Читать онлайн «Потемкин». Страница 35

Опасения императрицы не были беспочвенными. Очень скоро, в марте, в правительственных кругах возникли ожесточенные споры по поводу необходимости заключения скорейшего мира. Г. Г. Орлов выступил резко против уступок Оттоманской Порте, Потемкин высказывался более осторожно, примыкая к позиции Н. И. Панина31. Между экс-фаворитом и новым любимцем начались первые трения.

В конце этой записки сказано: «Всего дни с три осталось для нашего свидания, а там первая неделя поста, дни покаянья и молитвы, в которых вас видит никак нельзя будет, ибо всячески дурно, мне же говеть должно». Великий пост в 1774 году начался 3 марта32, следовательно, записка написана 28 февраля.

Таясь от чужих глаз, влюбленные встречались очень поздно. Это нарушало привычный для Екатерины ритм: императрица была «жаворонком», вставала в 5–6 часов утра, ложилась тоже рано. Ночная жизнь плохо сказывалась на ее здоровье. «Я думаю, — писала она Потемкину, — что жар и волнение в крови оттого, что уже который вечер…поздно ложусь, все в первом часу; я привыкла лечь в десять часов; сделай милость — уходи ранее вперед»33.

Вскоре императрица сообщила любимцу, как принято в обществе его возвышение: «Между собою говорят; нет, дескать, это не Александр Семенович Васильчиков, этого она инако ведает. Да есть и кого, и никто не дивится, как будто давно ждали, что тому быть так»34.

В реальности реакция придворных кругов и дипломатического корпуса была далеко не такой благостной. Там действительно очень быстро догадались, что Потемкин — это не Васильчиков, что его «инако ведают». Новая сильная фигура на шахматной доске российской политики настораживала слишком многих игроков.

Традиционно сильная прусская партия в целом была довольна. Потемкин казался берлинским дипломатам креатурой Панина, а Панин уже много лет был «их человеком» при петербургском дворе. Посланник граф В. Ф. фон Сольмс доносил 15 марта Фридриху II: «По-видимому, Потемкин сумеет извлечь пользу из расположения к нему императрицы и сделается самым влиятельным лицом в России. Молодость, ум и положительность доставят ему такое значение, каким не пользовался даже Орлов… Граф Алексей Орлов намерен отправиться в Архипелаг раньше, чем предполагал, а князь Григорий Григорьевич, как говорят, высказывает желание уехать путешествовать за границу.

Потемкин никогда не жил между народом, а потому не будет искать в нем друзей для себя и не будет бражничать с солдатами. Он всегда вращался между людьми с положением; теперь он, кажется, намерен дружить с ними и составить партию из лиц, принадлежащих к дворянству и знати. Говорили, что он не хорош с Румянцевым, но теперь я узнал, что, напротив того, он дружен с ним и защищает его от тех упреков, которые ему делают здесь»35.

Как видим, Сольмс подчеркивает положительные качества нового фаворита — его ум, связи, умение ладить с влиятельными людьми. Дипломат противопоставляет Григория Александровича Орловым, которые «жили среди народа», «бражничали с солдатами» и искали для себя друзей на дне русского общества. Кроме того, упреки Румянцеву делали именно Орловы. Командующий был сторонником умеренной линии на переговорах с Турцией. И Григорий, и Алексей демонстрировали резкое несогласие с малейшими уступками и на заседаниях Совета выражали недовольство Румянцевым, в то время как Потемкин неизменно защищал своего покровителя.

Совсем иначе на возвышение нового фаворита отреагировали английские дипломаты, поддерживавшие контакты не с Паниными, а с Орловыми. Под пером сэра Р. Гуннинга Потемкин куда менее обаятелен и положителен, чем у Сольмса. 4 марта посланник писал: «Васильчиков, способности которого были слишком ограничены для приобретения влияния в делах и доверия своей государыни, теперь заменен человеком, обладающим всеми задатками для того, чтобы владеть и тем и другим в высочайшей степени. Выбор императрицы равно не одобряется как партией великого князя, так и Орловыми. Это Потемкин, прибывший сюда с месяц тому назад из армии, где он находился во все время продолжения войны и где, как я слышал, его терпеть не могли. Он громадного роста, непропорционального сложения, и в наружности его нет ничего привлекательного. Судя по тому, что я о нем слышал, он, кажется, знаток человеческой природы и обладает большей проницательностью, чем вообще выпадает на долю его соотечественников, при такой же, как у них, ловкости для ведения интриг и гибкости, необходимой в его положении, и хотя распущенность его нрава известна, тем не менее, он единственное лицо, имеющее сношения с духовенством»36.

Как видим, неприязнь Гуннинга к Потемкину подкреплялась еще и общей русофобией дипломата.

О том, как возвышение Потемкина было воспринято в придворном обществе, дают возможность судить письма двух высокопоставленных дам — Е. К. Сивере, супруги новгородского губернатора Я. Е. Сиверса, находившейся в тот момент в Петербурге, и Е. М. Румянцевой, жены фельдмаршала. Последняя уведомляла мужа о первых шагах его протеже. Она была глазами Петра Александровича при дворе и, как умела, снабжала его необходимой информацией.

20 марта Румянцева писала: «Все здесь странною манерою идет. Не так, как прежде, содержена в публике благопристойность. Григорий Александрович Потемкин теперь ту методу ведет, что во всех ищет дружбы. Александр Семенович Васильчиков вчера съехал из дворца к брату своему на двор. Сказывают, будто две тысячи душ ему пожалуют и денег. Я теперь считаю, что ежели Потемкин не отбая-рит пяти братьев Орловых, так опять им быть великими. Правда, что он умен и может взяться такою манерою, только для него один пункт тяжел, что великий князь не очень любит… Графа Панина состояние или кредит стал гораздо лучше. А Григорий Александрович с ним очень хорош, и граф Панин мне намедни сказал, что Григорий Александрович твоему графу (Румянцеву. — О. Е.) служит. Итак, батюшка, теперь мой совет тебе адресоваться писать к Григорию Александровичу. Он, как был в армии, все знает, переговорит наедине с императрицей». 8 апреля Румянцева продолжала ту же тему: «Григорий Александрович столько много тебе служит. Вчерась он мне говорил, чтоб ты к нему обо всем писал прямо, что я и советую, во-первых, он во все входит, да и письма все кажет императрице»37.

Я. Е. Сивере был видным администратором екатерининского царствования, с ним императрица поддерживала переписку и часто полагалась на его суждения в вопросах работы государственного аппарата на местах. Из столицы жена сообщала ему последние новости. 31 марта она писала: «Новый генерал-адъютант дежурит постоянно вместо всех других. Говорят, он очень скромен и приятен». 10 апреля: «Покои для нового генерал-адъютанта готовы, и он занимает их. Говорят, что они великолепны». 17 апреля: «Потемкина хвалят; он состоит в хороших отношениях к Панину, который когда-то, в опасное время, спас его от происков Орловых и отправил его с каким-то поручением в Швецию». 28 апреля: «Потемкин был в ложе (театра. — О. ?.), с ним беседовали (императрица. — О. Е.) много во все время представления. Он пользуется большим доверием. Говорят, он отличается щедростью». 9 мая: «Недавно Потемкин сделался членом Государственного совета»38.

Возвышение Потемкина шло стремительно, 15 марта 1774 года он был назначен подполковником лейб-гвардии Преображенского полка39, где императрица являлась полковником. 21 апреля в день рождения Екатерины получил орден Святого Александра Невского40. 30 мая был пожалован в генерал-аншефы41. Такая стремительная карьера задевала многих вельмож.

В мае 1774 года Екатерина ввела Потемкина в Совет. В этот государственный орган входили самые высокопоставленные лица, имевшие чины 1-го и 2-го классов: граф Н. И. Панин, князья Голицыны, граф 3. Г. Чернышев, граф К. Г. Разумовский, князь Г. Г. Орлов, князь А. А. Вяземский42. Как генерал-поручик, Потемкин имел чин 3-го класса. Шаг императрицы был нарушением субординации между ее советниками, и хотя вскоре Григорий Александрович стал вице-президентом Военной коллегии, то есть сравнялся по чинам с другими членами Совета, ропот среди вельмож не утих.

Многие члены Совета затаили обиду на «фаворита-выскочку». Из всех только Кирилл Григорьевич Разумовский поддержал Потемкина сразу и открыто. Камер-фурьерский журнал зафиксировал, что в 1774–1775 годах императрица часто обедала в обществе всего двух приглашенных — дежурного генерал-адъютанта Потемкина и сенатора графа Разумовского. Екатерина в сопровождении Григория Александровича запросто бывала у Разумовского в гостях43.

Тем временем отношения с другими вельможами складывались все напряженнее. Назначение Потемкина подполковником Преображенского полка было заметным наступлением на интересы Орловых, так как прежде этим полком командовал Алексей. Отбыв в 1770 году с русским флотом в экспедицию в Архипелаг, Алексей в течение нескольких лет не мог заниматься делами полка и изрядно запустил их. Дошло до того, что офицеры разъезжали по городу на плохих лошадях и щеголяли ржавыми палашами. Со всем этим пришлось разбираться Потемкину, на казенный счет положение было поправлено, но отношения с Орловыми стали еще более натянутыми.