Читать онлайн «Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге». Страница 26

80. Ревность Петра Великого к существенности религии

При всем рассеянии, в какое великий монарх приводим был столь многими и непрерывными воинскими и гражданскими делами, редко пропускал он случай присутствовать при публичном богослужении. Сколько удален он был от суеверия и предрассудков, столь же ревностен был к существенности христианской религии и к наблюдению заповедей Божиих. При всяком случае старался он и подданных своих приводить в такое расположение. Он не мог терпеть публичной работы в воскресные дни. В самой крайней нужде едва позволял он в воскресенье работать при строении кораблей, или какую-нибудь другую публичную работу производить, и то уже по окончании Божией службы. Весьма часто говаривал он: «Кто забывает Бога и заповедей его не хранит, тот при всей своей работе не будет иметь успеха и мало пользы получит».[94]

Петр Великий, терпя в своем. государстве разные исповедания веры, любопытен был знать их существенность, основные правила и наружные церковные обряды. Он не имел отвращения от лютеранской и реформатской религий, и при всяком случае отзывался о них лучше, нежели о чрезмерной власти римско-католической церкви. Известно, что он как в путешествиях своих, так и в Москве посещал несколько раз Лютеранские и Реформатские церкви, выслушивал проповеди и смотрел церковные обряды. Некогда захотел он присутствовать в Лютеранской церкви во время причащения, и на сей конец в Москве приказал осведомиться, когда будет первое Причащение у так называемой Новой Обедни. Узнав, что оно будет в следующее воскресенье, приехал в сию церковь почти в половине проповеди, при входе дал знак, чтоб никто не вставал и не делал ни малого шуму, и сел подле алтаря в открытом месте. По окончании проповеди, когда начали петь причастную песнь, он приказал подашь себе книгу и указать в ней сию песнь. Во время причащения подошел он к алтарю, и став подле бывших тогда пасторов Рейхмута и Ролоффа, смотрел на все с великим вниманием. Он дождался, пока все обряды кончились и все люди вышли из церкви, а потом пошел с упомянутыми пасторами в алтарь, хвалил проповедь и сказал, что он к сожалению своему не смог ещё довести до того, чтобы в русских церквах сказываны были проповеди так часто, как бы он желал. Притом расспрашивал их о значении некоторых обрядов при Лютеранском причащении, и наконец изъявив свое удовольствие и уверив их в своей милости и покровительстве к ним самим и к их церкви, возвратился во дворец.[95]

Из предыдущих анекдотов можно видеть, что Петр Великий удален был от ложной набожности и суеверий, однако ж не только сам оказывал великое усердие и благоговение при богослужении, но и от других того же требовал. Особливо не мог терпеть, чтобы во время службы в церкви разговаривали. Для отвращения сей непристойности определил он в придворной церкви, также в Троицкой и в некоторых других церквах, которые иногда посещал, надзирателей, которые должны были наблюдать, чтобы в церкви не было никаких пустых разговоров. Также приказал при вход в церковь привесить на цепи ящик, в который знатные люди, разговаривавшие во время богослужения, должны были класть по рублю для нищих. Простолюдины, впавшие в сию вину, наказываемы были палками по выходе из церкви,

В монастыре Св. Александра Невского видел я остаток сего учреждения, а именно: привешенный на цепи ящик и прикрепленный также цепью к стене железный ошейник, который Государь приказывал накладывать на шею всякому замеченному несколько раз в пустословии или в другой непристойности во время богослужения, какого бы он ни был состояния.[96]

Политика и опыт заблаговременно научили и уверили великого монарха; что без денег не можно произвести в действо никакого важного предприятия. И так узнав цену денег, как строгий домостроитель, содержал он всегда в наличности знатные суммы. Для пристойного содержания императорского дома и двора определена была достаточная ежегодная сумма, и расходы никогда оной не превышали. Притом изгнано было всякое тщетное великолепие и расточение, и пресечены были случаи к расхищению. Для содержания армии, флотов, государственных служителей, для заведения новых фабрик, мануфактур, строений, и прочего, государственные доходы распределены были так, что не только никогда не было недостатка, но еще всегда довольно оставалось. И так не должно удивляться, что при таком благоразумном учреждении можно было назвать Государя более бережливым, нежели щедрым в рассуждении наличных денег. Он никогда не дарил деньгами людей, отличившихся какими-нибудь полезными предложениями; или иными заслугами, и которых сам он признавал достойными особенного награждения (ибо слепая привязанность и чужие предстательства не имели над ним силы); но жаловал их деревнями в завоеванных провинциях т. е. в Лифляндии, Эстляндии, Ингерманландии и Финляндии которые ныне в десять раз более приносят доходу, нежели чего бы стоил тогда его подарок. Вместо того, чтоб подарить кому-нибудь 1000 рублей, дарил он лучше 10 гаков земли[97], которые тогда хотя и были опустошены войною и моровою язвою, но ныне стоят от 20 до 30 000 рублей. Таким образом награждал он за заслуги без убытка своей казны и притом получал еще ту выгоду, что подаренные земли снова были заселяемы и рачительным прилежанием новых владельцев приводимы в состояние приносить государству новые доходы.

Многие получали по тогдашним обстоятельствам небольшое число гаков населенной земли и также немного годных к работе крестьян, но сверх того еще вдвое или втрое больше пустой земли, нежели сколько они могли обрабатывать. В последствии же, когда малолетные вырастали, пустые земли были заселяемы, и прилежанием владельца поместье становилось вдвое более против того, каково оно ему было пожаловано. Таким образом земли приводимы были в прежнее состояние и становились выгодными поместьями, которых податями казна обогащалась.

В рассуждении такой экономии благоразумного и бережливого Монарха не удивительно, что он в продолжение двадцатилетней Шведской и последовавшей потом Персидской войны никогда не имел недостатка в деньгах, и что он при заведении регулярного войска, сильного флота, новых городов, крепостей, гаваней, адмиралтейств, каналов и столь многих фабрик и мануфактур не только не вошел в долги, но еще по кончине его осталось несколько миллионов наличных денег.[98]

Петр Великий, желая доставить любимому своему повару, или до тогдашнему названию обер-кухмистру, Фелтену, небольшой прибыток, часто поутру приказывал ему приготовить у себя обед, и в тот день приводил к нему обедать человек 8, 10 или 12 из своих генералов, морских офицеров, либо министров, просиживал с ними часов до 4 пополудни, а расходясь к все гости должны были платить хозяину по червонцу.

Сей же обер-кухмистр просил Государя в восприемники к своему сыну. Государь пришел к нему в назначенное время, и по окончании крещения, поцеловал родильницу и положил ей червонец под подушку, отцу ж пожаловал для новорожденного сына деревеньку в Ингерманландии[99] за 60 верст от Петербурт, состоящую из 6 дворов и называемую Иотннисдорф.[100]

При столь многих геройских добродетелях и великих свойствах, какие имел Петр Великий, не был он свободен и от человеческих слабостей и также подвержен был своим погрешностям, как и все прочие люди. Сие известно было мудрому монарху; он сам признавался в своих погрешностях, и будучи в веселом расположении, обыкновенно говаривал: «Я знаю, что и я подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остеречь и показывать мне мои ошибки, как то Катинька моя делает.

Особливо примечено было в Государе, что он хотя впрочем был справедлив, но весьма вспыльчив и в первом жару делал иногда то, в чем после одумавшись сам раскаивался. В доказательство сего можно бы привести разные весьма известные случаи; но здесь довольно будет и одного из них.

Петр Великий учился токарному искусству и всегда имел к нему отменную охоту. Долговременным упражнением в оном успел он столько, что умел делать разные вещи весьма искусно. Между многими вещами его работы, показываемые в Петербурге в Академической Кунсткамере, отменное внимание заслуживает большое паникадило с 50 подсвечниками, сделанное из слоновой кости в виде сияющей звезды, которое Государь делал для Соборной церкви в Петербургской крепости. Его величество во дворце своем всегда имел особую комнату, где стояли разные мшанки для всякой токарной работы. В сей комнате работал и токарной мастер Андрей Нартов, искусный механик, бывший после при императрице Анне Иоанновне советником. При нем был и ученик, которого государь весьма любил за его проворство и отменную способность, и когда его величество приходил в колпаке в мастерскую свою комнату, то сев за работу приказывал ему снимать с себя колпак. Некогда государь, по обыкновению своему придя туда, сел за работу и мальчик тотчас подбежал снять с него колпак, как это всегда делал; но на сей раз был настолько неосторожен что вместе с колпаком захватил несколько волосьев и подернув их причинил Государю чувствительную боль. Государь разгневавшись вскочил со своего места, выхватил свой кортик и разрубил бы ему голову, если б мальчик испугавшись не убежал и не скрылся, так что никто уже не мог его найти.