Читать онлайн «Водовозовъ & сынъ». Страница 4

Не в том дело, товарищи, сказалаи вышлак камину, локтем белым, полным наполочку, как натрибуну оперлась, потеснив пару основоположников, не в том дело: стот или не стот! А в том, что не стот, как вы убедились -необрезанный! В то время, как владелец его вот уже около годапытается уверить нас, что он еврей! Дамы тут же неодобрительно зашевелились, зашикали с пародийным акцентом: ев'гей! ев'гей! ай-ай-ай как нехо'гошо! ай-ай-ай как стыдно! аб'гамчик! ев'гей! и тут мне точно стыдно стало, потому что припомнил я стандартный текст заявления, адресованного в ОВИР: все документы пропали во время войны, атеперь меня разыскал старший двоюродный брат моей матери, Шлоим бен Цви Рабиновичю -- текст, собственноручно написанный, собственноручно подписанный, текст отречения от мамы, от отца, деда, прадеда, от собственной, как говорит Крившин, крови, аНастя уже ставилавопрос наголосование: ну что? будем считать г'гажданинанеоб'гезанным ев'гейчиком? Конечно! завопили дамы, словно сновав воротавлетелашайба. Раз он сам этого захотел! Раз ему ев'гейчиком больше н'гавится -- пусть! пусть! Единогласно, резюмировалаНастя и началаизлагать постыдную мою историю: как заказал я через знакомых вызов, как стал проситься к вымышленному этому Шлоиму бен Цви, как единственного сына, Митеньку, решил кинуть напроизвол судьбы -- и тут в капитановых руках оказался кружевной платочек, и у дам по платочку -- откудаони их повытаскивали? из влагалищ, что ли, или из прямых кишок? -- атолько запахло духами, отдающими серою, и дамы завсхлипывали, засморкались, запричитали: Митенька, Митенька, маленький Митенька, бедненький Митенька, бледненький Митенька, Митя несчастненький, Митя уж-жасненький!.. -- словно кому-то из них и впрямь было дело до маленького моего мальчика -- не нар-равныхю играют с волкамию егеряю но не дрогнет рукаю обложив намю дорогу флажкамию бьют уверенною на-вер-р-р-р-ня-ка! Да, товарищи, продолжилаНастя, напроизвол жестокой судьбы! Жестокой! заголосили дамы. Ой как жестокой! Без папочки! Сироткою! В нищете! И нет, чтобы оставить младенчику денюжку наяблочки, намолочко, этот ев'гей, этот, с позволения сказать, отец-подлец выманил у бывшей своей жены -- не знаю уж, как: видно, пользуясь мягкостью женского нашего сердца, и капитан Голубчик помялаладошкою левую грудь, выманил у нее бумажку об отказе от алиментов, и если б нам не просигнализировали, амы, в свою очередь, не проявили соответствующей случаю бдительности, бедный сиротка, Митенька(тут сновапахнуло серными духами, сновавозникли кружевные платочки), бедненький Митенькамог бы оказаться в цветущей нашей стране совсем без молочкаи совсем без яблочковю и Настя буквально захлебнулась в рыданиях. Ай-ай-ай, закачали головами дамы. Ох-хо-хо! запричитали, ц-ц-цю зацокали. Без молочкаю без яблочковю И он хочет, пусть даже и ев'гейчик, чтобы после этого мы его отпустили?! патетически воскликнулаунявшая рыдания капитан. Он наэто надеется?!

Вот е-если бы, сладко, змеею, вползлав разговор однаиз фиалок, старуха, соратницаИльича, мать ее заногу! вот если бы не-е было Ми-и-итеньки -тогдадругая картина, тогдакатитесь, г'гажданин ев'гейчик навсе четы'ге сто'гоны, 'гожайте там себе крохотных аб'гамчиков и не мешайте ст'гоить светлое завт'га! Как же! завопилаоднамолоденькая. Родит он там! У него ж вон смотрите: не стоит!.. Или уж алименты заплатите, все сполна, до совершеннолетия, четырнадцать тысяч согласно среднему заработку и двадцать четыре копеечки! подкинулареплику ЗАГСовая поздравляльщица -- с лентой между грудями. Дагде он их возьмет, четырнадцать-то тысяч?! понеслось со всех сторон. В подаче! Без работы! Побирушканищая! И в долг ему никто не поверит, изменнику родины! Ев'гейчику необ'гезанному!..

Это они были, конечно, правы -- четырнадцать тысяч, хоть себя продать, взять мне было неоткуда: я, дурак, понадеялся наальбинино слово и затеял отъездную галиматью, аАльбина, вишь, забралаотказ от алиментов обратно! -- и тут словно открытие совершая, словно эврику крича, выскочиласамая юная девочка, та, двенадцати или тринадцати лет, с едваналивающимися грудками, с еле заметным рыжим пушком внизу живота -- выскочилаи отбарабанилазаранее заученный текст: так ведь он же, коль едет, сыночка-то все равно больше не увидит, разве натом свете. Сыночек-то для него и так точно мертвенький! Конечно! уверенно подтвердилаНастя. Точно мертвенький. Дело техники, и, повысив голос, скомандовалав сторону дверей: давай, дядя Вася! клиент -готовый!

Несмотря нагаерскую атмосферу, которую вот уже с полчасаподдерживали дамы, я заметил, как все они напряглись в этот момент, поджались, задрожали внутренней дрожию, некоторые потянулись забокалами -- и тут растворились двери, и дядя Вася в белом -- заправский санитар -- халате вошел, копытом постукивая, в руках стерилизатор держа: небольшой такой, знаете, в каких шприцы кипятят для уколов, возьми, произнес добродушно-приказательно и открыл крышку. В стерилизаторе лежал медицинский скальпель, ужасно похо жий натот, каким я собирался в крайнем случае зарезать капитанаГолубчик (труп -- в клубничную грядку!), может, даже и тот самый, извлеченный из бардачкалогова, и я вдруг, припомнив давешнюю, у гардероба, настину фразу про младенчика, уже, кажется, начал догадываться, в чем дело, что зацели маскировали дамы бардаком своим скуловыворачивающим -- и действительно: в другом, рядом с камином, конце залаоказались еще одни двери, и заними открылась, белизною и бестеневым светом сияя, операционная, и дамы, обступив, повлекли меня туда. Навысоком столе, под простынкою, сладко спал Митенька, и шейкаего вымазанабылайодом, как для операции дифтерита, адамы шептали в уши со всех сторон: он под наркозом, он и не почувствует, он ведь для тебя все равно как мертвенькийю мертвенькийю мертвенькийю ты ж не торгуясь собирался платить, не торгуясью адядя Вася мягко, но настойчиво совал и совал скальпель мне в руку.

Не следовало, конечно, и думать наэту тему, и все же я намгновение прикрыл глаза, и глупая моя, бессмысленная, непроизводительная и бесперспективная жизнь промелькнулав памяти, авоображение подкидывало заманчивые американские картинки: всякие там конвейеры, заполненные новейшими моделями автомобилей, крохотные фабрички и лаборатории с полной свободою творчества, эксперимента -и уже ощутиласжимающаяся моя ладонь теплый после кипячения металл рукоятки зловещего инструмента, как вдруг наодном из воображенных конвейеров почудились вместо автомобилей метлы, такие точно, как стояли в соседней комнате, у камина, и я вспомнил словаКрившина, что техническая мощь человека -- дело пустое, суетное, дьявольское, что все это гордыня, морок, обман -- я никогдас ними не соглашался прежде, спорил до посинения, атут, метлы эти поганые увидев, поверить не поверил, авсе-таки скальпель отбросил с ужасом, схватил Митеньку наруки и побежал из операционной, из кинозала, из домиканаСадовом, и, помню, страшно мне было, что вот, не откроются двери, что дамы припрут меня к стенке, что лезвие, опрометчиво выпущенное из рук, окажется в следующую секунду между моих лопаток -- тот, которому яю предназначеню улыбнулсяю и поднялю р-ружьею -- впрочем, что уж -- пусть и окажется -- все равно тупик, полный, безвыходнейший, проклятый тупик -- однако, похоже, насильно никто нас здесь держать не собирался: двери открылись и одна, и другая, и третья тоже, и я, сам не заметив как, оказался наулице с пустой простынкою. Митенькарастаял по дороге: естественно, ничего другого не следовало и ожидать: настоящий, разумеется, спит преспокойно в своей кроватке, аэтот -- символ, наваждение, морок. Гип-ноз!

Холодный ветер, снежная крупаобожгли меня: я ведь был совсем голый -- я и забыл об этом, асейчас, наморозе, вспомнилось поневоле: голый, как и они! но пути назад не существовало, дверь захлопнулась, кодая не знал и -- без ключей -- вынужденно высадил кулаком стекло-триплекс логова -- кровь прямо-таки брызнулаиз руки -- открыл изнутри дверцу, вырвал из-под панели провода, зубами (скальпеля в бардачке не оказалось!) ободрал изоляцию, скрутил медь -- только искры посыпались -- и погнал машину по ночному пустынному Садовому: мимо американского посольства, мимо МИДа, мимо ПаркаКультуры имени Отдыхаю Мерзлый дерматин сиденья впивался в тело, крупахлесталасквозь выбитое стекло, кровь лилась, пульсировала, липланабедрах, но, главное: разворачиваясь, я заметил, как из трубы, одназадругою, высыпали наметлах мои дамы, не все, но штук пятнадцать или даже двадцать! -- и полетели замной, надо мною, вслед, вдоль, над Садовым, через Москву-реку -- и я понял, что, добровольно явившись в маленький домик, уже никогдане отделаюсь от ведьминого эскорта, и будет он сопровождать меня до самых последних дней. 6. КРИВШИН И до самых последних дней не приучился Волк воспринимать свое имя привычно-абстрактно, как некое сочетание звуков, накоторое следует отзываться или произносить при знакомстве -- до самых последних дней эмоциональный смысл имени, его значение все еще довлелию И тут я ловлю себя натом, что рассказываю о Водовозове как о покойнике, только что не прибавляю: царствие ему небесное. А оно ведь и наделе едвали не так: уезжают-то безвозвратно, и мир по ту сторону государственной границы становится миром натурально потусторонним, откудавестей к нам, простым невыездным смертным, доходит не больше, чем при столоверчении и прочих спиритических штуках, и встретиться с его обитателями можно надеяться, только переселившись со временем туда, адля тех, кто ехать не собирается, так даже уже не туда, аТудас большой буквы, во всамделишные, так сказать, эмпиреи, если они есть -- другой надежды нынешние порядки, пожалуй, и не оставляют. И должен ли я теперь казниться, что всеми силами, всеми средствами, казавшимися мне действенными, хоть, может, и не Бог весть как нравственными, препятствовал волкову переселению: ведь мы всегдастараемся спасти самоубийцу, хоть спасение это, вроде, и идет против его воли? Не знаю, нет! право же -- я не знаю, не знаю ровным счетом ничегою