Читать онлайн «Секреты чеховского художественного текста». Страница 2

речивость, свойственную означенным явлениям в такой же мере, как и любым другим.

Похожим образом обстоит дело и с чеховскими сравнениями.

"Энергия чеховской речи нагляднее всего проявилась в метких, как выстрел, сравнениях, которые (...) до сих пор поражают читателя неожиданной и свежей своей новизной", - писал К.И.Чуковский в книге "О Чехове". Этой яркой и интересной работой вопрос о сравнениях в творчестве Чехова не был закрыт, хотя, похоже, именно такое негласное мнение сложилось в литературоведении под воздействием авторитета Чехова и - самого К.Чуковского. Вопрос не был закрыт уже хотя бы потому, что далеко не все чеховские сравнения "поражают читателя неожиданной и свежей своей новизной>.

Ясно, что вопрос о чеховских тропах значительно сложнее, чем могло показаться одному из первых его исследователей.

Вопрос этот далек от своего исчерпывающего разрешения и сегодня. И нуждается в строгом и беспристрастном изучении.

Именно такую задачу и ставит перед собой автор книги, конечно же, не претендуя на раскрытие абсолютно всех секретов чеховской художественности.

Одним из важнейших принципов предлагаемой работы является последовательный эмпиризм, по возможности корректное следование за чеховским текстом, подчиненное логике творческой эволюции писателя. Вероятно, это сделает работу несколько однообразной и "нудной". Сознавая такую опасность, автор все же считает, что только избранный путь позволит выяснить подлинную картину изучаемых явлений и сделать научно состоятельные выводы.

Тропы автором понимаются в духе классической аристотелевской тради-ции, уже в наше время получившей корректное и убедительное развитие в трудах В.М.Жирмунского. Учтены также некоторые разработки последних лет, представляющиеся перспективными.

Чеховские предпочтения в сфере тропов будут рассматриваться на материале всего прозаического художественного наследия писателя, отраженного его тридцатитомным Полным собранием сочинений и писем.

Теоретической базой исследования послужили работы российских и зарубежных ученых, в той или иной мере относящиеся к теме.

Предполагается, что изучение данной проблематики позволит углубить современные представления о своеобразии реализма А.П. Чехова. С.6

Глава I

ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ

Суждение о неповторимой оригинальности найденных Чеховым "форм письма" приобрело статус аксиомы уже сто лет назад. Однако лишь в последние десятилетия были предприняты серьезные попытки наполнить этот толстовский тезис литературоведческим, научным содержанием.

Видимо, просто пришло время, установилась нужная дистанция, накоплен необходимый потенциал.

И в последние десятилетия, и немного ранее исследователи "необыкновенной техники реализма" А.П.Чехова в качестве самого яркого примера этой оригинальности нередко приводили целыми списками знаменитые чеховские сравнения.

Прием безусловно выигрышный. Но - не отвечающий законам изучаемой художественной системы, поскольку на общем фоне разного рода сравнений, имеющихся в художественной прозе Чехова, таких ярких, неожиданных, "чеховских" сравнений - не так уж много.

Можно спорить о правомерности количественного подхода к явлениям эстетического порядка, говорить о том, что одно "чеховское" сравнение затмевает собой десятки "не-чеховских", расхожих сравнений, штампов, встречающихся в произведениях писателя, но факт остается фактом.

Вряд ли подобная избирательность способствует созданию объективной картины исследуемого явления.

Ведь и "не-чеховские" сравнения использованы в произведениях А.П. Чехова - самим писателем. И таких сравнений в его прозе - подавляющее большинство.

Произведения А.П. Чехова, написанные в 1880-85 годы, дают огромное количество примеров.

Преобладают сравнения, описывающие в целом, нерасчлененно, какое-либо действие, настроение, состояние, причем зачастую используются сочетания-клише: красный, как рак; бледный, как полотно; мягкий, как шелк; как вкопанный; как угорелый; как на иголках; как в лихорадке и т.п.

Возникает ощущение, что в пределах чеховской поэтики раннего периода предмет в детализирующем сравнении не нуждается, он явлен как целое и вполне определен уже в силу своей названности, равен сам себе.

Конечно же, в значительной мере такой подход к сравнению объясняется требованиями юмористических журналов, о чем говорили уже много и достаточно убедительно.

Писать коротко, предельно обнажая суть комической ситуации, лишь несколькими беглыми штрихами характеризуя обстановку и персонажей - такие С.7

правила игры неизбежно вели к упрощению и даже обеднению поэтического арсенала. И в то же время - к постепенному повышению мастерства писателя, который учился достигать художественного эффекта, пользуясь минимумом средств.

Последнее происходило, разумеется, не с каждым юмористом. Многие так и остались во власти "общих мест".

Нет возможности, да и необходимости описывать каждое чеховское сравнение.

Но самые характерные примеры, отражающие тот или иной период, те или иные тенденции в работе Чехова со сравнениями, есть смысл рассмотреть и - в хронологической последовательности.

При этом пострадает "системность", классификация сравнительных оборотов, зато более ощутимой предстанет эволюция чеховского сравнения, ее связь с ключевыми этапами творческой эволюции писателя.

Уже в первом опубликованном рассказе Чехова, в "Письме к ученому соседу" (1880), обнаруживаем сравнения, которые, однако, несут на себе печать "личности" Василия Семи-Булатова, автора письма, откровенно комического персонажа, и включены в поток его косноязычной речи.

Являясь одним из средств создания комического эффекта, они служат раскрытию внутреннего убожества героя и не слишком много говорят о собственных чеховских предпочтениях.

Сравнения эти сотворены Василием Семи-Булатовым с явной претензией на литературность и наукообразность, как и все письмо в целом. Часть из них Василий втискивает в одну громоздкую, неуклюжую фразу: "Давно искал я случая познакомиться с Вами, жаждал, потому что наука в некотором роде мать наша родная, все одно как и цивилизацыя и потому что сердечно уважаю тех людей, знаменитое имя и звание которых, увенчанное ореолом популярной славы, лаврами, кимвалами, орденами, лентами и аттестатами гремит как гром и молния по всем частям вселенного мира сего видимого и невидимого т.е. подлунного" [С.1; 11].

Бросается в глаза словесная избыточность, тавтологичность речи Семи-Булатова, нагнетание однородных, по его мнению, слов. Василий ставит в один ряд разноуровневые понятия, из достаточно далеких друг от друга сфер жизни, стилей и речевых ситуаций. И сравнения здесь тонут в нагромождениях слов, подавляемые алогизмом, нелепым словоупотреблением, создающим против воли отставного урядника из дворян каламбурные или оксюморонные эффекты. Вот уж точно слова "удивляются соседству друг друга"!

Но не этот горацианский тезис стал здесь определяющим.

Ведущим принципом, организующим текст, является алогизм. Василий Семи-Булатов непринужденно и без натуги, с легкостью абсолютного невежества соС.8

единяет "далековатые идеи" и противоречащие друг другу стилистические нормы.

В письме нашло исчерпывающее выражение хаотичное, лишенное элементарной культуры мышление героя, претендующее, между тем, на истинность и даже учительность.

Еще одним источником комизма и признаком духовного "разброса" становится очень естественный, не требующий от Василия никаких внутренних усилий, неоднократный переход от менторской интонации к прямо противоположной: он то указывает соседу на "логические ошибки", с некоторым оттенком снисходительности, глядя на него сверху вниз, то предается самоуничижению, в духе литературной традиции прошлых веков, опять-таки соединяя несоединимое и, как ни странно, воссоздавая в общих чертах стиль писем Ивана Грозного, адресованных опальному князю Курбскому.

В том же духе выдержаны и отрицательные сравнения: "Если бы наши прародители происходили от обезьян, то их не похоронили бы на христианском кладбище; мой прапрадед например Амвросий, живший во время оно в царстве Польском, был погребен не как обезьяна, а рядом с абатом католическим Иоакимом Шостаком, записки коего об умеренном климате и неумеренном употреблении горячих напитков хранятся еще доселе у брата моего Ивана (Маиора). Абат значит католический поп" [С.1; 12].

Не менее колоритный пример отрицательного сравнения:

"Я недавно читал у одного Французского ученого, что львиная морда совсем не похожа на человеческий лик, как думают ученыи" [С.1; 15].

Но чаще всего цитируется другое сравнение, комически отразившее те же общие закономерности текста: "Всякое открытие терзает меня как гвоздик в спине" [С.1; 14].

Используется Семи-Булатовым и перифраз, еще один явный "гость", но не из предшествующих литературных эпох, как можно было бы предположить, а скорее всего из провинциальных велеречивых газеток: "Рубль сей парус девятнадцатого столетия для меня не имеет никакой цены, наука его затемнила у моих глаз своими дальнейшими крылами" [С.1; 14].