Читать онлайн «Смертный приговор». Страница 45

Наступило ровно девять, сидевший за столом со множеством одинаковых черных телефонов секретарь-помощник движением головы показал, что можно войти, и комиссар, последний раз одернув китель, проверил папку под мышкой (будто она могла куда деться...), открыл дверь и сказал по-русски:

- Здравствуйте, Мир Джафар Аббасович. Можно?

Мир Джафар Багиров сидел на своем месте. Переплетя толстые пальцы, оперся на стол, и кучка карандашей была перед ним; он кивнул - это было и приветствие, и приглашение войти. Комиссар подошел к столу и остановился. Мир Джафар Багиров сказал:

- Садись.

Комиссар сел и раскрыл папку, но, не говоря ни слова, стал ждать, чем заинтересуется Мир Джафар Багиров, с чего начнет.

Мир Джафар Багиров, отведя от комиссара покрасневшие от недосыпа и усталости глаза, снова посмотрел на портрет, висящий на противоположной стенке, свет люстры, падая на стекло, создавал на портрете блики, и в это время Мир Джафар Багиров, может быть, впервые в своей жизни вдруг подумал, что когда-нибудь товарищ Сталин умрет, и тогда, наверное, тело товарища Сталина, как тело Ленина, будет лежать в стеклянном саркофаге. Мир Джафар Багиров содрогнулся от этой мысли, и его здоровое сердце на мгновение, всего на мгновение, забилось сильнее, на миг ему показалось, что комиссар прочитал неожиданно промелькнувшую у него в мозгу мысль... Мир Джафар Багиров посмотрел на комиссара и спросил:

- Холодно на улице?

Комиссар инстинктивно взглянул на бумаги в папке и только тогда понял, что вопрос Мир Джафара Багирова к бумагам этой папки отношения не имеет, и растерялся от этого простого вопроса: Мир Джафар Багиров всегда говорил только непосредственно о деле, мнение подчиненных ему людей о погоде никогда его не интересовало. Что ответить?... Но Мир Джафар Багиров не стал дожидаться ответа комиссара и сказал:

- Да, ты ведь тоже в машине перемещаешься... - Потом, показав на портрет, спросил: - Как портрет?

Комиссар, повернув голову, посмотрел на портрет товарища Сталина и невольно встал, но опять не знал, что ответить, и вообще не понял, зачем задан вопрос, и очень забеспокоился. Мир Джафар Багиров не был человеком, задающим бессмысленные вопросы, живущим бессмысленными чувствами - комиссар это хорошо знал, но в то же время Мир Джафар Багиров в любую минуту мог задать самый неожиданный вопрос, и это комиссар тоже хорошо знал.

Правда, изредка бывали мгновения, когда комиссару казалось, будто Мир Джафар Багиров в самом далеком уголке своего сердца сентиментальный, мягкий человек, изо всех сил стремящийся скрыть от окружающих сентиментальность и мягкость и казаться жестоким, суровым. Но мгновения эти были слишком мимолетны, и комиссар понимал, что ошибся, что не было в этом человеке никакой сентиментальности или мягкости, а была, наоборот, одна жестокость и суровость, просто временами ему вдруг хотелось почему-то скрыть жестокость и суровость, тогда он показывал признаки мягкости и сентиментальности. Мозг Мир Джафара Багирова учитывал влияние на окружающих каждого своего слова и жеста, как мозг шахматиста, точно просчитывающего множество ходов. Разница в том, что шахматист просчитывал игру, когда сидел за шахматной доской, а Мир Джафар Багиров находился в игре непрерывно, на протяжении целых суток, то есть всю свою жизнь. Он был постоянным игроком.

Однажды в самый суровый зимний период в Азербайджане сложились такие условия, что было совершенно невозможно выполнить план республики по шерсти. И тогда на созванном в кабинете совещании - вот в этом самом кабинете - как кричал Мир Джафар Багиров, какое у него было выражение лица, как, может быть, у самых первобытных людей, когда они выходили биться друг с другом не на жизнь, а на смерть, какая незабываемая ярость, какой страшный холод был в его глазах... После того совещания в самый разгар зимы по непосредственному указанию и под надзором Мир Джафара Багирова работники административных органов объезжали село за селом в занимающихся производством шерсти районах, стаскивали одеяла со спящих, выдергивали из-под них тюфяки, конфисковывали шерсть, грозя пистолетом, - и план республики по шерсти был выполнен. Нет, в сердце Мир Джафара Багирова не было места никакой тонкости, нежности, мягкости, жалости. Еще в 1922 году Кавказская краевая комиссия по чистке партийных рядов объявила М. Д. Багирову выговор за то, что он лично избивал политических заключенных, а ровно через пятнадцать лет после этого Мир Джафар Багиров сам лично застрелил министра просвещения республики Мамеда Джуварлинского и начальника управления кино-фотопромышленности Гулама Султанова.

Бывая на приеме у первого секретаря, комиссар несколько раз становился свидетелем телефонных разговоров Мир Джафара Багирова с товарищем Сталиным. Разумеется, Мир Джафар Багиров разговаривал с товарищем Сталиным с большим почтением, но в то же время в их разговоре была какая-то интимность, какая-то близость, Мир Джафар Багиров был для товарища Сталина не просто руководящим партийным деятелем, но еще и человеком, чья личная преданность высоко ценилась. Мир Джафар Багиров иногда, под настроение, называл Маркаряна, работавшего сначала заместителем комиссара внутренних дел Азербайджанской ССР, потом комиссаром, потом снова заместителем, "мой верный цепной пес" и от всех требовал такой же преданности, потому что Мир Джафар Багиров сам был полон именно такой преданности к товарищу Сталину.

Задолго до революции, в 1909 году, товарищ Сталин сидел, арестованный, в Баку, в Баиловской тюрьме, в камере номер 38. Говорили, что когда он видел, как политических заключенных ведут в железных кандалах, то кричал им: "Ничего, товарищи, ничего! Эти кандалы нам еще пригодятся!" Комиссар часто ощущал железный холод тех кандалов на своей шее...

В Баиловской тюрьме тогда было 1500 заключенных - убийцы, воры, пьяницы и еще привезенные со всего Закавказья и Средней Азии политические заключенные: большевики, правые эсеры, левые эсеры, меньшевики, демократы, националисты... Товарищ Сталин в Баиловской тюрьме горячо спорил с политическими заключенными, пропагандировал идеи большевизма, читал произведения Маркса и Ленина, изучал эсперанто, потому что верил в единый язык будущего...

В будущее - то есть в сегодня. А сегодня единым языком был не эсперанто, а разоблачения, аресты и казни, и боявшийся разоблачения, ареста, казни комиссар сам был одним из тех, кто ревностно внедрял в жизнь тот единый язык. Чем сильнее комиссар боялся, тем усерднее он разоблачал, арестовывал, казнил.

Баиловская тюрьма не походила на нынешние подвалы НКВД, там заключенные свободно расхаживали, вели политические дискуссии.

Одно время и Орджоникидзе сидел в Баиловской тюрьме вместе с товарищем Сталиным и однажды из-за политических разногласий по знаку Кобы разбил кулаком губу эсеру Илико Карзевадзе. Тогда товарищ Сталин сказал: "Против партийного противника все дозволено". Правда, потом эсеры, поймав Орджоникидзе в Баиловской тюрьме одного, избили его так, что он стал пахнуть керосином, но слова, сказанные тогда товарищем Сталиным в Баиловской тюрьме, сегодня стали основным лозунгом партии. "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" - такой лозунг был везде написан, но это были всего лишь слова. А вот лозунг "Против политических противников все средства хороши!" нигде не писали, но следовали ему. А партия - значит, товарищ Сталин. В Азербайджане партия - значит, Мир Джафар Багиров.

Комиссар был в постоянном напряжении, потому что понять товарища Сталина (партию!), выстроить его дела в логическую последовательность было трудно, и с самого начала, с самой молодости, товарищ Сталин был окружен тайной. Бакинские армяне до сих пор вспоминают, как в начале века, когда был арестован близкий друг товарища Сталина Степан Шаумян, его по просьбе бакинского миллионера Шибаева освободил сам губернатор, а Шибаева склонил к такой просьбе Коба. Как? Это знал только сам Коба и еще Шибаев, чьи уж и кости давно сгнили...

У Кобы, который в 1907 году сбежал в Баку из сибирской ссылки, были три опасных противника: полковник Мартынов, бакинский полицмейстер (старый знакомый - в прошлом начальник тифлисской полиции, именно он Кобу в первый раз сослал в Сибирь), меньшевики и еще бакинские кочи. Правда, с бакинскими кочи Коба быстро нашел общий язык и вместе с ними запугал меньшевиков. А полковник Мартынов через год нашел избушку на Балаханских нефтяных промыслах, где скрывался Коба, и в 1908 году отправил его в ссылку в Вологду. Коба сбежал из Вологды и вернулся в Баку (теперь пусть кто-нибудь попробует сбежать из ссылки, посмотрю, как он это сделает!). Болван Мартынов! Коба тайком печатал революционные листовки в его типографии!...

Все это хорошо помнили старые бакинские большевики, сидевшие в Баиловской тюрьме за революционную деятельность, и теперь во время пыток рассказывали работникам органов, в том числе и самому комиссару, чтобы доказать, что они не враги народа, но это старым бакинским большевикам не помогало, все были разоблачены как враги народа и все расстреляны.