Читать онлайн «Голодомор». Страница 43

Открытые колхозные поля, простиравшиеся на многие километры по обе стороны от дороги, сейчас казались местом величайшей битвы. То там, то здесь можно было видеть тела умерших от истощения колхозников, которые в последней надежде найти остатки неубранной картошки снова и снова приходили сюда. Они изнемогали от своих бесконечных поисков пропитания и умирали прямо на колхозном поле. Некоторые из этих обмороженных трупов, вероятно, лежали здесь уже несколько месяцев.

Никто не торопился увезти их отсюда и похоронить по-человечески.

Пятнадцатикилометровая дорога до города стоила нам большого труда.

Когда мы выходили из села, с севера задул холодный ветер, и горизонт заволокло тучами. Было трудно, особенно для мамы, идти против пронзительного ветра, но мы не сдавались, и после шести часов дороги навстречу ветру, увязывая и проваливаясь в снег, мы, наконец, добрались до окраин города. Здесь нас поджидала ещё одна ужасная картина.

В то время в районном центре не существовало канализационной системы, и нечистоты собирались обычно в ночное время специальной санитарной бригадой. Нечистоты перевозились на телегах в огромных емкостях и чаще всего сбрасывались вдоль дорог прямо за городом.

Казалось, что они облюбовали именно ту дорогу, которая вела к городу из нашего села, потому что по обеим сторонам дороги простирались склизкие полосы нечистот. Само по себе, это и раньше было неприятным зрелищем, но мы как-то привыкли не обращать внимания. Теперь, медленно продвигаясь вдоль этой загаженной дороги, нас прямо стало тошнить. Здесь и там, по поверхности нечистот виднелись окоченевшие трупы людей. Они лежали поодиночке и группами или даже один на другом, словно мусор. Некоторые тела частично были занесены снегом, и на поверхности виднелись только руки и ноги, а часть тел покрывал свежий слой нечистот. Грудные дети неизменно оказывались прижатыми к материнской груди.

Все эти умершие люди являлись крестьянами из ближайших сёл и деревень, ставшие жертвами голода. Лишённые всех средств существования, крестьяне видели единственный путь к спасению в городе, где они надеялись найти работу, немного еды и какую-нибудь помощь. Несмотря на запрет покидать пределы своих сёл, они массами пошли в город, к неудовольствию городского населения и городских властей. Они ходили по домам, умоляя о корочке хлеба или хотя бы картофельной очистки, но чаще всего – напрасно. Городские жители, существовавшие на скудные пайки, не могли поделиться с крестьянами достаточным количеством еды, чтобы спасти их от голодной смерти.

Ведь крестьян было так много! Они стояли или даже лежали вдоль улиц, на базарах, вокзалах, под заборами, в канавах. Они стали настолько обычным явлением в городской жизни, что горожане уже проходили мимо, не обращая внимания на мольбу и просьбы. Таким образом, после всех бесплодных попыток сельских жителей ожидала неизбежная смерть.

Мёртвые могли пролежать на улице несколько дней, словно это были не люди, а всего лишь дрова.

Часто умирающих от голода окружала милиция и, словно скот, выгоняла за пределы города, оставляя их на произвол судьбы. Умерших и тех, у кого уже не было сил самостоятельно передвигаться, грузили на телеги и вывозили за окраины города. Их сваливали в овраги или вдоль дорог вместе с нечистотами. Разве эти люди не заслужили права быть похороненными на кладбище, хотя бы в общей могиле?

Когда я и мама, наконец, добрались до Торгсина, там уже собралась большая очередь. Истощённые, похожие на скелеты или, наоборот, опухшие от голода человекоподобные существа стояли вокруг, прислонившись к стенам и телеграфным столбам, или просто лежали на тротуаре и на обочине дороги. Они смиренно ждали, что какие-нибудь великодушные покупатели сжалятся и поделятся с ними. Другие громко умоляли о помощи, выкрикивая слова и плача. Остальные молча и безропотно протягивали руки за подаянием. Среди толпы можно было заметить окоченевшие тела умерших людей, но на них никто не обращал внимания…

В дверях Торгсина нам сказали, что сначала надо идти в контору через дорогу, где производилась оценка вещей. Там нас направили к одному из оценщиков. Им оказался толстый мужчина, отделённый от нас железной решёткой, который, даже не глядя на нас, взял мамин медальон, взвесил его и бросил в ящик стола. Затем он протянул нам лист форму, чтобы мы написали свою фамилию, адрес и название ценности. После этих формальностей мы получили квитанцию с указанием суммы, которую нам разрешалось потратить: 18 рублей. Ещё один час мы потратили, дожидаясь своей очереди, чтобы войти в Торгсин. Наконец, мы очутились внутри.

Чего там только не было! Я не мог поверить своим глазам, казалось, что всё происходит во сне. Здесь было всё, в чём мы нуждались, и даже больше. Здесь были вещи, о существовании которых мы даже не догадывались или никогда раньше не видели. Некоторые товары я узнал только потому, что когда-то читал о них в книгах. Всё было красиво разложено и расставлено за стеклянными витринами. Всматриваясь в это изобилие еды, я почувствовал головокружение. Много месяцев я не видел даже самых простых продуктов. Я позабыл вкус настоящего хлеба.

Теперь, везде, куда бы я ни взглянул, рядами стояла вкуснейшая еда.

Меня охватил острый приступ голода, я еле удерживался на ногах. У меня сильно сводило желудок, а горло так сдавливало, словно чьи-то руки сжимали и крутили мою шею. Я был готов заплакать, но в этот я почувствовал, как мамина рука легла мне на плечо. Она поняла моё состояние. Возможно, она испытывала те же чувства. Я взглянул на неё, она улыбнулась в ответ и тихо сказала: "Мужайся, сынок!". Эти слова успокоили меня, и дали мне силы преодолеть свою слабость.

Мы решили купить только самые основные и самые необходимые продукты, поэтому, дождавшись своей очереди у прилавка, мы, не колеблясь, быстро выбрали то, что нам нужно. Мы купили немного масла, солёной свинины, сала, две буханки хлеба, сахар и кое-что ещё, чтобы набрать точно 18 рублей. Большинство этих товаров было аккуратно упаковано в коробки, консервные банки и мешочки. К нашему изумлению мы обнаружили, что на этикетках напечатано "Сделано в

СССР". Значит, эти товары предназначались для продажи за рубежом.

Закончив с покупками, мы, как можно, незаметнее и скорее вышли из магазина и направились домой. Нас не пугала вероятность быть ограбленными в дневное время, потому что мы находились в таких же условиях, как и другие голодающие сельские жители, мы и выглядели, как они: худые и осунувшиеся, одетые в лохмотья, с нищенскими котомками за плечами. Никто в здравом уме не подумает, что в этих картофельных мешках мы несём несколько килограммов солёной свинины и других продуктов, которые для нас стали самым большим сокровищем на земле.

Уже по дороге домой мы не могли удержаться, чтобы не попробовать немного хлеба и свинины. Это было так вкусно! Мама сказала, что нам не стоит набрасываться на еду, иначе можно заболеть. Темнело, и нам было страшно возвращаться той же дорогой, что мы шли днём. Поэтому мы решили пойти на вокзал в надежде сесть на поезд, который делал остановку на станции, находившейся в пяти километрах от нашего села.

Это укоротит и обезопасит наш путь.

Оказавшись на вокзале, мы увидели подходящий к платформе товарный поезд. Невдалеке, у путей, толпились люди. Мы подошли к ним: в луже крови лежали искалеченные части человеческих тел. Кто-то сказал, что это было самоубийство: женщина, державшая на руках ребёнка, прыгнула под проходящий мимо поезд. Любопытные по одному стали расходиться, а изуродованные тела матери и ребёнка оставались лежать на том же месте, и больше на них не обращали внимания. Никто не проронил слезу и не выразил никаких чувств по поводу трагедии, все были слишком оцепеневшими.

Мы пошли к зданию вокзала. Здесь тоже было много народа. Все эти люди пришли сюда из окрестных сёл и деревень в последней надежде найти пропитание. Они надеялись, что из чувства сострадания какие-нибудь пассажиры бросят им кусок хлеба из окон походящего поезда. Кое-кто мечтал найти заработок. Были и такие, кто принёс последнее, что имел, с целью обменять на хлеб или продать за деньги.

Они сидели прямо цементной платформе, влажной от снега, выставив на обозрение "товар": национальные украинские костюмы, украшенные прекрасной ручной вышивкой, домотканые скатерти с вышивкой, вышитые полотенца и коврики. Некоторые из этих вещей годами хранились в сундуках в качестве наследства. Но сёйчас на эти ценные предметы не находилось покупателей. Проходящих поездов было немного, а местные жители хотели купить только что-нибудь съестное. Все, за исключением партийных и государственных служащих, а также дельцов чёрного рынка, страдали от голода.

Большинство людей, заполнивших зал ожидания, стремилось купить билеты куда-нибудь севернее Украины, в Россию, где не лютовал голод.