Читать онлайн «Завещание императора». Страница 31

«Осколки стекла прорезали желудок и кишки», — шепнул Постумий. Сразу после обеда и неудачной рвоты он дал выпить больному густое питье — дабы осколки обволокло творожистой массой в желудке. Но, видимо, опоздал с принятыми мерами.

Лекарь вдруг ухватил трибуна за локоть крепкими цепкими пальцами — будто ущипнул. Оттащил в сторону подальше от кровати.

— Ему не выкарабкаться, — шепнул Постумий Марин. — Жар не спадает. И живот твердый как доска…

— Что он пишет?

— Письмо Траяну… Он все время пишет Траяну. Прежние письма все переписаны на пергамент, и меж ними вставлены ответы императора. Он собрал уже целую книгу из этих писем… И вот — сочиняет прощальное.

— Сколько ему осталось?

— День… два… может быть. Я дал ему маковой настойки, чтобы облегчить боль. Но он может не дожить и до вечера.

— Наместник знает, что умрет?

— Знает.

— А его жена?

Постумий согласно кивнул.

— Что я могу сделать?

— Видимо, ничего… Просто побудь с ним.

Приск придвинул стул и уселся рядом с кроватью.

— Я чуть-чуть опоздал, — сказал он со вздохом. — Опознай я этого мерзавца на день раньше… — Приск замолчал.

Он вдруг понял, что как раз это не имело значения. Что — напротив — прости он Авла и не скажи ничего о прошлом дезертира, дай понять, что мести не будет, — не было бы и смерти Плиния, и казни Сиры, и грядущей смерти Авла.

— Я прихожу, чтобы разрушать… — покачал головой Приск, сам подивившись своей роли в этой истории.

— Авла Эмпрония отправят в Рим. Калидрома возьми… с собой… — пробормотал Плиний, продолжая бессмысленно ковырять воск. — Калидром не виноват. Он — отличный повар. Будет готовить Адриану. Не убивай его. Я распорядился выдать тебе тысячу денариев на дорогу.

— Благодарю за щедрость, наместник…

— Из моих домашних никого не казни, кроме самой виновницы. Никто не смог бы ее остановить… Ярость женщины всегда опасна. — Плиний попробовал улыбнуться. — Ты же видел. Не хочу, чтобы кто-то из моих рабов умер без вины. Я уже продиктовал нотариусу свою волю. Прочти и подпиши… Никто не должен умереть без вины… — повторил Плиний.

— Никто и не умрет, — пообещал военный трибун.

Нотариус подсунул Приску таблички — так называемый легат, то есть дополнение к завещанию. Трибун прочитал, поставил подпись и покинул таблиний.

Какая странность…

Все разрешилось само собой. Никто более не помешает Приску отвезти завещание Адриану. Крылатое колесо Фортуны повернулось как надо.

Плиний прожил еще почти целые сутки.

Военный трибун рассчитывал погостить в Никомедии день или два — задержался на восемь — до кончины наместника и его похорон. И еще — чтобы проследить, как отправят в оковах в Рим римского гражданина Авла Эмпрония.

Но до Италии Авл не доехал. Он не доехал даже до Эфеса, куда его везли в отдельной деревянной клетке под охраной. Так случилось, что на дороге возник вдруг затор… Опрокинулась повозка с вифинским лесом и загромоздила проезд. Пока сопровождавший повозку солдат бегал разбираться, что случилось, пока орал на неповоротливых возчиков и грозил всех тут же распять вдоль дороги, возле повозки оказался здоровый парень в грязном плаще с капюшоном. Огляделся, пристроился вплотную к клетке… Авл еще успел повернуть голову, даже рот открыл, дабы спросить: «Что надо…»

Но так и не спросил. Рука незнакомца змеей выскользнула из-под плаща, сверкнуло не на миг — на долю мига — жало клинка меж деревянными прутьями клетки, сверкнуло и исчезло. Авл вздрогнул всем телом — от макушки до пяток, изогнулся, в груди у него захрипело…

Еще доля мига — и рядом с клеткой уже никого не было. Авл же, откинувшись на деревянные прутья, медленно сползал на пол, на землю сквозь щели меж досками быстро и часто капало. Если бы в тот момент Приск оказался рядом, то, возможно, почудился бы ему рядом с клеткой призрак Афрания Декстра.

Но Приск в это время в сопровождении юного Марка, Сабазия и Калидрома ехал в Антиохию. Максим же куда-то пропал накануне, сказав лишь, что надобно выполнить одно дело для хозяина. Приск не заблуждался насчет того, кого именно Максим считал своим хозяином.

Когда солдат-конвоир вернулся к клетке, то увидел, что арестованный мертв, его туника и доски пола — в крови. И еще увидел, что на руке у мертвеца не хватает безымянного пальца. С полчаса солдат метался по дороге, пока убирали рассыпанные бревна, кричал на хозяина повозки, вновь грозил тому смертью, вытянул некстати подвернувшегося раба плетью, потом помчался верхом назад в Никомедию, но, разумеется, никого не поймал.

Максим нагнал Приска и его спутника на другой день. Вольноотпущенник ни слова не сказал о том, куда отлучался. А Приск — не стал спрашивать.

Осень 866 года от основания Рима

Провинция Сирия

Пестрая змея из пеших, спальных экипажей, повозок с клетками и верховых растянулась чуть ли не на милю по дороге в сторону Антиохии. Все, кто намеревался этой зимой подзаработать, стремились в восточный центр империи: колесничие из Лаодикеи, комедианты из Тира, мимы из Кесарии, певцы из Гелиополя. Вслед за жонглерами и танцовщицами двигался караван, груженный шелками, благовониями и специями. За ними в двух удобных повозках — юные красотки, закупленные на рынках в Вифинии для храмов Дафны одним богатым антиохийцем, в основном юные белокурые дакийки, — после поражения Децебала и уничтожения независимого царства юные девушки из горный страны высоко ценились на Востоке. Следом — еще один караван с клетками, полными зверья. За опасным грузом ехали верхом борцы, а за ними — канатные плясуны, все гибкие, подвижные. Взрослые, похожие на подростков, подростки — на не сумевших вырасти взрослых. К плясунам пристроился бродячий философ — его тронутые сединой кудри сделались вскоре серыми от дорожной были.

Гомон, крики, ржание лошадей.

И наконец — последними в этом бродячем маленьком городе передвигались гладиаторы, их набралось около трех десятков, ланиста путешествовал в спальной повозке, время от времени пересаживаясь на гнедого жеребца-трехлетку, чтобы размяться. Ланиста выглядел еще крепким мужчиной лет под сорок — с начинавшими седеть на висках курчавыми волосами и короткой, аккуратно подстриженной бородкой. По недомолвкам и намекам Приск решил, что прежде ланиста служил в легионе, но по какой-то причине до срока оставил службу и теперь занимался делом пусть и прибыльным, но совсем не почетным. Звали ланисту Вибий, был он римским гражданином, родом из Эфеса, но на вопросы, где жил прежде и в каком легионе служил, ничего не отвечал и принимался рассказывать о предстоящем веселье в Антиохии и о том, как ловко ведет дела в Сирии новый наместник Адриан, пусть даруют ему боги долгие годы жизни. Ланиста выглядел человеком небедным: спальня на колесах, одежда, отличный жеребец — все это были знаки достатка. Да и гладиаторы у него набрались не из худших. Самые надежные и испытанные бойцы трусили на мулах вслед за деревянной повозкой с дорогим и богато украшенным оружием, замыкала же маленький караван деревянная клетка с пятью новичками — этим хозяин явно не доверял.

Раза четыре за день обгоняли путников скачущие на свежих почтовых лошадях бенефициарии. Приск всякий раз с завистью провожал взглядом быстроногого скакуна.

Однажды каравану пришлось прижаться к самой обочине, пропуская конный отряд. Судя по значкам — в Антиохию следовали всадники из Третьей Ульпиевой милиарной конной когорты петрийских лучников. После того как Корнелий Пальма завоевал для Траяна Набатейское царство (не без усилий, но и без тяжких трудов), из местных сформировали шесть смешанных когорт. Солдаты бывшей царской армии без заминки вступали в новые когорты.

Командир алы приветствовал военного трибуна громким гортанным криком, но не остановился — проскакал мимо, а за ним пронеслись: знаменосец, трубач с ярко сверкнувшей на солнце трубой за спиною, декурион, смуглый, почти черный под янтарно блестящим на солнце шлемом. Отбили дробь копыта коней. Всадники скакали по два. Пять пар, потом опять — декурион. Ала шла налегке, без повозок, навьючив все потребное в дороге на лошадей и мулов.

Приск невольно залюбовался подобранными один к одному конями, серебряными украшениями упряжи, чешуйчатыми панцирями, блестевшими, несмотря на покрывавшую их пыль.

В этот момент трибун отчетливо понял — война уже близко.

Плоская равнина простиралась почти до горизонта, и только вдали вставали горы с заснеженными вершинами. Вокруг не было жилья — если не считать почтовых станций, построенных на расстоянии дневного перехода. Время от времени на равнине появлялись пастухи с отарами овец, да еще вдали караван верблюдов уходил в сторону гор.