых плюгавых, на выезде куда добрей и снисходительней, чем у себя в штабе.

Может быть, после такого визита-наезда кого-то и с работы выгонят, может быть, и картины какие-нибудь прикроют, но это потом, там, в Москве, в Госкино, на лобном месте, где и положено совершать казни.

Первую половину дня в тот исторический визит Борис Владимирович провел в основном с руководством студии, а после обеда была назначена встреча с народом в кабинете директора.

Кабинет был довольно обширным и служил местом проведения общестудийных худсоветов. Народ на встречу с дорогим гостем допускался только избранный, для чего у двери помимо секретаря директора стояла еще и старейшая и преданнейшая сотрудница сценарного отдела, прослужившая секретарем у доброго десятка главных редакторов, знавшая по-французски и умудрившаяся обругать самого Назыма Хикмета.

Пришедшие притиснулись, кто где мог. Желающих оказалось чуть больше, чем предусмотрено было подготовленным загодя списком.

На лицах у примостившихся бочком было написано какое-то особенно нетерпеливое желание услышать важные для себя вести.

На лицах сидевших с удобствами гуляла снисходительная улыбка людей, готовых отбыть и эту повинность.

Начальство задерживалось. Ожидавшие шутливо толковали о причинах, затягивающих обед.

Раскрасневшиеся лица высокого гостя и директора, наконец появившихся, подтвердили самые смелые предположения, все переглянулись и заулыбались.

Так случилось, что ко времени исторического визита в программе студии накопилось несколько картин с однородными названиями: "Мама вышла замуж", "Впервые замужем", в том числе и фильм по сценарию Аристова "Жена ушла".

Семейные и любовные истории по министерским меркам относились к "мелкотемью", а с "мелкотемьем" надлежало бороться ну почти так же, как со вшивостью.

С этого самого "мелкотемья" и начал свою долгожданную речь буркнувший извинения за опоздание московский гость, чувствовавший себя хозяином в кабинете больше, чем любой из присутствующих.

- Мы привыкли гордиться киностудией "Ленфильм", какие традиции, какие фильмы - "Чапаев"! "Депутат Балтики"! "Великий гражданин"! Это же целая эпоха советского кинематографа! А что такое "Ленфильм" сегодня? "Жена пришла" "Жена ушла". "Жена дала" - "Жена не дала"...

Мы готовы были ко многому, но только не к таким начальственным шалостям, как говорится, с порога.

Дамы пережили приятное волнение, наиболее ранимые даже вспыхнули краской. Мужчины с пониманием поулыбались.

Борис Владимирович прекрасно знал, что простой народ любит, когда с ним разговаривают по-свойски, без оглушающего величия, и сразу решил создать атмосферу беседы доверительной, как бы от сердца к сердцу. Художник! А что? Быть может, памятуя о петербургской сдержанности, светскости, чопорности, чуть ли не холодности, он как художник почувствовал необходимость внести в аудиторию немножко трактирного тепла и доверительности.

Хорош был Борис-то Владимирович, а что скажешь о нынешних? Пронырливы, увертливы и свой интерес крепко знают, а лица-то нет и цвета нет, глисты какие-то...

Однако мы уж очень далеко ушли от торжественного зала, где приемная комиссия Высших режиссерских курсов в ранге устроительницы судеб вершила свой суд.

Окрыленный сообщением о том, что я принят, озаренный поздравлением, будь я хоть немножко верующим, тут же бы и возопил: "Видох небо ново и землю нову", да вот к вере Господь не сподобил. Вместо этого я что-то буркнул в благодарность и, не касаясь пола, вылетел, чтобы позвать Виктора Аристова.

- Вы не приняты, - строго сказал ему Леонид Захарович и, насладившись секундным недоумением Виктора, закончил: - Вам нечего делать на наших курсах, вы уже режиссер. Одна работа с Германом дала вам больше, чем могут дать курсы. Мы пишем ходатайство в Госкино с предложением дать вам самостоятельную короткометражную работу.

Вот так!

Это был наш день, Виктор. Удача хватала нас буквально на каждом шагу и не хотела выпускать из своих нежных объятий. День? Да все экзамены, все наше пребывание в Москве было праздником.

Небеса умеют быть безоглядно щедрыми, и для того, чтобы эту щедрость оценить и понять чувства баловней судьбы, надо заглянуть в самую знаменитую гостиницу столицы - в гостиницу "Москва".

К 1975 году гостиница "Россия" по другую сторону Красной площади уже была построена, но "Москва" оставалась для приезжего важного люда гостиницей номер один, резиденцией наиболее ценных делегатов Верховного Совета СССР, Верховного Совета РСФСР и съездов партии.

Как же нам, абитуриентам каких-то там режиссерских курсов, удалось не только вселиться в самую-самую гостиницу, но и получить двухкомнатный полулюкс на седьмом этаже, с видом на еще не обезображенную просторную, радующую глаз петербуржца Манежную площадь, на Александровский сад, Исторический музей и Кремль с его дивными башнями и горящими в ночи звездами?

О, каждый вечер над Кремлем, едва сгущались сумерки, вздымались, где они только были днем, сотни, если не тысячи, ворон. Зрелище почти мистическое! Поорав и покружив над стенами с полчаса, минут сорок, все это воронье сонмище куда-то убиралось.

Мы начинали понимать с Виктором, почему людям обыкновенным, не удостоенным особым доверием властей не полагается селиться в номерах, окнами выходящих на вечерний Кремль. Видеть, как по окончании как бы рабочего дня над Кремлем вздымается огромная, пожалуй что и страшноватая воронья стая, видеть и не позволить своему воображению трактовать увиденное...

Помнится, какое впечатление произвели на меня галки в Берлине, вот так же, с приближением сумерек, они возвращались в город на ночь со своего дневного загородного промысла. Их были уж точно тысячи, они закрывали полнеба, и оттуда, сверху, несся тысячеголосый крик, напоминающий переливы бубенчиков, а сами птицы - самолеты 1941 года. Зрелище для крепких нервов, доложу.

Так то Берлин, то галки.

А здесь Кремль - и вороны.

Такое зрелище во избежание иносказательных комментариев можно было предъявить лицам, пользовавшимся исключительным доверием, кому ничего худого никогда на ум не придет.

В эти звездные дни мы как раз с Виктором и были такими лицами, вернее, в ранге таких лиц.

Мы жили в гостинице "Москва" по личной директиве начальника Главного управления по борьбе с расхитителями социалистической собственности МВД СССР генерала П-ка.

Генерал П-к был главным консультантом фильма, где я был редактором, фильма о становлении нашей мафии, о проникновении мафии в недра промышленности. Фильм "Два билета на дневной сеанс" оказался долгожителем, получил аж тридцатилетнюю прописку на экране, а главный консультант - награду и похвалу от самого министра МВД, впоследствии застрелившегося генерала армии Николая Анисимовича Щелокова.