Читать онлайн «Одинокому везде пустыня». Страница 19

- Доброго пути!

С утра Мария обычно ограничивалась чашечкой кофе. На этот раз ей составила компанию старшая жена господина Хаджибека Хадижа, а Фатима занялась детьми. Они расположились на открытой террасе, еще источавшей освежающую прохладу, накопленную за ночь в темно-серых пористых камнях, из которых был сложен дом и все прилегающие постройки. Хадижа пообещала сварить "настоящий берберский кофе".

- Я сделаю так, как моя мама, - сказала она, отправляясь на кухню, и скоро прикатила кованый железный столик с жаровней, полной раскаленных углей в песке, прямо на них поставила турку с кофе, который предстояло сварить.

Аромат пошел одурманивающий. В известный ей момент Хадижа сняла турку с углей и разлила кофе по крохотным чашечкам - одну церемонно подала Марии, вторую поставила на стол перед собой. Откатила жаровню с углями подальше, чтобы не доставал жар, села на стул с высокой спинкой.

- Какой душистый! Я не припомню такого душистого кофе! - сладострастно прикрывая веки, похвалила хозяйку Мария, потянула трепетными ноздрями ароматное облачко над кофейной чашечкой. - О-о-о!

Хозяйка была счастлива.

- Да, - сказала Хадижа польщенно, - и Хаджибек любит мой кофе. Хотя Фатима тоже делает хорошо, - добавила она великодушно.

Мария сидела лицом к морю, к полуразрушенным термам римского императора Антония Пия, а Хадижа могла любоваться лиловато-серыми отрогами Берегового Атласа, и в то же время перед ее глазами были сад у дома с его вечнозелеными кустами олеандра, красными розами, чешуйчатыми стволами финиковых пальм и белая известняковая дорога, ведущая к парадному подъезду.

Как всегда после окончания сезона ветров, море было спокойно, а небо стояло высокое, чистое, без единого перышка от горизонта до горизонта. А вон показались в циклопических термах мсье Пиккар и мальчики Али и Махмуд. "Молодцы! - подумала Мария. - Пиккар - настоящий ученый!" Ей нравились одержимые люди, она и сама была такая: делу - время, потехе - час!

Зоркий мсье Пиккар разглядел на терраске Марию и приветственно помахал ей белым пробковым шлемом, который еще не успел надеть на голову. Мария подняла руку в ответ. Он понял это по-своему, тут же передал шлем Али и двинулся к дому. Мсье Пиккар не упускал случая пересечься с Марией. В то же время он, как мог, старался не выказывать своих чувств. А чувства были. Можно сказать, они вспыхнули в нем с первого взгляда. До сих пор ни одна женщина не нагоняла на мсье Пиккара такой робости, как Мария. В ее присутствии он деревенел, будто подросток, и терялся так, что это всем было заметно. Он злился, нервничал, говорил невпопад. То ему казалось, что он любит Марию, то, что ненавидит ее всей душой. Но тем не менее стоило ей "сделать ручкой", как он тотчас устремлялся навстречу. Мсье Пиккар был опытный ловелас, но тут нашла коса на камень и только искры летели! Мсье Пиккар, конечно, не знал пушкинских строк: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…" Но весь опыт его прежних побед подсказывал, что это именно так, а не иначе. Подсказывать-то подсказывал, но не помогал…

Мария осознавала свою власть над знаменитым археологом, ей льстило, ее забавляло общение с ним. Она уже видела его многочисленные научные труды, изданные в лучших университетах Европы. Она знала, что он разведен, но и это ее не вдохновляло. Нет, она не была мужененавистницей, всякое случалось: "Не грешит тот, кого не соблазняют". Слишком бурные годы прожила она один на один с судьбой, слишком много скиталась по чужим странам и чужим углам с тех пор, как уехала из форта Джебель-Кебир учиться в Прагу. Без амурных приключений не обошлось, но сердца ее они почти не задели.

- И никуда ты не поедешь! - вдруг засмеялась Хадижа, которая обожала всякого рода сюрпризы и резкие повороты, освежающие монотонность жизни.

- Это еще почему?

- Машина не работает. Посмотри!

Мария обернулась и увидела, что двое слуг и водитель, бербер в красной феске, толкают белый кабриолет к подъезду.

Женщины допили кофе и пошли с террасы к машине.

В белой широкополой шляпе с бежевой каймой, в приталенной белой шелковой блузке, в длинной холстинковой* юбке колоколом, в косую бежевую клетку, в легчайших бежевых полусапожках на тонких каблучках Мария выглядела изящно и подчеркнуто просто. Лишь буколическая холщовая сумка через плечо да необыкновенно крупная агатовая пряжка на поясе как бы намекали на то, что простота эта не от бедности, а от изысканного вкуса. Поступь Марии была легка, светло-карие глаза светились жизненной силой, открытая шея и лицо дышали свежестью, к тому же на ней не было никаких украшений, что делало ее совсем юной и на взгляд неискушенного человека довольно незатейливой барышней.

* Холстинка - легкая льняная или хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения, обычно полосатая или в клетку.

- Не заводится, мадемуазель Мари! - пожаловался водитель, когда Хадижа и Мария подошли к машине.

Мария молча обошла кабриолет, погладила его лакированные крылья, капот, наклонилась над ним, словно прислушиваясь: она умела быть загадочной и любила валять дурака.

- Нужно вызывать техника из Туниса, - сказал водитель.

- Дайте ключи, - попросила Мария.

Водитель подал ей ключи зажигания с брелком в виде крохотного серебряного верблюда.

Мария села за руль. Раз, другой, третий, четвертый попробовала завести машину - ничего не получалось.

- Нужно послать за механиком, - уныло повторил водитель.

- Лучше пошлите за отверткой, - велела Мария.

- Я сам принесу, - пробурчал водитель и, пожав плечами (дескать, ну ладно, исполню барскую прихоть), пошел в гараж.

А тем временем вокруг белого кабриолета собрались болельщики: мсье Пиккар, господин Хаджибек, Фатима с детьми, даже повар вышел из кухни посмотреть, как будут разворачиваться события.

- Графиня, и что вы собираетесь делать с авто? - насмешливо спросил мсье Пиккар, за широким кожаным поясом которого были заткнуты матерчатые рукавицы: через его руки проходили сотни килограммов обломков кирпичей и камней.

Водитель принес набор отверток и открыл капот машины.

Мария подошла вплотную к мсье Пиккару, подмигнула и ловко вытянула у него из-за пояса рукавицы.

- Разрешите попользоваться, мсье?

- Ну-ну,- оторопело пробормотал археолог.

Мария выбрала нужную ей отвертку, надела рукавицы, открутила винты на крышке распределителя зажигания, открыла крышку, отрегулировала зазор между контактами, который был слишком мал, закрыла крышку, завинтила винты. Набор отверток бросила на пол в машину. Рукавицы с поклоном передала мсье Пиккару:

- Они почти не запачкались.

Археолог принял рукавицы и не нашелся что сказать.

- Закрой капот! - велела Мария водителю.

Тот повиновался.

Мария села за руль, захлопнула дверцу, включила зажигание - мотор завелся с пол-оборота. Мария вскинула руку над головой: "Цезарь приветствует вас!" Машина плавно двинулась с места. Аплодисменты, крики "браво!" и победоносный визг ее маленьких воспитанников раздались за спиной. Мария не сочла нужным оборачиваться, а только прибавила газу, и белый кабриолет стремительно полетел по белой дороге.

Дорога была в отличном состоянии, Мария вела машину в свое удовольствие и вспоминала о Париже…

"Русским и собакам вход воспрещен". В начале тридцатых годов подобные надписи красовались на многих публичных зданиях Парижа, на дверях ресторанов, кафе, магазинов.

Да, русских в Париже тогда не любили, точно так же, как в советской Москве не любили "лимитчиков", и мотивы этой нелюбви были одни и те же. И русские в Париже, и "лимитчики" в Москве брались за любую тяжелую и малопочтенную работу, рвались к образованию и стремительно карабкались наверх, они многого хотели и поэтому многого добивались. "Прав тот, кто сильнее хочет", - эта старая истина действовала безотказно. К тому же русские в Париже, как и "лимитчики" в Москве зачастую, на голову превосходили аборигенов не только своей умелостью, ловкостью, но и духовными возможностями, умом, широтой кругозора, а главное, они были нацелены на длительное напряжение сил, что в результате и давало вожделенные плоды.

В XX веке русским всегда не везло с любовью западных народов. В десятых и тридцатых их не любили за конкурентоспособность, в восьмидесятых - за то, что они приезжали без денег, в девяностых - за то, что стали ездить с деньгами. И все эти годы Запад кичливо объяснял русским, как много им дали, и помалкивал о том, как много у нас взяли. От русских жен до русских идей и в науке, и в искусстве, и в изобретательстве. Дали? Да, безусловно, и очень много, но ведь и взяли немало. В определенном смысле весь ХХ век Россия была донором Западной Европы и Северной Америки.