Читать онлайн «Губернские очерки». Страница 37

Отставной подпоручик Живновский. Об этом лице зри рассказ «Обманутый подпоручик»

Петр Федоров Забиякин, тридцати пяти лет, проситель, в венгерке и широких шароварах, носит усы и говорит тенором. Комплекции плотной Сентиментальный буян.

Александр Петрович Налетов, двадцати пяти лет, помещик. Смотрит очень гордо и до появления князя беспокойно ходит взад и вперед по комнате. С так называемыми gens de rien[58] говорит отрывисто, прибавляя букву э и подражая голосом и манерами начальственным лицам.

Фома Белугин, купец 3-й гильдии, в поношенном сюртуке и шелковой жилетке, физиономия замасленная, тучен или, лучше сказать, жирен от спанья; бороды не бреет.

Егор Скопищев – тоже, ходит в русской одежде, страдает одышкой и потому вздыхает.

Петр Долгий; Семен Малявка; Алексей Сыч – пейзане.

Анна Ивановна Хоробиткина, двадцати лет, жена канцеляриста, разодетая в пух, декольте и тщательно напомаженная.

Вдова, коллежская секретарша Шумилова, сорока лет; физиономию имеет оскорбленную, до появления князя стоит молча в углу и нередко вытирает слезящиеся глаза и сморкает нос.

Разбитной, двадцати двух лет, чиновник при его сиятельстве; баловень фортуны, из породы тех, которых губернские дамы любят за comme il faut;[59] ходит очень прямо и надменно, но, в сущности, добрый малый, хотя и пустой.

Дежурный чиновник.

Действие происходит в губернском городе Крутогорске.

Театр представляет приемную комнату в доме князя Чебылкина. При открытии занавеса просители стоят небольшими группами: Живновский с Забияк иным, Белугин с Скопищевым, Хоробиткина с Шумиловой; один Пафнутьев стоит особняком. Долгий, Малявка и Сыч стоят по стенке и по временам испускают глубокие вздохи.

Забиякин (Живновскому). И представьте себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз обращался я к господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…

Живновский. Да… да… християнский долг прощать повелевает… это, знаете, у русских в обычае…

Забиякин. Но, сознайтесь сами, ведь я дворянин-с; если я, как человек, могу простить, то, как дворянин, не имею на это ни малейшего права! Потому что я в этом случае, так сказать, не принадлежу себе. И вдруг какой-нибудь высланный из жительства, за мошенничество, иудей проходит мимо тебя и смеет усмехаться!

Живновский. А позвольте спросить, эту усмешку кто-нибудь видел?

Забиякин. Как же-с, были благородные свидетели: Павел Иваныч Техоцкий, Дмитрий Николаич Подгоняйчиков – все именно видели, как он с презрительным видом усмехнулся. Так что ж бы вы думали, Иван Карлыч-то? «Да я, говорит, тебя, скотина, в бараний рог согну; да ты, говорит, еще почище будешь, гадина, нежели еврей Гиршель»… Ну, и тут были тоже свидетели-с, как он меня таким манером обзывал! А Иван Карлыч на то намекают, что я здесь нахожусь под надзором по делу об избитии якобы некоего Свербило-Кржемпоржевского, так я на это имел свои резоны-с; да к тому же тут есть еще «якобы», стало быть, еще неизвестно, кто кого раскровенил-с.

Живновский. Да, да, по-моему, ваше дело правое… то есть все равно что божий день. А только, знаете ли? напрасно вы связываетесь с этими подьячими! Они, я вам доложу, возвышенности чувств понять не в состоянии. На вашем месте, я поступил бы как благородный человек…

Движение со стороны Забиякина…

То есть вы не думайте, чтоб я сомневался в благородстве души вашей – нет! А так, знаете, я взял бы этого жидочка за пейсики, да головенкой-то бы его об косяк стук-стук… Так он, я вам ручаюсь, в другой раз смотрел бы на вас не иначе, как со слезами признательности… Этот народ ученье любит-с!

Г-жа Хоробиткина (обмахиваясь и обиженным голосом). Их сиятельство, кажется, изволили забыть, что их ожидают просители.

Живновский (подмигивая Забиякину). Лакомый кусочек! а! посмотрите-ко, телеса какие!

Белугин (озлобленно). Да-с, часочка поди два уж дожидаемся!

Скопищев вздыхает; ему вторят Долгий, Малявка и Сыч; Пафнутьев усиленно шмыгает.

Кому делать нече, оно в охотку здесь разговаривать-то… (Смотрит на Живновского и Забиякина.)

Забиякин (Живновскому). Ведь этакой жестокий, необразованный народ! Даже подождать не может! даже не постигает, что образованные люди могут найти высокое наслаждение в откровенной беседе!.. Это у них, изволите видеть, не дело!

Белугин (усмехаясь). А неужто ж и дело – слушать, как вы сквернословите?

Забиякин (не слушая его). А знаете ли, что по-ихнему дело называется? продать связку-другую баранков, надуть при этом на копейку – вот это дело-с!.. Принадлежа к высшему классу общества, знаете, даже как-то совестно за них, совестно за отечество.

Живновский. А вот, дайте срок, мы их маленько переберем-с… у меня это такая уж манера: до страсти люблю трепать ихние бороды…

Белугин (язвительно, но с легким оттенком сомнения в справедливости своих собственных слов). Ну, это еще как удастся бороды-то трепать! Эва! не убивши еще медведя, уж шкуру продает!.. только чудо, право!

Живновский. Ладно, брат, еще так вычешем, что твой стланец! [39] (К Забиякину.) Так вы, собственно, по делу о жиде сюда пожаловали?

Забиякин. Да-с, вот и просьба в этом смысле написана… тут вот сбоку покрупнее написано вкратце содержание: о медленности крутогорского полицеймейстера Кранихгартена по делу об обиде евреем Гиршелем отставного прапорщика Забиякина – знаете, чтоб его сиятельству сразу было видно, в чем дело.

Живновский. Так вы тоже военная косточка?.. Очень рад, очень рад быть знакомым.

Забиякин. Как же-с; служил шесть месяцев в Крапивенском егерском полку; только в атаках быть не удостоился – что делать-с? всякому свое счастье!

Живновский. Очень приятно. Но знаете ли, я вам, как старый товарищ, правду-матку должен сказать: едва ли вы получите удовлетворение по просьбе…

Забиякин. Почему же-с?

Живновский. Потому что тут, знаете, шахер-махер, рука руку моет… (Шепчет Забиякину на ухо и потом продолжает вслух.) После этого, каким же образом? ну, я вас спрашиваю, будьте вы сами на месте князя!

Забиякин (пожимая плечами и обращая сентиментально глаза к небу). После ваших слов, что ж остается делать, как не склониться перед волею провидения!

Живновский. Тут, батюшка, толку не будет! То есть, коли хотите, он и будет, толк-от, только не ваш-с, а собственный ихний-с!.. Однако вы вот упомянули о каком-то «якобы избитии» – позвольте полюбопытствовать! я, знаете, с молодых лет горячность имею, так мне такие истории… знаете ли, что я вам скажу? как посмотришь иной раз на этакого гнусного штафирку, как он с камешка на камешок пробирается, да боится даже кошку задеть, так даже кровь в тебе кипит: такая это отвратительная картина!

Забиякин (конфузясь). Да вы, поручик, быть может, полагаете, что тут…

Живновский. И, полноте! уж, верно, тут найдутся всякие милые мордасы, любезные зуботычины… ха-ха!

Забиякин. Извольте видеть, были мы как-то в трактирном заведении, ну, и Свербило-Кржемпоржевский тут же…

Живновский. И фамилия-то какая анафемская! Ну, как же таких людей не бить-то!

Забиякин. Я, знаете, давно этого господина недолюбливал, потому что он хоть и не то чтобы совсем жид, а все-таки жидом припахивает… смесь, знаете, жида с меделянскою собакой…

Скопищев (вполголоса). Ведь эва что выдумал!

Забиякин. Только он сидит и прихлебывает себе чай… ну, взорвало, знаете, меня, не могу я этого выдержать! Пей он чай, как люди пьют, я бы ни слова – бог с ним! а то, знаете, помаленьку, точно бог весть каким блаженством наслаждается… Ну, я, конечно, в то время его раскровенил.

Живновский. Ха-ха! отлично! Знаете, вы напомнили мне мою молодость! (Жмет ему руку.)

Забиякин (с чувством). Ну, а вы, поручик, вы по какому случаю… здесь?

Живновский. У меня дело верное. Жил я, знаете, в Воронежской губернии, жил и, можно сказать, бедствовал! Только Сашка Топорков – вот, я вам доложу, душа-то! – «скатай-ко, говорит, в Крутогорск; там, говорит, винцо тенериф есть – так это точно мое почтение скажешь!» – ну, я и приехал!