Читать онлайн «Арабские скакуны». Страница 9

Хотя началось всё довольно безобидно и ничто не предвещало успеха, вместо которого, как нередко это случается, получаешь капельницу, гипс, пластические операции, подкладное судно. Судьба обманывающихся обманщиков по большей части такова. Я не был исключением, если, конечно, исключения вообще возможны. И мне кажется, что один мой приятель, встреченный в метро, принадлежал к тому же роду-племени.

Приятель неблизкий, с которым вспомнить можно было лишь совместное питие портвейна. Мы всё-таки решили поворошить старое и выпили довольно крепко, но уже, разумеется, не портвейн. Я был после получки, после гонораров, я угощал, но теперь-то мне ясно, что и в этом был расчет, расчет на то, чтобы я поглубже заглотил наживку. А мне что? Я заглотил. Мне даже кажется, что наша встреча в метро была не случайной, что всё было подстроено, организовано. Они, мой приятель и те, кто стоял за ним, знали у меня хороший ход, хорошая репутация, я веду скромный образ жизни, из всей редакции только я подходил для разработки. Они меня и разработали. Взяли на раз. Тем более, что наверняка знали - у меня есть долг, долг за тёткину операцию, время платить подступало неотвратимо.

Со стуком ставя рюмку на столешницу, пощелкивая языком, приятель предложил мне материал на сто миллионов. Так он, во всяком случае, выражался, а за публикацию предлагал сумму вполне конкретную, ровно тысячу североамериканских долларов, без налогов и вычетов, объясняя всё тем, что надо просто помочь хорошим людям, которых иначе заклюют плохие, что, к слову, происходит по закону жизни всегда, вне зависимости от работы средств массовой информации и прочих попыток изменить течение вещей. Вне зависимости от тысячи долларов, которой на этот раз измерялся зазор между хорошими и плохими.

Материальчик был, конечно, серьезен. И, вроде бы, посвящен исключительно экологии. Но это на первый взгляд. При взгляде пристальном вырисовывалась любопытная картина. В непосредственной близости от столицы, в охраняемой зоне, в лесу, располагался секретный военный объект, строительство которого начиналось еще при Леониде Ильиче. Уже в другой стране, при других правителях строительство было завершено, гигантская усеченная пирамида была напичкана сложнейшей аппаратурой, позволявшей увидеть на мониторе локатора волейбольный мяч, подброшенный высоко в воздух над столицей Норвегии. Что с того, что военная тема была не моей? Мне и не предлагали писать на военную тему.

Да-да, экология, чистая экология! Во-первых, из-за гигантского количества потребляемой пирамидой электроэнергии очистные сооружения на находившихся неподалеку, в небольшом городке, предприятиях работали с перебоями, и в водохранилище попадали фекалии, или, по-простому, говно. Во-вторых, в рабочем режиме пирамида создавала такое поле сверхвысоких частот, что в домах близлежащих деревень электрические лампочки зажигались сами собой, а местные мальчишки развлекались тем, что натягивали в лесу между берез нихромовые нити, и те начинали светиться всё ярче и ярче. Поэтому совершенно не требовалось писать про локаторы и волейбольные мячи над Норвегией. Требовалось только обратить внимание на здоровье населения. Сверхвысокие частоты вызывали импотенцию. Импотенция же проблема не медицинская, а - бери выше! - социальная. Нужно было осветить проблему водных ресурсов. Рыболовства, в конце концов. Только и всего. Рыбак ты или нет - вот как ставился вопрос.

Рыбак, рыбак, но и материальчиком занимались серьезные люди, они уже его практически подготовили, очень грамотно, даже с юмором и едкостью написали, приложили снимки - локационная пирамида с борта самолета, вид на пирамиду с земли, а также рисунок - вид пирамиды в разрезе. Мой приятель расстегнул портфель и достал папочку. Нате вам!

Как сейчас помню - я пробежал текст, взглянул на снимки и рисунок и только сказал:

- Великоват немного. Придется...

- Сокращай как хочешь! - мой приятель махнул рукой. - Только позвони после сокращений, дай мне посмотреть, - он оглянулся по сторонам, мы сидели на Арбате, ели что-то итальянское, пили водку, запивали пивом, курили, оглянулся и сунул мне в руку какую-то бумажную трубочку, доллары. Половина, задаток... Только не затягивай, о'кей?

- О'кей, - я спрятал доллары и подумал, что никаких препятствий для публикации не предвидится: любитель задавать каверзные вопросы, заместитель главного редактора, пребывал в длительной загранкомандировке, главный редактор - в запое, и что такой публикацией я проложу себе дорогу в иные журналистские сферы, а то получалось, что разменял пятый десяток, а все эколог.

Да, тогда мне нужны были деньги, теткин стержень в бедренной кости оказался недешев, но в истории с усеченной пирамидой я проявил тщеславие и честолюбие. Подобного за собой я не замечал, жил себе и жил, а тут всем ходом своих размышлений, высветился прямо как на рентгене. Да и корыстолюбием, как оказалось, я не обижен. Мой приятель, вытирая салфеткой пухлый и кривоватый рот, намекнул, что число хороших людей, которым нужна моя, именно моя помощь в их противостоянии с людьми плохими, велико и некоторые из них готовы расщедриться и на более весомые суммы, чем жалкая тысяча. "Жалкая? - спросил я себя. - Ничего себе!" - и выражение моего лица всё сказало само: платите ребята, платите, мы со своей стороны работу сделаем.

Уговорить ответственного секретаря и другого заместителя главного было делом совсем не трудным. Они просмотрели текст и дали добро. Я немного подрезал материал, позвонил приятелю, мы встретились еще раз. Приятель пришел на встречу с одним из хороших людей, человеком с короткой стрижкой, рублеными чертами лица, неторопливой, продуманной речью, белыми сильными руками. У этого хорошиста был маникюр, но профессионально набитые костяшки, мой удар здесь бы не имел шансов. Мы пожали друг другу руки, приятель заказал коньяк, хорошист мотнул головой, от коньяка отказался, предпочитая сок.

Он читал медленно. Я никогда не видел, чтобы так медленно читали люди, внешне явно проучившиеся больше, чем в начальной школе. Когда он прочитал, то ровным голосом попросил прощения, вышел из кафе на улицу и с улицы позвонил по мобильному телефону. Мы пили коньяк, хорошист ходил под окнами кафе и, видимо, пересказывал кому-то содержание статьи. Потом он слушал, слушал долго и кивал головой. За такие продолжительные разговоры по мобильному телефону платил кто-то третий, мне показалось - я сам, не напрямую, косвенно, но пара-тройка моих рублей в этой плате присутствовала. Потом хорошист вернулся в кафе, залпом выпил сок, сказал, что возражений не имеется, и удалился. Ни слова больше - ни до свиданья, ни прощай.

Материал про усеченную пирамиду был опубликован, а на следующий день вся редакция праздновала день рождения заведущего отделом иллюстраций. Пили у нее в кабинете, сидели за низким столом, ели салаты, удивительно вкусную маринованную рыбу, танцевали и вновь к столу подсаживались, а в один прекрасный момент - я как раз пригласил помощницу бильд-редактора, девушку крупную и сочащуюся страстью, на танец, - в кабинете стало очень тихо. Да, музыка продолжала играть, но никто не двигался, не говорил, не смеялся. Мы с помощницей бильд-редактора застыли на полушаге, в состоянии неустойчивого равновесия повернулись к дверям: там, блестя красным лицом, словно солнце во мгле черной бури, черной бури коридорной темноты, покачиваясь, стоял наш главный редактор.

Его зажатые набрякшими веками глаза шарили по находившимся в кабинете людям и кого-то искали. Меня! Он шагнул через порог, разлепил губы в щербатой улыбке, принял в длинные пальцы наполненную до краев рюмку, а когда оказался возле - помощница бильд-редактора отклеилась от меня, начала накладывать главному салаты и рыбу, - водки в рюмке оставалось на маленький глоточек. Он выплеснул остатки водки в рот, его передернуло, от макушки до пят, он потянул носом, закусывая воздухом, сладостным воздухом редакции, редакционной пьянки, спрятал рюмку в карман мешковатого замшевого пиджака и спросил:

- Что это было?

Конечно, он спрашивал не про сорт водки. Он пил так, что только самый низкопробный "ксерокс" мог вызвать у него вопрос. Но если бы я пошутил "Это был Смирнофф, фэ-фэ", - собирался ответить я, - то меня бы наверняка выгнали сразу. И я обратил внимание на его руки: они жили своей жизнью, они изображали пирамиду, ту самую, усеченную.

- Врачи говорят, что такая интенсивность излучения крайне негативно сказывается на потенции, - начал я. - Мне уже сегодня звонили и предлагали комментарий. Минздрав заинтересовался. А ещё, как выяснилось, там имеются водозаборы. Фильтры не справляются, говно лезет в водопровод...

- И мне звонили, - перебил меня главный и передернулся: видимо, представил во всей красе, как говно лезет в водопровод. - Домой. Из ФСБ, из Совета безопасности, от хозяев.

Он сделал паузу и вновь потянул носом. Я молчал. Да, тогда я подумал решается моя судьба. И мне стало стыдно, что судьба моя решается таким вот образом, таким вот человеком. Мне кажется, что я покраснел. От стыда.