Читать онлайн «Университетская роща». Страница 51

Они стояли на краю небольшого поля, игравшего на солнце богатым алтайским разнотравьем. Утро высветило свежестью молодые, преображенные походной жизнью лица, и Крылов залюбовался ими. Юность сама по себе уже есть красота…

Он подошел к живописной группе, ожидавшей его, и с лукавой улыбкой преподнес каждому молодому человеку по букетику.

— С добрым утром, господа экскурсанты! Нуте-с, кто из вас может назвать вот эти растения?

— Доброе утро, Порфирий Никитич! Ну, мы это мигом…

С детским любопытством студенты завертели букетики, перебирая, рассматривая каждый цветок.

Первым сдался маленький Ефремов.

— Простите, Порфирий Никитич, — смущенно сказал он. — Но, кажется, об этом ничего не говорилось в зимних лекциях господина Коржинского. Во всяком случае, я что-то не припоминаю.

— Точно, не говорилось, — согласился Крылов. — Вот поэтому я и хочу, чтобы вы сами, при помощи только собственных наблюдений, определили, что это за растения.

— Я не смогу, — честно признался Ефремов.

— И я.

— Я тоже.

— Да ведь трудно так-то, с первого взгляда, — пробурчал Завилейский.

Крылов выслушал всех и покачал головой.

— Это вам только, господа, так кажется. Возьмите-ка вот эти листочки… Так. А теперь слегка потрите меж пальцами.

— Мята! — радостно, словно пробуждаясь, воскликнул Аптекман. — Господа, мята!

— Верно, — подбодрил начинающего естествоиспытателя Крылов. — Mentha arvensis Linnei. Мята полевая, впервые описанная великим Линнеем. А вот эту стрелочку… Попробуйте, прошу, на вкус.

— Это и пробовать незачем, — сказал Ярлыков. — Чесноком ухает.

— Я тоже знаю, Порфирий Никитич! — обрадованно перебил его Ефремов. — Очень даже хорошо знаю… — Черемша это! Дикий чеснок. У нас в Иркутске ее на зиму запасают. Солят и маринуют. От цинги хорошо… — он откашлялся и торжественно, на манер древнего гекзаметра, продекламировал: — «Мест перемена различных отнюдь для того не опасна, кто принимает чеснок поутру на тощий желудок».

— А вот травка… Кислая-кислая! Квасом отдает.

— Правильно, — похвалил Крылов наблюдательного «парижанина». — И относительно черемши все верно. И кислицу разгадали. И душицу… А говорите, ничего не знаете! Оказывается, человек с помощью своих только ощущений может определить значительное число растений: по запаху, вкусу, внешнему виду… Через собственный опыт шли наши предки. И наука ботаника так начиналась. Ну и что же, по-вашему, господа, представляет из себя эта наука? Наша глубокоуважаемая, вечно живая и юная гречанка Ботанэ? Давайте припомним.

Студенты заулыбались. Странновато слышать такие слова из уст немногословного, сурового и, как им казалось, старого человека.

— Ботаника — это наука о растениях, — высказал предположение тоболяк Брызгалов.

— Чему же она учит?

— Узнаванию трав…

— Великолепно! Вот вы сами и дали классическую формулу: ботаника — это наука, с помощью которой можно быстрее всего распознать наибольшее число растений. Но прежде чем приступить к узнаванию или, как принято в ботанических кругах говорить, к определению растений, их надобно собрать, засушить, доставить с мест обитания. В сборе и хранении растений тоже есть свои особенности, даже секреты. Цель нашего с вами экскурсирования и предполагает знакомство с этими секретами…

Крылов увлекся. Рассказал о том, что научная ботаника поначалу описывалась стихами, еще задолго до знаменитого Гиппократа и его школы. Что самые настоящие медицинские предписания в стихах были еще у Сервилия Дамокрита, в I веке до новой эры. К примеру, стихотворение о лекарстве из головок мака, рецепт припарки, стихи о белом пластыре… Разве это неинтересно? Что существует символика растительного мира. Дуб — символ силы и крепости, кедр — постоянство и твердость, кипарис — печальный кладбищенский знак, подсолнечник — постоянная любовь, плющ и виноград — атрибуты Вакха, олива — мир и спокойствие, цветущий гранат — дружба.

Ну и, конечно, ландыш — символ профессии врача! Нежно-белый и целебный ландыш… Что у разных народов существовали и существуют священные деревья: лиственница-мать, кедр-отец…

— Испокон веков люди изучали растительный мир, без него не мыслили своей жизни, всегда связывали с ним свои чаяния… Вот почему в мифологии встречаются: Милосердие — с масличной ветвью в руке, Надежда — в венке из цветов. Правда — с пальмовой веткой, Целомудрие — с цветком лилии…

Крылов торопился. Ему захотелось — разом, в один прием! — передать молодым людям все то, чему он сам, профессиональный ботаник, учился долгие годы. Он впервые почувствовал ни с чем не сравнимую пьянящую радость лектора, которому внимают, которого жадно слушают… И он говорил, говорил… О том, что растения необходимо уважать. Собирать в сухую погоду, после того, как исчезнет роса. Иначе влажные экземпляры дольше сохнут, легче самосогреваются, а затем темнеют и даже загнивают… Растения следует выкапывать целиком, лопаточкой, бережно, стараясь не повредить корень. Если нет папки-ботанизирки, укладывать можно в любую корзинку, непременно рыхло, не надавливая, не ломая стебли. И не более, чем через один-два часа разобрать ту корзину и разложить содержимое на сушку…

Должно быть, это была весьма оригинальная лекция.

Крылов говорил бы еще, если б не заметил, что его слушатели как-то поскучнели, начали устраиваться на траве, снимать пиджаки, позевывать… Он оборвал себя и несколько сконфуженно закончил:

— Вот, собственно и все. Я понимаю: не все сразу запомнится.

Но вы, господа, не стесняйтесь, задавайте вопросы. Я к вашим услугам. А сейчас можно приступить к делу.

Студенты разбрелись по полю.

Поначалу они довольно азартно включились в собирательство. Конечно, в этом состоянии было много от обыкновенной эйфории горожанина, после долгой и не всегда сытой зимы попавшего в лес, когда любая травинка попервости воспринимается как чудо, а затем наскучивает. Так и студенты. Долгая-долгая зима, да книги при свече, да экзамены, да скудные столовские обеды — и вдруг солнышко, цветы, воля, лесной воздух… Как тут не обнять, не взять в охапку весь мир, все его сказочное богатство?!

Что ж, придется терпеливо разбирать эти охапки, дабы не превратить собранные сокровища в сено, как любил говаривать Коржинский.

Крылов расстелил под ажурным березовым шатром холстину, принялся раскладывать травы и забылся работой.

Было далеко за полдень, когда он оторвался от коллекций и огляделся.

Нещадно палило солнце. В ушах стоял сиповатый гул: дикие пчелы трудолюбиво обжужживали сиреневые маковки клевера. Студентов не было видно. Одни лишь Nicola сидел под немилосердным солнцем и что-то писал.

— Где остальные? — поинтересовался Крылов, подойдя к нему.

— Н-на речке, — вздрогнул от неожиданности Ефремов и локтем загородил тетрадь.

— А вы что же? Отчего не пошли с ними?

Юноша виновато опустил голову. Тетрадь шевельнулась и раскрылась и, раскрытая, соскользнула в траву. Крылов увидел, что в ней с большим старанием и любовью изображена кровохлебка лекарственная и снизу по-латыни стояло ее научное имя.

— Зачем же вы… под солнцем? — Крылов закрыл тетрадь и подал ее Nicola. — Пойдемте-ка лучше в тень.

— Вы правы. Спасибо, — в замешательстве поблагодарил юноша и потер лоб. — Не заметил, как фуражка слетела.

Они вышли на опушку леса.

— Интересуетесь ботаникой? — осторожно спросил Крылов и заранее пожалел о своем вопросе: у услужливого ученика всегда наготове положительный ответ.

— Нет, — неожиданно ответил Ефремов. — Но я считаю, что для врача не может быть лишних знаний.

Крылов посмотрел на него с уважением.

— Я с вами искренне солидарен, — сказал он, чувствуя, как вновь отмякает душа. — Нынешние врачеватели порой по незнанию, порой по недомыслию несправедливо забывают о зеленой аптеке. Старые травознаи уходят, секреты их мастерства утрачиваются. Нельзя образованным людям закрывать на это глаза. Особенно здесь, в Сибири, на Алтае, в этих богатейших кладовых лекарственных трав.

— Да, я читал где-то, что на Руси еще в XVI веке издавались русские «Вертограды». Книги такие, травники. А в XVII веке особый Аптекарский приказ руководил сбором и даже разведением лекарственного зелья, — поддержал разговор юноша, освобождаясь от природной робости. — Этот приказ выпытывал от купцов, вернувшихся из Сибири, сведения. Например, о зверобое. Еще московский царь Михаил писал сибирским воеводам, чтобы они собирали, сушили и терли зверобой в муку. «А оной присылать в Москву по пуду на всякий год».

— Трава от 99 болезней? — улыбнулся Крылов. — Чудо-трава… «Как не испечь хлеба без муки, так не вылечить человека без зверобоя», — говорят в народе. Это верно. Сибирь богата не только зверобоем. Но, к сожалению, в зеленом море так мало знающих лоцманов. Понимаете?