Читать онлайн «Семирамида». Страница 49

Что же, Гришка теперь не от нее получил необходимое предупреждение. Не зная о том, все они работали на нее: оба Разумовских, Михайла Воронцов и прочие. Знал юлько Бестужев. А Орловы пусть и будут на своем месте. Теперь же надо установить всему конец.

Никакого здесь законного суда не следует делать, чтобы не плодить слухов, а обойтись одной комиссией. Хитрово выслать пока в свою деревню, а еще Рославлева, что предлагал для нее разных мужей, — в службу при крепости святой Елизаветы. Взяв из стопы отдельный лист, она написала сверху: «Генерал-поручику и сенатору Суворову… Василий Иванович. Все сие служит вам во известие… Трактуйте дело секретно, а естьли найдете за нужно Хитрова арестовать, то конная гвардия караула по приставьте к нему, но с другова полку». Писала она такие бумаги только по-русски и от других требовала…

Положив обе руки на стол, десять минут она отдыхала. Тараканы все бегали за буфетом. С внутренней усмешкой подумала она, что русское название им прусаки. То не лишенное наблюдательности сравнение. Твари эти рыжеватого колера, поджарые и с весьма большими аппетитами. Прозвища, общие и приватные, тут даются навеки. Любопытно, как ее когда-нибудь назовут…

Следующее по порядку дело было представление о Петербургском генеральном гошпитале. Больных там находится 671 человек, из коих более двух третей одержимы франц-венерией, полученной от непотребных женщин. Предлагалось ко всем воинским командам послать указы: которые из воинских чинов в этой болезни найдутся, таких допрашивать, от кого ее получили. Тех женщин велеть сыскивать и, если найдутся одержимы той болезнью, лечить их на казенный счет. По излечении же отсылать в Нерчинск на поселение или в другое место. Солдатских жен отдавать мужьям с расписками и подтверждением, чтоб их содержали и до непотребства не допускали, а помещичьих и прочих посылать к их владельцам… Она подумала и написала сенатору об особом смотрении, чтобы женщины притом пе были по-пустому оклеветаны. А кто сделает это, пусть посекут.

Еще 6 февраля был от нее направлен именной указ: «Известно нам, что во всей Сибирской губернии и Иркутской области положенный ясак с тамошних жителей с крайним отягощением и беспорядком собирают или, справедливее сказать, посылаемые для сбора ясака сибирские дворяне, козаки и дети боярские не настоящие положенные ясаки в казну нашу сбирают, но бессовестным образом всех таковых безгласных и беззаступных ясачных, как-то: якутов, тунгусов, чукч, братских козаков и прочих народов грабят и до конца разоряют…» Все они суть россияне — бесчисленные эти народы, только рознятся по языку. Раньше или позже придут к единству, и держава сия от Петра Великого призвана обезопасить их в своем отечестве наперекор тому, что делалось диким образом в прошлые веки. Не может тут быть ни одного народа гадкого или поганого. Гвардейский капитан Щербаков, которого повелела отправить в Сибирь для суровой ревизии и отвращения всех тех вредностей, до места еще не доехал. «Всемерно ускорить и держать в постоянном нашем внимании», — написала она.

С Киргизской украйны двое яицких козаков явились к канцлеру и привезли письмо почему-то от султана Младшей киргиз-кайсацкой орды, который просит за них, что, мол, «козаки за великую себе обиду и поругание будут считать, если их отдадут в команду Могутову, да и брат мой, и я, и весь киргиз-кайсацкий народ будут этим недовольны». Вон как уже близки сделались украйные козаки с ордынцами, что общий интерес в чем-то имеют. Она направила дело на разбор к президенту военной коллегии, приписав: «Только сумнительно весьма, что киргисцы об них просят».

Еще вдова калмыцкого хана Дундука-Омбы, что при покойной императрице вместе с тремя сыновьями приняла крещение и назвалась Верою, живет теперь в Енотаевске, где знается с калмыцкими попами. Хотя при первой неделе великого поста она и говела, но бригадир Бехтеев, коему доверено надзирать за калмыками, сомневается, что не ела скоромное и не отступится ли от православия. Дело тут было сложнее, чем понимает бригадир. Она подробно разъяснила на полях: «Когда княгиня Дондукова жила в кадетском корпусе, с сыновьями, она всегда ела мясо, и докторы того корпуса знают, что рыбы есть не может. Итак, надлежит весьма осторожно быть, чтоб не конфондировать закон с тою политикою, которую они, может быть, употребляют для приласкания калмык».

С южной Украйны пришло известие, что не по-пустому приезжал в Киев старший канцелярист генеральной войсковой канцелярии Туманский. Подтвердилось, что не только с митрополитом и с архимандритом шла у него речь об утверждении нового гетмана из сыновей Кириллы Разумовского. Получалось вроде наследственного королевского правления в этой Украйне, что и самой глубине противоречит историческому смыслу. Держава эта едина, и тем паче родственные малороссы не должны выделяться из общего порядку. А что Разумовские — ближайшие к ней люди, так и примером пусть станут для других. От постели заработанное гетманство и доживает с ними свой век.

Тем более это важно, что в той Украйне предстоит первейшее дело. В Новую Сербию, что образовалась там при покойной императрице, бегут с турецкой стороны болгары, валахи, молдаване, сербы и греки, даже армяне с понтийского берега. Также и раскольники возвращаются из польских пределов, услышав об остановке к ним гонительства. Все теснятся возле крепости святой Елизаветы. Тут же и Сечь топчется с ними. А к морю на тыщи верст в обе стороны пустая земля, на которой лишь татарам разбег. Расклад во времени такой, что обязательно идти России к тому морю…

Долго еще сидела она с фискальными бумагами. Коли все будет исполняться, как ею повернуто, то вместо восьми прежних миллионов бюджет российский в текущем году уйдет миллионов за пятнадцать. То лишь начало…

Прочитав также прибывшие сегодня письма, она принялась писать ответы. «Ветры, холод и непрестанные дожди с происходящей от того грязью», — сообщала она Панину. К генерал-прокурору Глебову доверительно приписала: «Я получила все ваши посылки и надеюсь последние доклады скоро к вам возвращать. Ненастье и скука в Переяславле равны; дом, в котором живу, очень велик и хорош и наполнен тараканами…»

Помогающей раздеться и привести себя в ночной порядок девушке она, как водится, сказала: «Спасибо тебе, голубушка!» Много лет назад ударила она Василия Григорьевича Шкурина. И однажды еще было, что такую же девушку обругала. Через час она позвала ее и попросила извинения за расстройство в чувствах. С тех пор лишь тихим голосом говорила с кем бы то ни было, а главнее всего, с прислугой…

Уже в постели она подумала о Гришке. Потянулась и снова улыбнулась…

Звезду сего народа ясно обозначил великан. То священный завет Петра Великого, и в этом направлении движется цивилизация. Так расчислен исторический ход, что в Европе только оборонительную войну назначено вести России, и в сохранении там равновесия ее задача. Главное же приложение ее потенции — на юг и восток, и никакому другому народу не дано совершить тот подвиг. Тамерланова угроза во всякий век оттуда миру не должна продолжаться.

Да, Малая или Белая Русь, Казань, те же калмыки или кайсаки всякий в отдельности не смогут противостоять тому многообразному дракону. Дело тут не в том или ином народе, а в идее вселенского истребления и убийства цивилизации, таящейся в первобытном инстинкте. И греки с валахами и болгарами, прочие бесчисленные народы в Морее и в Кавказе не в силах сами сорвать удушающее ярмо, набрасываемое всякий раз на них еще со времен персов. Македонский герой так и не исполнил до конца назначенную ему роль. Обезопасить и обжить эту великую равнину для мирного хлебопашества, чтобы негде и прорасти было драконовым зубам, составляет русскую державную политику на века…

Так же как все прошлые дни, шел дождь. Водяная пыль наполняла небо и землю, серым покрывалом кутая деревья с темными нераскрытыми листьями. И редкая трава была бесцветной и холодной. Белели сквозь туман церкви на холмах. Дорога становилась ровнее и шире…

А Европе надлежит не мешать такому тысячелетнему подвигу. Поэтому и не сделала возобновление войны с Пруссией, что многие неудобства виделись от того к будущем. Хотя бы что от прусского упадка Австрия опочила бы зубы не в ту сторону. Пускать на Европу калмыков с козаками — противоестественно высшей российской задаче. К великой пользе и желанию надир-шахов был бы только такой поворот, чтобы принять России на себя драконово дело. И аннексии в улежавшейся после гуннов Европе всегда прорастут в истории ядовитыми плодами. Опрокинув разбойную Швецию, Петр Великий от того удерживался.