Читать онлайн «Рай. Том 2». Страница 26

Повернувшись, он почти вылетел из комнаты. Мередит смотрела на то место, где он только что стоял, сердце разрывалось от боли, разочарования и унижения. Так он неожиданно решил, что два последних дня были всего-навсего омерзительным фарсом!

Смаргивая навернувшиеся против воли слезы, кусая губы Мередит, снова повернулась к сковороде. Очевидно, она потеряла всякую возможность рассказать ему правду о ребенке и, ужаснее всего, не имела ни малейшего представления, откуда такая перемена и почему он ведет себя так, словно внезапно возненавидел ее. Боже, как ей отвратительна эта изменчивая непредсказуемость в настроениях Мэтта! И он всегда был таким! Никогда не знаешь, о чем он думает, что собирается сделать через пять минут.

Но прежде чем покинуть его дом, она обязательно расскажет правду о том, что случилось одиннадцать лет назад! Но теперь Мередит казалось, что ему будет совершенно все равно, если даже он поверит ей.

Мередит взяла яйцо и с такой силой стукнула его о край сковороды, что желток оказался на плите.

Минут десять Мэтт шарил в снегу у переднего колеса «БMB»в бесплодной попытке отыскать ключи, рыл и разбрасывал мокрые комья, пока не промокли перчатки и не заледенели руки, но потом сдался и, заглянув в окно, проверил, установлена ли на машине сигнализация. По всей видимости, да. Если взломать дверной замок и соединить провода напрямую, сигнализация тут же отключит мотор.

— Завтрак готов! — сухо окликнула Мередит, входя в гостиную, когда раздался стук входной двери. — Ты нашел ключи?

— Нет, — бросил Мэтт, пытаясь держать себя в руках. — В городе есть слесарь, но по воскресеньям мастерская закрыта.

Мередит подала яичницу и села за стол напротив Мэтта. Отчаянно пытаясь воскресить подобие прежних дружелюбных отношений, она сдержанно и спокойно спросила:

— Не желаешь ли сказать мне, почему ты внезапно решил, что весь этот уик-энд был с моей стороны всего-навсего утомительным фарсом?

— Скажем, вместе с выздоровлением ко мне вернулась способность мыслить, — коротко ответил он.

Минут десять, пока они ели, Мередит пыталась вовлечь его в беседу, но в ответ получала лишь неприветливые, односложные ответы. Проглотив последний кусок, он встал и объявил, что собирается продолжать укладывать вещи в гостиной.

Мередит с упавшим сердцем посмотрела ему вслед и начала механически убирать кухню. Когда последняя тарелка была вымыта и поставлена в сушилку, она вошла в гостиную.

— Тебе многое нужно успеть, — сказала она, полная решимости преодолеть вновь выросшую между ними стену враждебности. — Я могу тебе помочь.

Мэтт услышал нежную мольбу в ее голосе, и тело отозвалось новой волной желания. Выпрямившись, он взглянул на нее:

— Ты могла бы подняться наверх со мной и предложить мне свое соблазнительное тело.

— Как хочешь.

Почему, печально думала Мередит, он так чертовски непредсказуем, и отчего внезапно посчитал ее утомительной и надоедливой? Его отец сказал, что Мэтт обезумел от печали и скорби, узнав о ее предполагаемом аборте, но когда Мередит якобы отказалась видеть его, сердце его едва не разбилось. В тот день Мередит подумала, что Патрик преувеличивает, но теперь поняла, что он был прав, и эта уверенность вызывала в ней странные, неописуемые, мучительные ощущения. Однако это ее не удивляло. Мэтт всегда старался взвалить на себя огромную ответственность, но никто не мог узнать о том, что он в действительности думает, и чувствует.

Вопреки всему надеясь, что настроение Мэтта улучшится, если она оставит его в покое, Мередит поднялась наверх и провела утро, укладывая белье и содержимое шкафов. Мэтт сказал за завтраком, что большую часть вещей он отправит в благотворительный фонд. Он собирался сохранить все фамильные безделушки и сувениры, и Мередит тщательно отобрала все вещички, связанные с дорогими воспоминаниями, укладывая их отдельно.

Решив немного отдохнуть, она уселась на кровать и открыла альбом с фотографиями, очевидно, принадлежавший матери Мэтта. Многие из снимков пожелтели и выцвели от старости. На них по большей части были сняты родственники из Старого Света — девушки с милыми личиками, длинными локонами и в шляпках и красивые неулыбчивые мужчины с ирландскими фамилиями, такими, как Лениген, О'Мейли и Коллер. Внизу каждой фотографии стояли дата и имя человека, изображенного на снимке. С самой последней улыбались родители Мэтта в свадебных нарядах. Под снимком было выведено аккуратным почерком:

«Апрель 1949 года».

Судя по количеству имен, у Элизабет Фаррел было громадное множество кузенов, тетушек и дядюшек в Старом Свете, думала Мередит, мягко улыбаясь и с легкой тоской представляя, как это должно быть прекрасно — иметь большую семью.

В полдень она спустилась вниз. За обедом они ограничились сэндвичами, и хотя Мэтт по-прежнему вел себя недружелюбно, по крайней мере отвечал на ее вопросы и замечания со сдержанной вежливостью. Мередит посчитала это добрым знаком — возможно, теперь его настроение немного улучшилось. Закончив уборку, она в последний раз удовлетворенно оглядела кухню и отправилась в гостиную, где Мэтт аккуратно складывал в ящики книги и безделушки. Мередит остановилась в дверях, любуясь игрой мускулов под туго обтягивающей плечи Мэтта замшевой сорочкой.

Мэтт снял промокшие джинсы и надел вместо них серые слаксы, облегавшие бедра и длинные мускулистые ноги. На какое-то безнадежное мгновение Мередит безумно захотелось подойти сзади, обнять его за талию и прижаться щекой к широкой спине. Господи, что бы он сделал? Скорее всего оттолкнул бы ее, с болью подумала Мередит.

Мысленно приготовившись к резкой отповеди, Мередит все-таки шагнула вперед, но тут же осознала: после того что пришлось целый день выносить его непредсказуемые настроения, ее собственные нервы были натянуты до предела, и каждую минуту мог последовать взрыв. Видя, что он заклеивает скотчем последнюю коробку, Мередит спросила:

— Тебе помочь?

— Нет, я уже закончил, — бросил Мэтт, не потрудившись обернуться.

Мередит застыла от намеренного оскорбления; взрыв ярости заставил кровь прихлынуть к лицу, и на щеках расцвели яркие пятна. Последним усилием воли пытаясь сохранить самообладание, она вежливо предложила:

— Я иду в комнату Джули собрать все, что она оставила. Может, сначала сварить кофе?

— Нет, — рявкнул он.

— Принести тебе еще что-нибудь?

— О ради Господа Бога! — взорвался он, резко оборачиваясь — Прекрати разыгрывать терпеливую, праведную жену и убирайся отсюда!

Нерассуждающий гнев загорелся в глазах Мередит; сжав кулаки, она боролась с нахлынувшими слезами, одновременно сдерживая безумное желание дать ему пощечину.