Читать онлайн «Город у моста (Репортажи из Англии)». Страница 25

На западном побережье Джерси есть постоялый двор "Золотая сабля". В этом старом двухэтажном здании когда-то помещалась комендатура концлагеря "Химмельман". Никаких других следов от него не осталось. Вокруг темнеет свежая пашня, мирно пасутся коровы на пустошах, желтеют поля нарциссов. А в годы войны здесь тянулись ряды бараков, где за колючей проволокой томились тысячи советских людей.

Они, как и заключенные из соседних лагерей - интернированные во Франции испанские республиканцы, поляки, французы, - возводили среди скал бетонные бункера для береговых батарей (лишь на Джерси гитлеровцы разместили 400 стволов дальнобойной тяжелой артиллерии), вырубали пещеры для подземных складов боеприпасов, долбили кирками гранит и толкали вагонетки на каменоломнях.

Горький комок сжимает горло, когда читаешь список узников, погибших при обвалах, умерших от истощения и эпидемий. Иван Сушин, Степан Бищенко, Николай Татаринов, Василий Павлишин - всем им было по 17 - 18 лет, когда каменистая земля Джерси стала для них братской могилой.

А вот еще одна строка в списке: Петро Бородай, родился 1 марта 1935 года, умер 29 марта 1943 года. Сколько же горя выпало этому украинскому мальчику за всего лишь восемь прожитых им на свете лет!

Но эти далекие острова на краю Европы дороги советским людям не только потому, что здесь страдали и гибли наши соотечественники. Именно этот уголок английской земли знает славные примеры боевого братства, которое связывало наши народы в борьбе против общего врага.

На Джерси, на острове площадью всего в 116 квадратных километров, с немецким гарнизоном численностью почти в половину местного населения, действовала подпольная антифашистская организация. Она помогала советским заключенным совершать побеги из концлагерей, укрывала их в семьях местных жителей, снабжала беглецов одеждой, добывала для них в комендатуре бланки немецких пропусков. Душой подпольной группы были коммунисты.

- Я вступил в компартию в сорок втором году девятнадцатилетним парнем, когда здешняя ячейка возобновила активную деятельность как ядро движения Сопротивления, - рассказывает мне один из руководителей джерсийского подполья, Норман Ле Брок. - Ненависть к фашизму объединяла тогда в наших рядах разных людей. В числе их был известный на острове медик доктор Маккинстри. Художник Блампье так талантливо имитировал фашистские печати на пропусках, что мы в шутку советовали ему после войны вместо картин рисовать банкноты. Школьный учитель Ле Дрюленек смастерил радиоприемник, благодаря которому мы вопреки запрету оккупантов слушали сводки о победах Красной Армии.

Сестра учителя, владелица бакалейной лавки Луиза Гульд, слыла женщиной, далекой от политики. Но ее одной из первых на Джерси постигла личная утрата: погиб на войне старший сын, морской офицер. Ле Дрюленек рассказал сестре, что по соседству арестовали фермера - он три месяца укрывал на сеновале советского пленного, которому удалось спастись. Луиза без колебания сказала:

- Приводи русского ко мне. Что тут раздумывать. Любая русская мать поступила бы так же.

Федор Бурый (англичане звали его "Билл") прожил у Луизы Гульд два года. Быстро освоил разговорную речь. Но для большинства беглецов первые шаги в английском языке давались особенно трудно. К тому же вырвавшиеся из неволи люди не хотели сидеть без дела, просили поручений. Так что преодоление языкового барьера стало неотложной задачей для подпольной организации.

- Они обратились за помощью ко мне, хотя и знали, что до войны я не больно-то лестно отзывалась о большевистской "совдепии", - улыбаясь, говорит мне по-русски Августа Меткаф.

Гимназистка из Архангельска, она в годы интервенции вышла замуж за английского морского офицера, была заброшена судьбой на Джерси и стала во время оккупации активной участницей антифашистского Сопротивления, а затем коммунисткой.

Дом Августы Меткаф стал как бы ускоренной школой английского языка. Было время, когда под ее крышей жило сразу семеро советских людей.

Были в их числе Михаил Крохин, Герман Козлов, которые, как и Федор Бурый, вскоре смогли включиться в работу организации. Они переводили на английский язык услышанные по радио сводки Совинформбюро, помогали готовить к печати тексты листовок (для советских узников им приходилось писать от руки - не было русского шрифта).

Распространять листовки за колючей проволокой среди заключенных помогали испанские республиканцы. Напуганные вспышкой эпидемии тифа, гитлеровцы сформировали из испанцев санитарные команды, которые регулярно посещали лагерь за лагерем. Этим и воспользовались подпольщики.

В начале 1944 года от джерсийцев, мобилизованных на разгрузку германских транспортов, подпольная организация узнала о немце, который, судя по всему, искал контактов с местными жителями. Он часто заговаривал с ними, угощал сигаретами, сочувствовал их невзгодам, вызванным оккупацией. А как-то сказал, что фашизм принес много горя не только другим народам, но и самой Германии. Вспомнил о собственном отце, социал-демократе, который был арестован гестапо и погиб в Дахау, Дал понять, что люди одинаковых взглядов должны помогать друг другу.

Все это весьма походило на провокацию. Но возможность установить связи с антифашистами в немецком гарнизоне была настолько заманчива, что, тщательно взвесив "за" и "против", подпольщики решили пойти на риск.

Знакомство с немцем было поручено Ле Броку. С очередной сменой мобилизованных ему пришлось под чужой фамилией идти на охраняемую территорию порта - уже за одно это грозил расстрел! Пауль Мюлльбах, как звали немца, тоже рисковал. Он сказал, что многое повидал и понял, будучи до ранения на восточном фронте; что хочет распространять среди солдат правду о войне и ищет людей, которые могли бы ему в этом помочь.

При второй встрече, состоявшейся неделю спустя, Мюлльбах уточнил, что речь идет о практической помощи в печатании листовок на немецком языке. По его словам, моральный дух гарнизона после Сталинграда заметно упал, и каждое слово правды способно сделать многое.

Такое содействие было оказано, хотя с максимальными мерами предосторожности.

После высадки союзных войск во Франции и открытия второго фронта на Джерси стали прибывать остатки отрезанных в Бретани немецких гарнизонов. Особенно существенно пополнились ряды местного гестапо. Шел последний год, войны. Было ясно, что дни третьего рейха сочтены. Но именно в ту пору оккупационный режим на острове особенно ужесточился. Гестаповцы напали на след солдатского комитета, расстреляли несколько немецких антифашистов. Мюлльбаху пришлось бежать - его укрыли английские подпольщики.

Тогда же, летом, гестаповцы нагрянули с обыском к Луизе Гульд. Нашли у нее тетрадь с упражнениями по английской грамматике. А под ступенями крыльца - радиоприемник. За содействие советским заключенным Луиза Гульд была заключена в немецкий концлагель Равенсбрюк и погибла там в газовой камере.

Однажды, возвращаясь из школы, пятнадцатилетняя дочь Августы Меткаф Стелла узнала, что ее мать арестована и весь дом перевернут вверх дном. К счастью, облава не застала никого из беглецов и не обнаружила каких-либо улик, хотя Михаил Крохин жил там постоянно.

- Где он теперь? - беспокоилась девушка.

Лишь впоследствии Стелла узнала, что Михаила укрыл в ту пору активный подпольщик, коммунист Норман Перкинс - ее будущий муж, с которым она в годы оккупации даже не была знакома.

Крохин появился несколько недель спустя с куском красной материи за пазухой.

- Фашисты злобствуют, но им капут, - сказал он. - Надо напомнить им, что такое 1 Мая. У тебя есть золотая краска и кисть? Помнишь, мастерили с матерью елочные украшения?

По наброску Крохина Стелла нарисовала на кумаче пятиконечную звезду с серпом и молотом, по бокам обрамленную колосьями, а снизу - лучами восходящего солнца, и крупными русскими буквами вывела по полотнищу надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"

С тех пор прошло несколько десятилетий. Стелла стала коммунисткой, секретарем парторганизации острова, сменив на этом посту Нормана Ле Брока. Но она всегда вспоминает майский день 1945 года как день своего боевого крещения.

Красный флаг, поднятый над оккупированным островом Джерси, когда в Европе еще не смолкли пушки, был олицетворением боевого товарищества. Олицетворением тех чувств, что связывали советских людей, вырвавшихся из неволи, английских патриотов, укрывавших их с риском для жизни, испанских республиканцев, немецких антифашистов, которые боролись рука об руку против общего врага.