Читать онлайн «Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)». Страница 24

Если Вам по истечении сроков "Сельскохозяйственная жизнь" и пр. перестанет нравится, то, пожалуйста, на подтопку не употребляйте и Николаевскому резать не давайте, а перешлите их в распоряжение С. Н. Прокоповича *".

"13. VIII. 1922

Александр Семенович! друг сердечный!

Большое Вам спасибо за № 6 "Новой русской книги" и письмо, а к Вам большая просьба: если будете печатать рецензию о Кремневской утопии, очень прошу псевдонима не раскрывать и насчет "исторической части" и всяких прогнозов исторического порядка не распространяйтесь, а то раскрытие псевдонима в № 5 мне уже обошлось весьма дорого, не хочу подливать масла в огонь **.

Привет!

А. Чаянов".

"18.1.1923

Дорогой Александр Семенович!

Макаров *** привел меня в ужас сообщением о том, какую рецензию на Кремневскую утопию он дал.

* Прокопович С. Н. (1871-1955) - известный русский экономист, профессор, деятель "Союза освобождения", министр продовольствия во Временном правительстве. Один из руководителей Всероссийского комитета помощи голодающим (1921 г.). После разгона комитета выехал за границу. Издавал в Берлине "Экономический вестник".

** В 1930 году А. В. Чаянов был обвинен в организации в 1926- 1929 годах подпольной "Трудовой крестьянской партии", арестован, сослан. Расстрелян 20 марта 1939 г. в Алма-Ате. Книга "Путешествие моего брата Алексея..." использовалась в качестве "антисоветской улики" по делу "Трудовой крестьянской партии".

*** Макаров Н. П. - воронежский экономист, в 1918 году - преподаватель Московского кооперативного института, единомышленник А. В. Чаянова. В 1930 году арестован по делу "Трудовой крестьянской партии".

Так как я вовсе не желаю попадать в Лубянку по возвращении в Москву, то вновь и вновь (я писал Вам об этом еще из Англии) прошу Вас выслать эту рецензию на мою цензуру. Макаров не возражает. Если № уже сверстан - выньте из верстки и замените другим, у Вас портфель всегда достаточный. В крайности сами выбросьте "колонный зал" и всякие публицистическо-политические бравады. Вообще я бы предпочел, чтобы Москве об этой моей работе не напоминали, но поскольку рецензия написана, придется печатать, и, ради Бога, пришлите корректуру.

А. Чаянов".

* * *

Русские эмигранты, начиная с Герцена и кончая изгнанниками и беженцами XX века, неоднократно задавались вопросом: в чем особенность именно русского эмигранта, чем он отличается, скажем, от многочисленных французских эмигрантов, оказавшихся в России после падения французской монархии?

Исследователи русской эмиграции неоднократно подмечали особенно тягостную, непреодолимую тоску русских за границей, их неумение, а часто и нежелание адаптироваться к местным условиям, как это делают многие другие эмигранты. Это нежелание перестать быть русским, стремление сохранить свою культуру, свой нравственный идеал с первых же лет жизни в изгнании проявились в огромной активности и поистине подвижнических усилиях эмиграции по созданию за рубежом русских школ, русских культурных центров, русских церквей, в которых продолжали бы гореть светильники русской культуры и духовности. Культурно-просветительская работа русского зарубежья настолько широка и многообразна, что одна она могла бы быть предметом научного исследования.

Серьезную попытку такого исследования предпринял П. Е. Ковалевский, опубликовавший в Париже в 1971 году большой труд, носящий справочный характер, - "Зарубежная Россия: история и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920-1970)". Им собран огромный фактический материал, который дается в книге практически в чистом виде - без комментариев и политических оценок. По сути дела, это краткая энциклопедия русской эмиграции.

"Борьба за просвещение и воспитание молодого поколения, покинувшего родину, началась с первых же дней русского рассеяния, - пишет П. Е. Ковалевский. - Уже в Константинополе как русским педагогам, так и общественным деятелям пришлось столкнуться с трагической проблемой тысяч детей, частью сирот или оказавшихся без родителей и без призора, а частью тех, которые хотя и имели родителей, но не имели возможностей ни продолжать свое образование, ни даже получить начатки знаний" 10.

К началу учебного 1924 года, то есть меньше чем за три года эмиграции, русские создали для своих детей 24 средние школы и многочисленные начальные, В условиях крайней скудости средств, общественной и бытовой неустроенности для налаживания школьного дела требовалась вся самоотверженность русской интеллигенции, чтобы решить эту почти непосильную задачу. Историк русской зарубежной школы В. В. Руднев * в своей книге "Зарубежная русская школа" писал в 1925 году о труде русского учителя в эмиграции, что называется, по горячим следам:

* Руднев В. В. (1879-1940) - член партии социалистов-революционеров, в 1917 году - городской голова Москвы. В эмиграции - член редколлегии парижского журнала "Современные записки". Умер в городе По вскоре после бегства из оккупированного немцами Парижа.

"Учитель получает нищенское содержание, составляющее лишь часть самого низкого беженского прожиточного минимума. Он вынужден зачастую пополнять свой бюджет тяжелым физическим трудом. В классе он вынужден обходиться без самых необходимых учебных пособий и приготовлять их самому во внеурочное время. Тем не менее и в этих условиях русский учитель не оставляет своего дела, не бросает его даже тогда, когда ему предоставляется возможность переменить свое занятие на более выгодную в материальном отношении профессию" 11.

Организацией русского школьного дела за рубежом занимались Русский Красный Крест и Земско-городской комитет (Земгор). В Германии в период наибольшего притока эмигрантов имелись детский сад, начальная школа, две средние школы, несколько интернатов и училищ. С самыми большими сложностями эмиграция столкнулась при организации школ в славянских странах Восточной Европы, поскольку на путях исхода беженцев скопилось огромное число детей. Пожалуй, наиболее тяжелым оказалось положение русских школ в отколовшейся от бывшей Российской империи Польше. По официальной статистике, на территории Польши и в отошедших к ней русских областях проживало на начало 20-х годов более 5 млн. русских.

Власти буржуазной Польши чинили всяческие препятствия для работы русских школ и преподавания русского языка. Фактически велась политика свертывания сложившейся системы русских школ. Им было предложено перейти на польский язык, те же школы, которые отказались от преподавания на польском, были закрыты. Большинство школьных зданий у русской общины было отобрано. Многие школы были лишены права выдавать аттестаты зрелости. От учеников требовали обязательного посещения богослужений в католических костелах. Большинство русских школ официально числилось как "частная русская школа в ликвидации". Политика гонений русского языка и русской школы привела к тому, что учиться мог лишь 1 процент русского населения. В 1922 году количество беженцев из России достигло в Польше нескольких сот тысяч. На всю эту массу людей приходилось всего 15 средних и 6 начальных школ. Трудности с организацией школьного дела были одной из важных причин быстрого оттока русских эмигрантов из Польши далее на Запад.

Однако чем сложнее становилось положение русских школ, тем сплоченнее и самоотверженнее действовала русская зарубежная интеллигенция для защиты настоящего и будущего своего языка и своей культуры.

Борьба за русскую школу - лишь один из многочисленных примеров самоотверженности русских за рубежом. И именно в этом была характерная черта русской эмигрантской интеллигенции - ее озабоченность общественными делами, ее готовность к служению общему благу.

Индивидуализм как характерная черта интеллигента в значительно меньшей степени присущ представителям русской культуры. Англичанин, француз, немец, еврей, итальянец, оказавшись за рубежом в добровольном или насильственном изгнании, стремится прежде всего утвердить себя как личность, устроить свою собственную жизнь, по возможности скорее изучить иностранный язык, получить местный паспорт. В этом одна из причин довольно быстрой ассимиляции этих народов. Я имел возможность много наблюдать, как быстро встают на ноги за границей, в частности во Франции, алжирцы, марокканцы, вьетнамцы, китайцы. И это при полном различии цивилизаций. Русские же, несмотря на общность европейской цивилизации, приживались за границей туго, медленно входили в жизнь, десятилетиями не могли материально встать на ноги.

Особенно это касалось интеллигенции. Ей не хватало особого "воздуха" русской общественной жизни, который, собственно, и сформировал русского интеллигента. Не хватало прежде всего привычной возможности работать для народа. Отсюда и в эмиграции тяга к созданию всякого рода комитетов помощи, общественных столовых, школ, детских лагерей, курсов, сиротских домов, пансионатов для престарелых - словом, тех учреждений, где можно было бы приложить врачующую руку к чужой беде. Несмотря на все распри, споры, политические разногласия и взаимные обвинения в предательстве, "воздух" русской эмиграции был пропитан идеями милосердия и общественной работы.