Читать онлайн «Нити судеб человеческих. Часть 1. Голубые мустанги». Страница 20

Все казалось Камиллу не настоящим, временным. Стояли жаркие влажные дни. Вокруг селения было много озер, поросших камышом. Странно, но некоторые озера были с водой мутной, цвета жидкого кофе с молоком. В других же озерах вода была кристальной чистоты, и, остановившись неподвижно на берегу, можно было видеть, как из подводных зарослей выплывают большие рыбы. Набравшись терпения и простояв бесшумно над водой можно было наблюдать охоту затаившейся в водорослях щуки за мелкими рыбешками. И когда взмахнешь рукой, разгоняя беспечную подводную шушеру, щука зло посмотрит на тебя из прозрачной толщи, ударит хвостом и уйдет в заросли. Узбеки объяснили, что воду из прозрачных озер и арыков пить нельзя. Питьевой же была мутная вода, которую отстаивали в больших глиняных кувшинах, и которая тоже становилась прозрачной, но вкусной ее вряд ли можно было назвать. Кстати, озера с мутной водой оказались просто разливами многоводных арыков, которые во время дождей переполнялись выше всякой меры и даже грозили наводнением.

Было начало июня и время массового созревания урюка - абрикосов. Перезревшие плоды отрывались от ветвей под своей тяжестью. А если вдруг налетал ветер, то с задрожавших веток обрушивалось сразу множество прекрасных абрикосов. И надо было только знать места, тогда корзинка ваша или ваша сумка быстро наполнялись урожаем из чужого сада.

На другой день после прибытия в узбекский колхоз Камилл увидел здешних детишек. Мальчишки как мальчишки, но девочки! Их черные маслянистые волосы были заплетены в сотню мелких косичек! Их брови были соединены мостом через переносицу, - черной растительной краской, как потом он узнал.

Знакомство с мальчишками произошло так. Камилл отправился на задворки собирать абрикосы. Вдруг его окружили мальчишки, в основном его ровесники, которые вполголоса повторяли одну и ту же фразу:

- Амингни скей! Амингни скей!

Камилл сначала решил, что они говорят, что собирать абрикосы нельзя и собирался уйти - чего связываться. Но они стали подбирать с земли плоды, подбегали к нему и бросали их в его сумку, отбегали, повторяя при этом ту же самую фразу:

- Амингни скей!

Камилл подумал-подумал, и тоже стал говорить им:

- Амингни скей!

Узбечата немного опешили, но затем все продолжилось. Камиллу это надоело, и он решил уйти. Он оглядел окруживших его, но все же сохранявших дистанцию детишек - их было пять или шесть человек мальчишек. "Ну и черт с вами! Заладили повторять одно и то же!". Ему захотелось пописать и он, подойдя к глиняной стене, пустил на нее струю. Мальчишки издали удивленные возгласы. Камилл закончил свое дело и спокойно отправился к своему нынешнему жилищу. Мальчишки следовали за ним, но уже тех надоевших слов не было слышно. Они что-то пытались ему сказать, в их интонации слышались дружеские нотки, но смысла их слов Камилл опять же не мог разобрать. Уже гораздо позже он понял, что его, из-за длинных волос, приняли за девочку, и смыслом той надоевшей Камиллу фразы было то, что лелеют в своих мечтах юноши, заводящие знакомство с красивой девушкой.

На следующий день, едва завидев Камилла, его давешние приятели подбежали к нему, но вдруг удивленно глядя остановились. Пока Камилл соображал, чем он их поразил на этот раз, мальчишки подошли к нему и стали пальцем указывать на кепку, которая была на его голове:

- Вой! Доппусини айвоны бар! Ух, ты! У него тюбетейка с навесом! - раздавались удивленные возгласы.

В общем, маленький крымчанин не переставал удивлять маленьких аборигенов. Кроме Камилла среди прибывших в колхоз переселенцев были и другие мальчики того же возраста, но то ли они сидели по своим хижинам, то ли у них были свои почитатели.

На этот раз Камилл понял объект их интереса и, сняв кепчонку с головы, протянул им. Каждый из них примерил ее под насмешливые замечания приятелей, и только один малыш лет пяти отказался надевать на свою голову такой странный предмет. Потом мальчишки что-то говорили, о чем-то рассказывали. Отдельные слова казались Камиллу знакомыми, - его родной язык родственен узбекскому, - но уяснить смысла он все же не мог. Жестикулируя, его собеседники предложили ему куда-то пойти, и на этот раз Камилл их понял, и все они дружной компанией отправились к тому забору, где Камилл собирал накануне абрикосы. Набрав в траве плодов, они сели рядышком и стали весело их уплетать, причем новые приятели Камилла все что-то пытались ему объяснить. Потом мальчишки нашли в траве пару камней и стали колоть абрикосовые косточки и угощать Камилла.

Вдруг подул резкий ветер, на небо быстро набежала темная большая туча и раздались пока еще далекие раскаты грома. Узбечата вскочили на ноги и принялись с веселым ужасом орать:

- Мамагилдырок! Мамагилдырок!

 Было понятно, что означает это слово, и Камилл тоже вскочил на ноги и стал скакать вместе с новыми друзьями и кричать:

- Мамагилдырок! Мамагилдырок!

Начали падать крупные капли дождя, их становилось все больше и больше. Мальчишки все собрались под высокой плотной кроной, но прилетел мощный порыв ветра, и с деревьев на их головы посыпались плоды. Вдруг огромная ветка над ними не выдержала и с треском стала обламываться. Мальчики рванулись в сторону и едва успели спастись от рухнувшей махины, которая могла бы разрушить, окажись он под ней, целый дом местной конструкции. Поэтому-то аборигены не сажают урюковые деревья в непосредственной близости от построек.

Дети спаслись от опасности быть покалеченными, но оказались под хлынувшим с небес водопадом. Мгновенно они промокли насквозь, и искать укрытия уже не было смысла. Дождь был теплым, мальчики скользили на глинистой дороге и падали, но ливень сразу же смывал грязь с их спин и задниц. Оно бы и ничего, было от чего веселиться, но вдруг наступившие посреди дня сумерки пронзил блеск молнии, и прямо над головами загрохотало. Привычные к таким проявлениям стихии приятели Камилла весело заорали:

- Мамагилдырок!

Камилла охватил страх, особенно, когда молнии стали непрерывно одна за другой прочерчивать небо то над ними, то спереди, то сзади. Гром гремел не переставая, раскаты, казалось, взгромождались друг на друга, низвергались и разрывались, катились по небу большими шарами и, взрываясь, рассыпались малыми ядрами, которые, попеременно отскакивая то от земли, то от туч, исчезали вдали. Камиллу хотелось сейчас быть рядом с мамой и с папой, в сухом помещении, в безопасности.

…Страх перед бурными проявлениями стихии, как Камилл имел возможность убедиться впоследствии, превосходил страх перед падающими с неба бомбами. Во время дневных бомбежек он неоднократно со своими приятелями, теми, уже далекими от него, стоял где-нибудь на крыльце или лежал в каких-нибудь кустах, и смотрели они на пикирующие на городские кварталы советские бомбардировщики, а были люди там живущие уже, как видно, не советскими, так как жили под немцем, в оккупации. А когда немцы убегали, а наши войска входили в город, то бомбили неизвестно чьих, привыкших уже ко всяким напастям, все - и наши, и немцы. Когда бомба свистела, мальчишки знали, что упадет она не близко. Когда же после того, как пикировавший со страшным воем самолет отваливал, свиста бомбы не было слышно, то многоопытные ребятишки ложились на землю и закрывали головы руками. Но вот ночные бомбардировки были очень неприятны - лежали тогда Камилл с мамой во время налета под кроватью, ибо считалось, что кроватная сетка спасает от рухнувших стен.

... Грома гремели не переставая, новые друзья Камилла уже устали орать и прыгать, и все поплелись все же под какое-нибудь укрытие. Неподалеку оказалась небольшая постройка - три стены и соломенно-земляная крыша, туда все они и забрались. Сняв с себя нехитрые летние одеяния, мальчики остались голенькими, и стали отжимать воду из своих рубашек и штанишек. Одежда узбечат была предельно проста: штаны на затягивающемся шнуре длиной до колен из светлой домотканой бязи и из такой же бязи рубашки без привычного нам отложного воротника.

Гроза бушевала еще с полчаса, и внезапно, как и началась, затихла. Через полминуты уже ярко сияло солнце, и по колено в залившей селение воде мальчишки разошлись по домам...

- это из фольклора другого азиатского племени. Но и для жителей обширных плодородных земель в междуречье Сырдарьи и Амударьи абрикосы - важный элемент многовековой материальной культуры. Весной, в первые недели после серой зимы, когда только лук и вялая морковь, - если, конечно не считать пирожков из зеленого клевера, - разнообразят ежедневную еду из дробленого зерна и из надоевших лойи и маша, местных бобовых, весной еще зеленые твердые плоды абрикоса, именуемого здесь урюком, дети и взрослые грызут, посыпая солью, и это довольно вкусно и полезно для организма - в кислых плодах уже много витаминов, а соль, оказывается, способствует лучшему их усвоению. Потом наступают роскошные дни обилия оранжевого цвета в садах, на керамических блюдах, на дастурханах, на зеленых лужайках под деревьями, в больших плоских плетеных корзинах во дворах, на базарах, в руках замызганных ароматной мякотью малышей. Из урюка варят пастилу и разливают ее на камышовые циновки, разостланные на плоских крышах. Рядом на таких же циновках сушатся целые плоды, здесь же разложена под лучами солнца курага - две сцепленные между собой половинки абрикоса, напоминающие раскрытые створки ракушек, которыми устланы песчаные мелководья теплых морей. Косточки съеденных плодов или плодов, использованных для изготовления кураги, высушивают, затем калят в горячих углях и, отсеяв золу, подсаливают их, чуть приоткрывшихся и ставших похожими на фисташки. Все это для зимы, когда липкая грязь, мокрый снег, неслабые морозы, и ни тебе телевизора, ни даже электрического света, а только сиди под одеялом, накрытым на деревянный ящик, под которым на железном сетчатом поддоне горячие уголья того же урючного дерева. Лучшая древесина для очага, для получения долго не остывающих углей - древесина абрикосового дерева. И на вид поленья эти не спутаешь с другими - плотные, желтоватые, с приятным ароматом - вот бы такие для европейских каминов, да где уж!