Читать онлайн «Сотворение мира». Страница 31

В тот день в Сардах я видел, как один несчастный бросил свои половые органы в открытую дверь, но не попал и истек кровью прямо на дороге. Считается кощунством прийти на помощь будущему жрецу Кибелы, не сумевшему, как это случилось, найти подходящего дома для своих гениталий.

Церемония служения Кибеле была нескончаема. Фимиама накурили столько, что образ высокой богини, стоящий, точнее, стоявший в греческом портике, был за дымом еле различим. По одну сторону от богини стоял лев, по другую — две извивающиеся змеи.

Старик Ард находился рядом с верховной жрицей, выполняя все, что в таких случаях полагалось последнему представителю лидийской царственной династии. Жители Сард были в подобающем случаю экстазе, Артафрен с Гиппием старались не проявлять своей скуки. Милон, однако, зевал.

— Как я все это ненавижу! — как всегда по-мальчишески просто заявил он мне.

— И я, — совершенно искренне ответил я.

— Они еще хуже, чем наши школьные маги.

— Ты хотел сказать: маги, следующие Лжи. — Я соблюдал почтительность.

Милон хихикнул:

— Если ты жрец огня, что ты тут делаешь, вырядившись воином?

Прежде чем я придумал холодный, уничтожающий ответ, вдали показался скачущий во весь опор всадник. Он спешился и привязал коня прямо у храма, тем самым совершив святотатство. Артафрен удивленно смотрел, как вновь прибывший идет к нему с посланием в руках. Удивление его возросло куда больше, когда он прочел: ионийский флот встретился с афинским, и теперь корабли стоят на якоре у Эфеса. Хуже того, от Милета на юге и до Византия на севере все греческие ионийские города выступили против Великого Царя.

Через неделю Артафрен давал пир во дворце Креза. Не помню, по какому поводу. Помню только, что незадолго до полуночи один из гостей заметил, что в городе пожар. Поскольку Сарды построены бестолково, никто не придал этому значения: каждый день дома горят и каждый день их отстраивают. Эмблемой Сард должен быть не лев, а феникс.

Пока Гиппий напоминал нам в очередной раз о любви греков к его семейству, прибывали все новые сообщения: греческие войска высадились в Эфесе. Маршем идут на Сарды. Они — у городских ворот. Они уже в городе. Они подожгли город.

Артафрен не просто растерялся, он не смог этого скрыть — явный признак, что для большой войны такой человек не создан. Но с другой стороны, кто мог поверить, что банда безрассудных ионийцев и афинян наберется дерзости вторгнуться в глубь персидской территории и поджечь столицу Лидии?

Артафрен приказал собрать войска. Всепожирающее пламя превратило ночь в день, и мы, спеша в парк, где собиралось войско, ясно видели друг друга. Воины были готовы сражаться. Но где же враг? К тому же до неба вздымались красно-золотистые языки пламени, и некогда прохладная ночь зноем не уступала летним дням в Сузах.

Наконец показался один из помощников Артафрена. Нам «в строгом порядке» надлежало отступить к акрополю. К сожалению, приказ пришел поздно. Все пути из города были отрезаны пламенем, и нам оставалось одно: спешно идти на базарную площадь. Если случится худшее, мы по крайней мере сможем броситься в реку и переждать, пока пожар иссякнет сам собой. Что и говорить, эта мысль пришла в Сардах не одним нам. Когда мы подошли к ограде, на площади уже было не протолкнуться — горожане вперемешку с персидскими и лидийскими воинами давно заполнили ее.

Думаю, последний день мироздания будет похож на пылающие Сарды. Оглушительные крики людей, рев скота, грохот рушащихся зданий, когда огонь по воле переменчивого ветра бросался то туда, то сюда.

Но уничтоживший Сарды ветер спас нам жизнь. Не будь он так порывист, мы бы задохнулись в огне, а так тяжелый воздух все же позволял дышать. К тому же окружавшая базар высокая стена служила защитой от огня. На самом базаре не загорелось ничего, кроме ряда пальм вдоль отражающей пламя глубокой реки.

Я молился Мудрому Господу, дрожа от мысли о расплавленном металле, который ожидает в конце земной юдоли. Никогда я не чувствовал себя таким беспомощным.

— Можно сделать плот и уплыть по течению, — сказал Милон.

— Прямо к твоим афинянам. Они перебьют нас, когда мы будем проплывать мимо.

— Ну у нас же будет плот… Можно поднырнуть под него, как эти люди.

Многие горожане барахтались в воде, держась за деревянные обломки или надутые бурдюки.

— Нужно сбросить доспехи. — Я предпочитал утонуть, чем сгореть, но в тот момент не хотелось спешить с окончательным выбором.

Милон покачал головой:

— Я не могу бросить оружие.

Профессиональный воин и наследник тирана, он должен был погибнуть с оружием в руках. Но вокруг не с кем было сражаться, кроме двух из четырех первоэлементов.

Внезапно на площадь вылетела лидийская конница, у одной из лошадей горела грива, так же горели косы ее всадника. Словно сговорившись, конь и всадник нырнули в реку.

К счастью, тут появился начальник штаба Артафрена. Не помню его имени, что с моей стороны черная неблагодарность — ведь он спас нам жизнь. Это был крупный мужчина, в руке он держал короткий хлыст и вовсю орудовал им, не делая различий между горожанами и воинами.

— Собраться! Построиться! Конница — налево, к стене! Пехота — поротно вдоль берега! К горящим деревьям не подходить! Горожанам — на другой берег.

К моему изумлению, мы снова превратились в дисциплинированное войско. Помнится, я подумал: теперь мы сгорим заживо в четком строю. Но огонь остался за ограждающей рынок стеной. Для греков, однако, это была не преграда. С громкой победной песней они беглым шагом приближались к базарной площади, но, увидев персидское войско в боевом порядке и лидийскую конницу, остановились как вкопанные.

Пока жители Сард бежали в укрытие, командир персов дал сигнал к атаке, и греки без звука ушли туда, откуда пришли. Конница пыталась преследовать их в объятых пламенем извилистых переулках, но греки оказались слишком проворными, а пожар слишком лютым.

К полудню две трети Сард сгорели дотла, а угли тлели еще не одну неделю. Но построенный кое-как город был с удивительной быстротой отстроен заново, и через шесть месяцев Сарды стали прежними, и даже лучше, если не считать храма Кибелы, который так и остался лежать в руинах. Для нас все обернулось к лучшему. Если раньше лидийцы склонялись к грекам, теперь они так разозлились за оскорбление своей богини, что на пути к Эфесу лидийская конница уничтожила половину греческого войска.

Тем не менее стратегия греков дала свои плоды: они бросили вызов Великому Царю в самом сердце его империи. Они сожгли лидийскую столицу и вынудили Артафрена для защиты Лидии снять осаду Милета. Тем временем объединенный флот Аристагора и Афин оказался вне нашей досягаемости, а это значит и непобежденным.

Потом, в ту же зиму, восставшие ионийские города сплотились вокруг Кипра, и Персии пришлось вести войну с новым грозным противником, известным под именем Ионийское Содружество.

Два года я пробыл штабным офицером в Сардах. Меня посылали во многие экспедиции на север страны. Однажды мы попытались (неудачно) вернуть город Византии. В Сардах же меня застала весть о смерти Гистаспа. Он умер, надзирая за постройкой гробницы для Дария. Я горевал о нем. Это был лучший из людей.

В Сардах я помог Мардонию отпраздновать его первую победу на Кипре во славу Персии, потом — его женитьбу на Артазостре, дочери Великого Царя. Если верить Лаис, это была милая девушка, но от рождения совершенно глухая. У Мардония родилось от нее четверо сыновей.

Незадолго до моего возвращения в Сузы Гистиэй поднял мятеж против Великого Царя, и Лаис решила, что пора навестить свою семью в Абдере. Она всегда знала, когда исчезнуть, а когда появиться вновь. В свой срок Артафрен захватил Гистиэя в плен и казнил его. К тому времени Лаис с трудом вспоминала его имя.

Когда я вернулся домой, в Сузы, меня удивило — в те дни я еще был чрезвычайно наивен, — что никто не хочет и слышать про Ионийский мятеж. Хотя сожжение Сард вызвало шок, двор не сомневался, что греки скоро понесут наказание, и теперь у всех на уме был только последний претендент на вавилонский трон. Не знаю времени, когда бы на этот древний трон никто не претендовал. И сейчас время от времени с вавилонских окраин появляется какой-нибудь чудак, чтобы объявить себя наследником Навуходоносора. У остатков старой царской фамилии это всегда вызывает переполох и раздражает Великого Царя. Несмотря на природную лень, вавилоняне склонны к беспорядкам, особенно сельские жители, когда перепьют пальмового вина.

— Меня посылают подавить мятеж, — сказал мне Ксеркс.

Мы находились на тренировочной площадке, где так много времени проводили в детстве. Рядом упражнялось в стрельбе из лука новое поколение персидской знати. Помню, я подумал, какие мы уже старые и как хорошо, что больше не зависим от своих учителей-магов.