Читать онлайн «Бремя государево (сборник)». Страница 24

На тринадцатый день своей стоянки на берегу Дона Тимур особенно был не в духе. Знаменитые князья и эмиры собрались к его шатру, ожидая обычных приказаний, но не показал им лица своего грозный владыка. Среди многочисленных придворных служителей, следовавших за Тимуром даже в походах, царило смятение. Двое беков, то есть дворян, помогавших властителю подняться с ложа при утреннем его пробуждении, сделали какую-то неловкость, а разгневанный сагеб-керем приказал отрубить им головы. Один слуга, опахивавший повелителя огромным веером по причине жаркого времени не мог удержаться, чтобы не чихнуть, и великий хан повелел задушить его. Любимые жены Тимура, с лютнями в руках, хотели было развеселить его песнями и плясками, но Тимур так мрачно поглядел на них, что они поспешили исчезнуть…

— Великий хан гневается! Великий хан гневается!.. — пронеслось по всему стану, и мертвая тишина воцарилась кругом, точно не четыреста тысяч человек тут собралось, а только четыре десятка.

Монголы любили своего главного вождя, но и боялись его. Характер Тимура был таков, что в гневе он все мог сделать. И поэтому едва стало известно, что великий хан гневается, как в необозримом стане монголов все затаили дыхание и даже лошадей отогнали подальше, чтобы ржание и топот их не долетали до высокого слуха повелителя.

И тихо-тихо стало около огромного шатра владыки мира. Служители ходили на цыпочках. Эмиры, князья, воеводы и прочие вельможи, собравшиеся на лужайку перед временным жилищем Тимура, потупили глаза в землю и молчали. Красавцы телохранители, в золоченых шлемах и доспехах, с обнаженными мечами в руках, тройным рядом стояли вокруг шатра и, казалось, замерли в этом положении. В отдалении виднелись массы бесчисленных воинств Тимура, притихнувших по мановению рук своих начальников, и в каждой голове мелькала робкая мысль:

«А что пресветлейший хан? Усмирилось ли сердце его? Покинули ли его думы мрачные?.. Наставь его, великий Аллах, на милость к слугам своим!»

А виновник этого переполоха, полулежа на груде подушек, сурово нахмурил брови и, вперив очи в шелковый верх шатра, думал тяжелую думу.

Что-то удерживало его. Какое-то властное чувство, в котором он не мог отдать себе отчета, точно шептало ему:

— Не ходи далее! Не ходи! Если же пойдешь ты, счастье отвернется от тебя!

И всегда деятельный владыка мира ныне бездействовал, не двигаясь ни взад ни вперед.

«О, Аллах! О, великий пророк Магомет! — мысленно восклицал Тимур, устремляя глаза кверху. — Зачем вы оставили меня? Я ли не воздвигал вам мечетей, я ли не истреблял неверных во славу Божию, а в сии дни вижу, что разум мутится у меня. Не смею я вперед идти… Не смею? О, слово какое! Не робость держит меня, а что-то другое… А надо идти вперед! Что подумают обо мне эмиры, князья и воеводы, если я назад поверну? Нет, вперед, вперед!.. А если изменит счастье?..»

О русских людях хан составил довольно верное представление. Это такой народ, который умирает бестрепетно, если не может взять перевеса над врагом. В Ельце и некоторых мелких городках, попадавшихся на дороге монголам, великий завоеватель видел, как защищаются русские; но он видел также, что единства в русских военачальниках нет, что всякий действует по-своему, что в чистом поле русские уже не так стойки, — и надеялся покорить Русь без труда… Но мысль о каком-то неотвратимом несчастий, если он пойдет вперед, тяготила его и наполняла сомнениями его душу…

Неподвижно лежал Тимур, безмолвие, окружающее шатер, располагало к размышлениям, и вот перед мысленными взорами великого хана стали развертываться и проноситься картины прошлой жизни, богатой всевозможными удачами.

Вот видит себя Тимур двадцатилетним юношей, исполненным силы и отваги. Отец его, незначительный монгольский князь Аксак, владеющий тремястами семейств на правах данника хана кашгарского, был не богат, но и не беден; доходы его были не велики, но давали ему возможность достойно жить со своим семейством. Миролюбие было отличительною чертою старого князя. Тимур же любил волнение, шум, удалые подвиги, славу, свободу. И, не находя удовольствия жить в тихом доме почтенного отца, молодой человек скитался по равнинам Великой Бухарин, собирал охотников и устраивал набеги на гетов или калмыков, угнетавших его родной народ. Так, в непрестанном разгуле и разъездах, столкнулся он с одним могущественным эмиром, которого чем-то оскорбил. Эмир же был жесток и злопамятен. Не имея обыкновения прощать обид, собрал он отряд своих наездников, нагрянул на владения князя Аксака и убил его со всеми домашними, за исключением Тимура, который успел спастись. Двор Аксака был разграблен и сожжен, а подвластные ему семейства были отведены в плен. С этого дня характер Тимура изменился. Улыбка исчезла с его лица, веселье и разгул прекратились. Он долго пребывал в мрачной задумчивости, не зная, что делать, что предпринять, молился Аллаху и пророку его Магомету, дабы получить указание о верном пути, и наконец план его созрел. «Или вознесусь превыше всех в мире сем, или умру, как подобает сыну благородного князя, если неудача постигнет меня», — сказал он себе и деятельно принялся за дело. Товарищи для первых подвигов нашлись. Это были такие же молодые, бесшабашные головы, как он. Набрав триста вооруженных всадников, Тимур вторгнулся с ними во владения ненавистного эмира, убил его собственными руками, а подвластных ему людей не тронул. Последние были растроганы подобным милосердием молодого человека и признали его своим владетелем вместо эмира. Тимур умножил ряды своих приверженцев, вступил в соглашение с другими владетельными князьями и эмирами и, совершив многие битвы, ослабил могущество хана кашгарского и гетов, угнетавших чагатайских монголов. Монголы стали независимы; чагатайская держава восстановилась. Но тут началась смута между отдельными владетелями, испугавшимися властолюбия сына Аксака, и в борьбе с ними Тимур провел не один год…

Твердо и неуклонно шел молодой человек к намеченной цели. Успех сопутствовал ему. Когда ему исполнилось тридцать пять лет от роду, он уже находился на вершине славы. Внутренние враги были усмирены, внешние — не без боязни взирали на отважного витязя, приобретавшего все большую силу и значение… И каким же торжеством вспыхнули очи великого хана, когда он вспомнил о том дне, в который народ чагатайский венчал его именем верховного властителя…

Великолепное было это зрелище. Бесчисленные толпы народа стеклись в город Самарканд, избранный Тимуром для своего пребывания. Эмиры, князья, воеводы, старейшины народные окружали нового властелина, сидевшего на золотом троне хана Угадая, сына Чингисхана, потомком которого он провозгласил себя. На голове Тимура был царский венец, на плечах дорогие одежды, усыпанные золотом и драгоценными каменьями; в руках он держал скипетр и державу. Самарканд был окружен двумястами тысяч преданного ему войска, а самые гордые эмиры пресмыкались у ног Тимура… Началась великая церемония. Множество почтенных служителей Магомета, во главе с патриархом-шейхом, венчали его на царство и нарекли сагеб-керемом — владыкой мира. Восточные поэты воспевали его подвиги. Музыканты гремели на инструментах. Войска и народ кричали: «Слава великому хану!» Вельможи смиренно преклонили перед ним колена и сложили свои мечи к его ногам в знак того, что отныне оружие и жизнь их принадлежат вновь венчанному владыке и он вправе распоряжаться ими по своему усмотрению!..

А давно ли, кажется, минуло то время, когда сын князя Аксака, укрываясь в пустынях от неприятелей, имел одного тощего коня и дряхлого верблюда, чем ограничивалось все его достояние?!

Самодовольная улыбка скользнула по губам Тимура.

— Из бездны ничтожества поднялся я на вершину славы, — прошептал он, — и с помощью Аллаха не упаду вниз! Полмира завоевано мною, остальное не уйдет от меня!..

Он зажмурил глаза, чтобы ярче и полнее представить в своем воображении те великие дела, которые он совершил, и чудные картины развернулись перед его мысленным взором.

Вот он сагеб-керем — владыка мира. Но это только по названию. В действительности самодержец чагатайский владел только Великою Бухарией с прилегающими к ней областями китайскими и кашгарскими, а остальной мир был от него независим. Следовало показать себя. И отважный Тимур показал. Исполненный веры в свое счастье, предпринял он завоевание восточных берегов Каспийского моря, населенных воинственными народами, и успех увенчал его труды. Прикаспийские страны были покорены. Тогда он устремился на Древний Иран, или Персию, и в нескольких битвах решил судьбу будущего достояния шахов. В Персии господствовали многие князья из рода Чингисхана, но, не имея связи между собою, легко подпали под власть предводителя монголов. Сокровища из персидских городов, расположенных между реками Оксом и Тигром, были вывезены громадные. Иран сделался частью чагатайской империи. Но это не удовлетворило Тимура. Отличаясь кипучею деятельностью, он заставил богатый Ормус заплатить ему дань золотом, взял Багдад и долго жил в этом полусказочном городе, прельстившем его роскошью построек, благоухающими садами, прекрасными каналами и, главное, процветающими в нем науками и художествами, которым он искренно или лицемерно покровительствовал…