Читать онлайн «Третья столица». Страница 14

- Но в Европе были и еретики, и безумцы, и поэты, и художники, которые - -

- Но Европа мала; - Европа, кошкой изогнувшаяся на земном шаре, где старая кошка нюхает молоко Гибралтара, где Пиренейский полуостров - голова, а нога - Апенинский полуостров

- и гегемония над миром ушла из Европы, с Атлантики - к Тихому Океану:

- В Америке сытно, обутно и одетно, в Соединенных Штатах на каждых четырнадцать человек - автомобиль и половина мирового золота там, и доллар чуть ли не выше своего паритета, и ее тоннаж, в четверть мирового тоннажа, догоняет Англию. В Японии дымят заводы, снуют основы и челноки, и японскому флоту - ближе до Австралии, чем английскому. В Китае, который спал шесть тысяч лет, - полезли китайцы под землю за каменным углем, за залежами железных, оловянных, медных руд, - в Китае загорелись домны. - В Австралии теперь - свои заводы. - Тихий Океан - он же Великий - Аргентина, Боливия, Перу - краснокожие, желтолицые, негры - - но Европа Европа -

- Докладчик мистер Кигстон сходит с кафедры. В черном зале польской миссии темно. Иль это бред и подлинен один лишь детский - горький плач? - Мистера Кигстона сменяет другой докладчик, Иван Бунин, - иль это только бред, поэма, метель над Домбергом - ? - Корабль мирно идет из Америки в Европу. "Горе тебе, Вавилон, город крепкий", Апокалипсис. Это эпиграф.

- "...почти до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно и даже без качки, пассажиров на пароходе оказалось много. И все люди крупные, пароход - знаменитая "Атлантида" - был похож на самый дорогой европейский отель со всеми удобствами, - с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой, - и жизнь на нем протекала по самому высшему регламенту: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пиджамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в мраморные ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодною свежестью океана, или играть в шеффль-борд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать подкрепляться буттербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газеты и спокойно ждали второго завтрака, еще более питального и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху: все палубы заставлены были тогда лонгшезами, на которых путешественники лежали, укрывшись плэдами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в первом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким, душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубным сигналом об обеде из девяти блюд... По вечерам этажи "Атлантиды" зияли во мраке как бы огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных складах с особенной лихорадочностью. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека, чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появляющегося на-люди из своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвигивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в огромной двухсветной зале, отделанной мрамором и устланной бархатными коврами, празднично залитой огнями хрустальных люстр и золоченых жиронделей, переполненной декольтированными дамами в бриллиантах и мужчинами в смокингах, стройными лакеями и почтительными метр-д'отелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как какой-нибудь лорд-мэр... Обед длился целых два часа, а после обеда открылись в бальной зале танцы, во время которых, мужчины, задрав ноги, решали на основании последних политических и биржевых новостей судьбы народов и до малиновой красноты лица накуривались гаванскими сигарами... - Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях... - в смертной тоске стенала удушаемая туманном сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке - - -".

Телеграф.

Телеграф: это столбы и проволоки, которые сиротливо гудят в полях, гудят и ночью и днем, и веснами и осенями, - сиротливо, потому что - кто знает, что, о чем гудят они? - в полях, по оврагам, по большакам, по проселкам. - - В Эдинбурге у матери Смит в пять часов было подано кофе, блестел кофейник, сервиз, скатерть, полы, филодендроны, - в Париже у мистрис Чудлей разогревалась ванна, чтоб женщину, как конфекту, из платья выворачивать, - и тогда велосипедисты привезли телеграммы.

- "Мистер Роберт Смит убит в Москве" -

Фита.

Но в Европе ведь были - еретики, безумцы, поэты и художники, которые - - В Европе гуситствовал Штейнер и лойольствовал Шпенглер - - В Ливерпуле, Манчестере, Лондоне, Гавре, Париже, Брюсселе, Берлине, Вене, Риме, - в пригородах, на фабричных дворах, из подворотен, в дыму, копоти и грязи, на рудниках, шахтах и заводах, в портах, - в элеваторах, - поди много крыс, - рабочие, безработные, их матери, жены и дети - правой рукой - сплошной мозолью, выкинутой к небу и обожженными глотками

- и с ними еретики, безумцы, поэты и художники

- вчера, третьего дня, завтра - ночами, восходами, веснами, зимами, осенями - в метели, в непогодь и благословенными днями - одиночками, толпами, тысячами, - обожженными глотками, винтовками, пистолетами, пушками

- кричали:

- Третий Интернационал!

В черной зале польской миссии - бред. Маленький мальчик горько плачет в польской миссии, потому что он потерял грифель, и педагог будет его бить. Лиза Калитина - в польской миссии. Метель в польской миссии. Но вот идут еретики, поэты, художники, безумцы, рабочие, все, для кого морги. Ротмистр Тензигольский - обветрен многими ветрами - Ллойд-Джордж вместе с Тензигольским - расстрелян. Бред - ерунда - глупость - вымысел. В черном зале польской миссии бродят тени, мрак, ночь. Мороз. Нету метели. - И вот идет рассвет. Вот по лестнице снизу идет истопник, несет дрова.

В Москве, с Николаевского вокзала - из колонии, имя которой Россия, уходил вагон за границу, в метрополию, он должен был дойти до порта Таллина. Он должен был уйти в 5,10, но ушел в 1,50, - это по-российски. На вокзале, ибо в эти часы не было поездов, было пустынно. В вагоне ехали эсты. Русские понимали по-эстонски только два слова: куррат - черт, и якуллен - слушаю; слушали друг друга - и русские носильщики с усмешкой, и эстонские курьеры дипломатически вежливо - "якуллен", - но не понимали. Уборная в вагоне обозначалась по-эстонски, что не изменяло, конечно, ее назначения, как это бывало в России. Вагон грузили ящиками в пломбах, похожими на гроба, которые именовались дипломатическими пакетами. Потом, вместе с людьми, запломбировали вагон. Ночью вагон ушел. Ночью было холодно в вагоне. - Во всем вагоне оказалось пять человек, при чем двое из них - русские, - впрочем, был еще шестой: в одном из дипломатических пакетов находился труп Роберта Смита. Ночью в вагоне на дипломатических гробах горели свечи. Стены вагона, деревянные, были крашены серым, вагон был невелик, окна были замазаны известью, при остановках и толчках в дипломатических пакетах перекатывались бутылки, все пятеро были в енотовых шубах, пахло нафталином и сардинками, - и вагон походил на общую каюту третьего класса внизу, в трюме, плохенького морского пароходика: бутылки из-под шампанского, которые перекатывались в дипломатических гробах, напоминали звон рулевых цепей, и как в трюмах - в окнах ничего не было видно. Так заграница подперла к самой Москве, так уходил вагон из колонии. Утром и весь день ничего из вагона не было видно: окна были хорошо закрашены. Двое русских, все же успели за ночь обжить свое купэ и свои гроба - окурками, бумажками и разговорами по душам. Вечером в вагоне запахло трупным удушьем - от трупа Роберта Смита.

Если ехать первый раз в жизни, - в годы Великой Мировой разрухи переехать русскую границу, где ломаются два мира, - не просто. И вагон переезжал границу ночью. В Ямбурге, на русской границе, все пошли с чемоданчиками в таможенную будку, - и ночь была такая, как и должно ей быть на границе, где контрабанда и иные темные дела: на шпалах, на рельсах, на деревьях мылилась луна, и казалось, что луна - едва слышно - звенит в одиночестве, - и у таможенной избы, сшитой из фанеры, окна были замазаны известью, смотрела - мазала известь на стеклах - луна. Было четыре часа ночи. - Потом опять вернулись в вагоны, поезд тронулся и через пол-часа пришли уже другие пограничники, в нерусской форме, - они поздравляли с приездом в Европу. В сущности, это было очень нище. Так пришел вагон из колонии в Европу, - еноты не прятались: - кто знает, сколько было вывезено из колонии платины, камней, картин, икон? - вместе с дипломатической почтой -?